Вирджиния Спайс - Роковые цветы

• Название: Роковые цветы
• Автор: Вирджиния Спайс
• Издательство: Русич
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2005
• ISBN: 5-8138-0642-3

Действие романа разворачивается в Древнем Риме…

---

Претор Флавий в шлеме, легких доспехах, мокрой синей хламиде, покрывающей круп коня, скакал, гордо вскинув голову. В свете костров он увидел неподвижно стоявших катафрактариев в узких позолоченных кольчугах, делавших их похожими на рептилий. На их тяжелых конях так же красовалась броня, сплетенная из множества плоских колец. Юлий восхитился видом всадников. У его шатра вяло трепетали знамена, бегали рабы-азиаты в длинных одеждах без пояса, у входа стояли преторианцы с обнаженными мечами. Командиры когорт и манипул приветствовали своего претора.

Цизий уже скатился с пологого склона Целийского холма, пугая бродячих псов, дерущихся за отбросы. Немые дома в жидком лунном серебре нависли над запутанными руслами улиц. Возведенные Домицианом по всем кварталам Рима и изукрашенные императорскими триумфальными отличиями, священные храмы таяли в холодной синеве ночи. Их ворота и арки, кое-где слабо освещенные чадящими светильниками, были увенчаны колесницами и изваяниями богов и напоминали сейчас гранитные глыбы. Сарматы скакали рядом с цизием, и Юлия замечала их нескромные взгляды.

В городе чувствовалось мятежное брожение. Метались какие-то тени, маршировали когорты преторианцев. Вой и крики разносились по улицам. Пронеслись турмы конницы во главе с декурионом, в развевающейся хламиде и с луком в руке.

Тучи сгустились, тонкий свет луны, подобный яркой грезе, поглотил мрак. Туман, как расправленный паллиум, покрыл город от Авинтина до Ватикана. Повсюду горели огни. Слышались вопли и плач, топот множества ног и звон оружия, в переулках металось испуганное эхо и отголоски кровопролития.

У обочин валялись изуродованные тела в порванных туниках. Мелькнули черные сандалии сенатора. Он сидел, привалившись к желтой стене дома, похожий на пьяного, с распахнутыми глазами и порванной шеей. Грязная тога задралась, бесстыдно обнажая ноги мертвеца. Вокруг стонали раненые, зажимая руками кровь, их протяжные крики не тревожили молчания убитых. Причитали женщины…

Кони наскочили на мертвых, лежащих посреди улицы, и шарахнулись, едва не опрокинув цизий. Это были преторианцы, растерзанные, оборванные. Над их трупами надругалась толпа. Рукоять меча с обломанным лезвием блестела в свете красных фонарей…

– О, боги! Адонис! Что они хотят? – воскликнула Юлия.

– Им наскучил прежний тиран, и они требуют нового, – печально ответил сириец.

Они ехали быстро. Сарматы с обнаженными мечами плотно окружили цизий и повозки, запряженные черными лошадьми, гривы которых летели, как флаги. Порывы ветра били в лицо Юлии, охлаждая немые слезы, которых она не замечала. Они ни на что не обращали внимания, Адонис гнал лошадей, желая одного – поскорее покинуть Рим, где Юлия подвергалась опасности, Рим, блудницей раскинувшийся на семи холмах, раскрыв свои недра, увенчав золотые горбы массивами великолепных зданий и омыв свои стопы в грязных водах Тибра – желтых, с кровавыми пятнами, с бесконечными берегами.

Повозки вылетели к форуму и понеслись по Широкой улице, оставляя позади крики и кровь Вечного города. Они видели неосвещенные переулки, что кишели людьми… Центурии преторианцев шли прямым углом, ударяя короткими мечами о щиты, от них беспорядочно бежали люди в туниках, синтесисах, тогах… Мелькали жрецы, понтифики в колпаках, луперки. Фециалы что-то кричали, потрясая пучками вербены, салии – хранители священных щитов, пели непонятную песнь, гарусники поднимали руки к мрачному небу, сжимая оливковые ветви…

Сердце Юлии колотилось. Она бросила взгляд на Адониса, и он улыбнулся ей абсолютно чистой, ясной улыбкой, которая ее ошеломила. Он был красив, красив как Гор, как латинское небо, как лунный камень. Он был нестерпимо красив, этот юноша, набирающий мужскую силу. Он глядел на Юлию с прежней трогательной любовью несмотря на царивший кругом хаос и кровопролитие, и эта минута стала для нее откровением. Казалось, что прекрасный эфеб уже видел Арицию, где они были счастливы вдвоем. И Юлия теперь страдала от страшной раздвоенности, от необходимости любить двух мужчин, не испытывая страсти к единой личности.

Он отвернулся, погоняя лошадей, а Юлия склонилась к его темному профилю:

– Адонис, милый, – произнесла она. – Я стану звать тебя Эпафродий, что значит счастливый. И да покровительствует тебе Афродита!

