Клещенко Елена - Наследники Фауста

• Название: Наследники Фауста
• Автор: Клещенко Елена
• Жанр: Альтернативная история

Здесь лежит роман, от которого отказались «Эксмо», «Форум», «Лениздат» и один хороший литагент. Причина мне понятна, но мое нежелание переделывать этот роман под формат сильнее желания видеть его когда-нибудь напечатанным. Лучше я его прямо сейчас выложу в Сеть. Германия, 1540 год. Девушка-сирота узнает, что она дочь Фауста и несчастной девицы, обольщенной знаменитым чернокнижником (не так все было, как писал тайный советник Гете, совсем не так...). Warning: 1) стилизация под то время, 2) нет батальных сцен, персонажи — ученые и женщины, 3) много букв.

---

Назвав это помещение больницей, я бы польстил испанцам непомерно; сей дом был просто-напросто местом, где одни умирали, а другие - счастливцы - выздоравливали. Я надеялся стать счастливцем: излечиться, когда придет срок, от своей притворной лихорадки и не подхватить настоящую. Уповал я еще на то, что слово господина Хауфа и его слуги не столь много значит для отплывающих моряков, купцов и офицеров, и уж коли заболел присланный врач, то можно им будет отплыть без врача либо взять другого, меня же предоставить моей собственной участи.

Монахи-августинцы, которые ходили за больными, были славными людьми. С одним из них, братом Георгием, или Хорхе, я перемолвился по-латыни, и мы стали приятелями. Я не решался ему открыться, пока мы не подружимся ближе, но втихую мазался мазью, и по утрам очередной брат-августинец, подходя ко мне, покачивал головой. Удивлялся, должно быть, отчего немец не помирает и не выздоравливает.

Брат Хорхе вел со мной долгие беседы, надеясь избавить мою душу из западни, расставленной Лютером. Не знаю, чем я приглянулся ему, но был он со мной красноречив и страстен. Я дал понять, что считаю нынешнего папу ученым и достойным человеком, а суждения о нем иных протестантов - прискорбной ошибкой, и монах, как видно, решил, что семена, упавшие в добрую почву, дают ростки.

Мазь, которой я воспользовался, вряд ли могла убить в столь малой дозе, а чтобы умерить и сократить ее действие, я выпивал столько воды, сколько мог выпросить, но все же на третий день почувствовал боли в пояснице, онемение в пальцах и понял, что пора кончать с этой шуткой. Медленное отравление могло привести к таким последствиям, что лучше бы утонуть в океане. Я собирался прекратить экзекуцию сразу, как только узнаю об отплытии нашего флота, тут же - Господь простит того, кто лжет под страхом смерти - объявить о своем возвращении в лоно католической церкви и таким путем достичь двойного успеха: объяснить мое телесное выздоровление через выздоровление духа и избежать когтей инквизиции. А там что Бог даст.

Однако не суждено было оправдаться моим расчетам. На четвертый день ко мне заявился Динер с двумя солдатами (не теми, что сопровождали нас в пути) и незнакомцем моих лет. По светлым, коротко остриженным волосам я признал в нем соотечественника, а по его латыни - врача, учившегося в Гейдельберге.

– Как вы сами думаете, что с вами, коллега?

– Полагаю, красная лихорадка.

– Четыре дня, и ни кризиса, ни облегчения?

– Сам дивлюсь. Видимо, надо подождать седьмого дня?

– Вы задерживаете отплытие корабля.

– Корабль еще не отплыл? - Это меня поразило.

– Ваш корабль ждет вас, им нужен врач. Божьей милостью, они догонят флот вместе с вами.

– Но если я болен?

– Ваша болезнь странна, и по времени, в какое началась, и по ходу своему.

– Что вы подразумеваете?

– Снимите рубаху.

Я разделся, всячески стараясь показать, как меня знобит и лихорадит. Я уже понимал, к чему клонится, и порадовался, что ладанку с мазью догадался спрятать в постели. Он осмотрел мою сыпь, постоял молча, сжав губы в нить, а затем сказал протянуть руки.

Что поделать… На кончиках пальцев была та же самая сыпь, чего при лихорадке, пожалуй, не случается никогда. Как ни старался я поменьше прикасаться к мази и почище обтирать руки, все же она была слишком едкой. Мы встретились взглядами, и в тусклых его глазах блеснуло понимание.

– Ты симулянт?

– Не выдавай меня, брат-медик, - попросил я. Это было дерзостью, хоть мы и говорили по-латыни; потом уж я смекнул, что понять мои слова могли монахи, да и умник Динер мог знать латынь в достаточной степени; было бы чудом, если бы этот человек согласился помочь мне. Чуда не произошло; брат-медик холодно усмехнулся, повел плечом на итальянский манер:

– Наклони голову.

Когда недоразумение разъяснилось, Динер подошел вплотную ко мне. Губы у него были серые и тряслись, а я не нашел ничего лучше, как ухмыльнуться, за что и был примерно наказан. После первого его удара солдаты схватили меня за руки, но я и не собирался ухудшать свою участь неповиновением. По-человечески я понимал Динера: ведь он отвечал за мое отплытие перед моим дражайшим другом.

