Фредерик Массон - Наполеон и женщины

• Название: Наполеон и женщины
• Автор: Фредерик Массон
• Издательство: Библиотека репринтных изданий издательства «Україна»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990

Книга историка и биографа Наполеона Фредерика Массона позволяет увидеть Наполеона не как абстрактную фигуру правителя и полководца, политика и вершителя судеб целых народов, но рассмотреть его личность, человеческие качества, понять его «душевные движения», узнать малоизвестные факты его бурной жизни. Для одних Наполеон был устрашающим противником и тираном, для других же любящим супругом, беспокоившимся за судьбу близких. Как подчеркивает Ф.Массон, если бы женщины не играли существенной роли в жизни Наполеона, он никогда не стал бы тем, кем мы его знаем – самым выдающимся из мужчин.

В книге император Франции предстает «как любовник и муж столь же необыкновенный, сколь необыкновенен он был как воин и государственный деятель» – мягкий и вспыльчивый, нежный и страстный, беспощадный и страдающий. Его отношение к Жозефине де Богарне и австрийской принцессе Марии-Луизе, юной Дезире и певице Грассини, актрисе мадемуазель Жорж, пани Валевской и многим другим ярко раскрывает характер его натуры. И влияние этих отношений – непосредственное или косвенное – на его идеи и деяния, как считает автор, «не может быть оспариваемо».

---

Онъ не только верный мужъ; онъ ухаживаетъ за нею, какъ влюбленный, всегда ищетъ случая сделать ей что-нибудь пріятное. Что онъ очень щедръ, что онъ преподноситъ своей жене на новый годъ парюру изъ бразильскихъ рубиновъ въ 400,000 франковъ, тогда какъ она желала парюру въ 46,000; что онъ подноситъ ей после родовъ жемчужное колье въ восемь нитокъ, въ которомъ 816 жемчужинъ, стоимостью въ 500,000 франковъ и которое украдутъ у Блуа, все это – царскіе подарки, но и только; но что обличаетъ въ муже влюбленнаго – это браслеты съ датами, вензеля изъ самоцветныхъ камней и алмазовъ, бонбоньерки, медальоны, на которыхъ Наполеонъ умудряется во всехъ видахъ помещать свое изображеніе. И разве не показываетъ сама же Марія-Луиза, какъ онъ ее любитъ, когда она заказываетъ Нито обделать ея портретъ жемчутомъ и самоцветными жамнями, образующими слова: Луиза, я люблю тебя, и ставитъ этотъ медалъонъ на письменный приборъ мужа?

Если бы онъ не любиль ее такъ, какъ любитъ, онъ не впадалъ бы въ гневъ изъ-за каждой газетной строчки, изъ-за каждаго стихотворенія, въ которыхъ его изображаютъ влюбленнымъ пастушкомъ. Стоитъ ему вообразить, что какое-нибудь слово въ какомъ-нибудь произведеніи печати затрагиваетъ его интимныя чувства, – немедленно же къ министру Полціи летитъ молніеносное письмо, въ которомъ онъ не отрицаетъ, что любитъ, но запрещаетъ говоритъ объ этомъ.

Чтобы расположить къ себе жену, онъ изощряется въ доказательствахъ вниманія къ ея семье: имперагору Францу онъ при всякомъ случае шлетъ книги и гравюры; императрце Маріи-Людовике д'Эсте, – туалеты; эрцгерцоганямъ и эрцгерцогамъ – книги, мебель, платья, оружіе» драгоценныя вещи. Все это – помимо подарковъ Маріи-Луизы, которая съ каждой почтой шлетъ целыя горы всякихъ вещей; мы говоримъ здесь только о подаркахъ самого Наполеона. После свиданія въ Дрездене, где Австрійская Императрица буквалыю опустошила гардеробъ своей падчерицы, за счетъ Императора посылаютъ единовременно восемь несессеровъ, изъ которыхъ одинъ – въ 28,000 франковъ, двое золотыхъ часовъ, девять шалей, матеріи на тридцать одно платье, двадцать шесть платъевъ готовыхъ, тридцать две шляпы – токи и каски: всего на 122,642 фр. 70 сант.

Трудно представить любезность большую той, которую онъ выказывалъ у себя при дворе великому герцогу Бюрцбургскому, дяде своей жены, Меттерниху, Щварценбергу, каждому Австрійцу. Онъ ихъ «осыпалъ алмазами» – это его собствениыя слова, и это вполне верно.