Залитая огнями Широкая улица пересекала улицу Фламия. Беглецы миновали страшный и гулкий массив арки Корнелия Суллы, продвигаясь вглубь улицы, от которой, как от ствола, росли никогда не освещаемые, с мокрыми деревянными тротуарами, переулки.

Внезапно нахлынула вооруженная толпа, рабыни в ужасе закричали… Сарматы плотным кольцом окружили повозки; кони, испуганные ревущей людской лавиной, хрипели… В похожем на кишку переулке было тесно, всадники рубили плечи и руки нападавших, раненые кони ржали и вставали на дыбы, втягивая ноздрями запах свежей крови. Ярость борьбы охватила сарматов, горячих и агрессивных, они рубили налево и направо, не разбирая во мраке лиц, видя только белые пятна одежд. Кони бешено крутились, задирая узкие морды и перебирая тонкими нервными ногами…

Толпа прибывала. Римляне были вооружены кинжалами и пиками, мелькали мечи. Всадников стали теснить к глухим стенам домов. Их кони падали, истекая кровью, и солдат пронзали десятки копий. Бледная, безмолвная Юлия сидела в высоком цизии, с ужасом наблюдая побоище. Кони рвали упряжь… Адонис попытался прорваться сквозь толпу: грозными криками он побуждал лошадей вклиниваться в людской поток… Какой-то плебей схватил Юлию и стал тащить с повозки. На ее крик резко обернулся всадник и взмахом клинка отсек голову нечестивца. Она, как мяч, упала на колени патрицианки, забрызгивая все вокруг кровью из свисаюшей артерии…

Сириец схватил голову за волосы и метнул в толпу. Он прижал к себе женщину, что-то бессвязно шепча ей в утешение, и покрыл ее краем своего паллиума. Но было поздно. Среди нападавших раздался крик:

– Граждане! Смотрите на эту матрону! Я узнал ее! Это блудница из Ариции, любовница Флавия!

Десятки рук схватили рвущихся лошадей и потянулись к повозке.

– Убить! – кричали в толпе. – Убить блудницу! Она предавалась разврату с ненавистным Флавием! Смерть! Смерть!

Чья-то грубая рука вцепилась в плечо Юлии, срывая паллу, и она громко вскрикнула. Это разъярило сирийца, забывшего всю свою нежность. Он встал во весь рост и выхватил из-за пояса длинный нож…

С оглушительным топотом коней мчались турмы через Мульвиев мост, мелькая в отраженных арках, извивающихся в волнах Тибра, по которым уже плыли мертвецы, раскинувшись белыми крестами. Впереди скакал их молодой претор с обнаженным мечом, в панцире, обрисовывающем грудь, в развевающейся хламиде. Всадники выступили из лагеря с тем, чтобы помочь когортам преторианцев подавить мятеж. Тревирская конница должна была укротить чернь и к началу четвертой стражи покинуть долины и широкие склоны города. Юлий не хотел, чтобы дневной Рим видел его воинов.

Серебряные с позолотой шлемы всадников матово сияли при свете луны, появившейся вновь. Часть ландшафта, попавшая в ее серебристо-голубое свечение, казалась осыпанной холодными кристаллами, что лежат на берегах Рейна, родине могучих батавов. Мысли о Юлии отуманивали мозг командующего, он скакал с суровым видом, остро ощущая свою несвободу, страдая от того, что не может быть с этой женщиной и не может забыть страшной клятвы.

При красных и желтых фонарях, освещавших резню, бежали женщины, их волосы струились за спиной, а груди белели, как мрамор, и в разрезах платьев обнажались бедра. При виде всадников они прижимались к стенам зданий или скрывались в темных тупиках. Эти безымянные тени сводили Юлия с ума, черный цветок страсти терзал его сердце, тот самый цветок, ядовитые и гибкие стебли которого он хотел бы обрубить, вырвать из себя.

Юлия! Это имя было для него как сигнал, и он ему всегда повиновался.

Порой, наедине с собой, Юлий углублялся в свою душу, открывая нежные ее стороны, и чувствовал, что любовь к этой прекрасной женщине и есть то самое, настоящее и благоухающее. Но одновременно с этим Флавий понимал, что есть еще одна любовь – бешеная, мучительная и одинокая, как крик агонии. Эта любовь – подарок Марса, и он хранит ее в своем сердце, истекающем кровью и оплетенном черным гибким стеблем. Однажды на рассвете, измученный бессонницей, он сумел признаться себе, что рожден одновременно для битв и для служения Юлии.

На Велабре всадники с гиканьем врезались в толпу, и претор с удивлением увидел, что плебеи вооружены мечами и боевыми топорами. Встречались и лучники, стрелы которых неистово улетали ввысь или впивались в деревянные стены высоких доходных домов. Злоба овладела Юлием, и, не задумываясь, приказал он остановить толпу. Он гордился своими солдатами.

Это были люди, нацеленные на убийство…