На улице, наполовину белой от солнца и пыли, наполовину черной от теней, прохожие мрачно косились на иноземцев. Небось, фламандцы проклятые, ишь, говорят на своем поганом наречии и людей не стыдятся. Двое в кирасах и третий между ними - со следами побоев на лице.

– Что, господин доктор, не удалась твоя затея? - спросил сопровождающий. Второй солдат был молчалив и в разговоры не вступал.

– Не удалась.

– Не хочешь, стало быть, на корабль?

– Не хочу.

– Так чего ты подряжался, раз плыть не хочешь?

– Я не подряжался.

– Во врет! Да ты не горюй. Вернемся богачами, всех плясать заставим! Я вот сам почему решился - жениться собираюсь.

– И для этого едешь в Новый Свет? - доктор через силу улыбнулся. - Немецкие девушки тебе не по нраву?

– Дурак ты, я на соседке хочу жениться. Да она не пойдет за простого солдата. А там, куда мы плывем, - там ведь Золотая Страна, Эльдорадо на испанском. Там золото под ногами валяется, вот как этот камень, бери да в сумки складывай.

– Вот сам ты дурак и есть, коли веришь.

– Это почему еще?

– Где прошли испанцы, там на земле не то что золота, но и гроша медного не валяется. Может, раньше в этой стране золото и было, да теперь из него уже сделали колечки для мадридских девок.

– Нет, испанцы там и сами еще не были.

– Ах так? А откуда же они знают про эту страну?

– Откуда-откуда, тоже еще умник. От самих индейцев, вот откуда.

– Ага. Это как мы в ту войну выходим к хутору, а хозяин причитает: ничего, мол, нету, милостивые господа, все забрали до вас, а вот у соседа моего и куры, и кабанчик, и корова с быком… Все бы хорошо, одно плохо: не было у старого хрыча никаких соседей, ничего мы не нашли.

– Иди ты в задницу со своим враньем! - обиделся конвоир. - Так я тебе и поверил. Трус ты, и больше ничего. Вот приплывем туда, увидишь, что я прав.

– Если будем живы, - негромко договорил доктор.

– Да ты не трусь. Думаешь, испанцы тебя убьют? Брось, итальянцев мы били, французов били, их тоже будем бить. А темнокожие - они нагишом бегают, уж их-то не бойся. А ты сам воевал, что ли?

– Лекарем был в отряде.

– А-а. Ну, значит с ремеслом нашим знаком. Не трусь, говорю, там легче будет, чем с нашими мужиками. У наших-то вилы, цепы, а у тех-то одни камни да дубинки. Ну, луки еще, правда. А у нас аркебузы, клинок у каждого, опять же пушки. Так что ты не тоскуй.

Глава 17.

Оживить кристалл нам так и не удалось. Гомункул бранился.

А чего вы хотели, гусыни? Он был болен, а больного-то легче найти. Пока у тебя печень не болит, ты знаешь, где у тебя печень?… Да ни шиша ты не знаешь, тоже еще, доктор медицины в чепце. Зато когда заболит, не ошибешься. Так и с этой штукой.

– Значит, теперь он?…

Или выздоровел, или помер, одно из двух. Но скорее первое. Вижу, большего прока от вас не дождешься.

С тем мы и остались. Через некоторое время после этого снова явился управляющий, господин Фогель, с известиями об урожае. Я сказала ему подождать и послала Ханну за Альберто, как мне было велено. Тот пришел и сам повел разговор. Вскоре управляющий стал беспокойно улыбаться и кланяться, и тут же выяснилось, что он по странной случайности сделал ошибку в расчетах, а на деле расходы в нашем имении не превышают доходов, и нам с мужем причитается не менее ста гульденов, которые он, господин Фогель, предоставит мне вскорости.

Вместе с Альберто я опять навестила нотариуса. Юридически все оказалось безупречно: я и мой муж имели равные права на все наше имущество, и любой из нас мог распоряжаться им как пожелает. За будущее нашего сына я могла не бояться.

По крайней мере, за ближайшее будущее. Я продолжала заниматься математикой так усердно, как позволяло «Наставление для беременных», и Альберто говорил, что я достигла удивительных успехов. Я надеялась, что он не преувеличивает из пристрастия и южной пылкости. Если я сумею стать действительно хорошим астрономом, мы с сыном не будем бедствовать, хотя бы все золото Фауста обратилось в черепки. Астрономам платят за составление карт, за прогнозы затмений. А то, что астроном - женщина… может, Альберто подскажет, как это скрыть от заказчиков? В самом крайнем случае можно будет заняться астрологией, хотя сути этой науки я по-прежнему не постигала.

От письма и чтения у меня начали уставать глаза. На одной из полок в библиотеке я нашла ларчик с флорентийскими стеклами - две линзы, оправленные в одну оправу, которая приспособлена для того, чтобы надевать ее на нос, линзы же при этом приходятся напротив глаз и облегчают их труд. Все это я знала из книг и от господина Майера, но, должно быть, делала что-то неправильно - как я ни надевала стекла, буквы только хуже расплывались. Пришлось обходиться простым стеклом для чтения.