Но наилучшее доказательство его любви въ томъ, что, ревнуя, онъ никогда не позволяетъ себе бранить ее. Недоверіе сохранилось у него во всей своей силе, несмотря на то, что прошло уже довольно много времени, несмотря на, все проявленія ея любви къ нему, на все предосторожности, которыя должны обезпечиватъ ему спокойствіе, и которыя онъ продолжаетъ принимать по прежнему. И еще доказательство: вынужденный, въ виду неизбежности перенесенія военныхъ действій въ Россію, оставить свою жену, онъ приказываетъ съ каждымъ курьеромъ присылатъ ему подробный отчетъ о ея прогулкахъ, о визитахъ къ ней, о томъ, как она проводитъ вечера; и отчеты эти пишутся низшимъ служашимъ, употребляюіцимъ для этого бумагу изъ-подъ свечей, и пишущимъ Vildavre вместо Ville d'Avray, и онъ, такой требовательный во всемъ, что касается формальностей, ставитъ своей рукой на этой ужасной бумаге, на поляхъ этихъ безсвязныхъ заметокъ, вопросительные знаки и отметки, Таковъ онъ, какъ мужчина, и лучшаго доказательства – не его ревности, а его постояннаго вниманія къ ней – нельзя себе и представить. А между темъ, когда ему что-нибудь въ поведсніи его жены не нравится, онъ сдерживаетъ себя, у него не хватаетъ решимости сказать ей это прямо въ лицо; онъ старается найти посредника, который передалъ бы ей его жалобы. Императрица, гуляя въ парке Сенъ-Клу съ г-жей де Монтебелло, позволила герцогине представить себе одного изъ ея родственниковъ и поговорила съ нимъ. На другой день, утромъ, Императоръ задерживаетъ у себя австрійскаго посланника, разсказываетъ ему объ этомъ происшествіи и, когда Меттернихъ началъ извиняться въ томъ, что не понимаетъ, зачемъ Императоръ разсказываетъ ему объ этомъ, Наполеонъ сказалъ: «Я хочу, видите ли, чтобы вы поговорили объ этомъ съ Императрицей». Меттернихъ отказывается, онъ настаиваетъ: «Императрица молода, она можетъ подумать, что я хочу держать себя съ ней, какъ ворчливый мужъ. Если скажете ей вы, это произведетъ на нее более сильное впечатленіе, чемъ если скажу я».

Если у Наполеона была любовница, которую онъ любилъ, о которой можно было бы сказать, что она – единственная владычица его помысловъ. такъ это – власть. И эту власть, въ которой онъ настолъко резко отказывалъ Жозефине, что изъ-за несколькихъ словъ ея, имевшихъ лишь видимость политическаго значенія, онъ обрушился на нее съ самымъ резкимъ осужденіемъ въ Moniteur'е; эту власть, которую онъ оберегаетъ такъ ревниво, что ни самымъ старымъ своимъ сотрудникамъ, ни своимъ братьямъ, ни кому бы то ни было на свете никогда не соглашался уступить хотя бы тень ея; эту власть онъ въ 1813 г., въ самый опасный для его владычества моментъ, – делитъ со своей женой. Онъ торжественно провозглашаетъ Марію-Луизу Регентшей Имперіи: Императрицей, Королевой и Регентшей!

Правда, передача власти скорее здесь видимая, чемъ действительная; несомненно, безъ его участія не должно быть принято ни одно решеніе; несомненно, въ Россіи онъ почувствовалъ возможность полнаго разгрома, почувствовалъ, что можетъ тамъ погибнуть, и при возвращеніи, когда пришлось ставить еще более рискованныя ставки, онъ имелъ въ виду обезпечить этимъ, на случай своей смерти, преемственность власти; но, ведь, надо было обобрать для этого самого же себя, и онъ это сделалъ. Теперь, декреты издаются, отъ имени Императора, Императрицей; Императрицей жалуются милости, подписываются назначенія, издаются прокламаціи. Теперь уже нетъ техъ Бюллетеней, со страницъ которыхъ, начиная съ 1800 года, звучало повсюду слово повелителя, въ которыхъ онъ возвещалъ и коментировалъ свои победы, распределялъ награды и отдавалъ отчетъ въ своихъ завоеваніяхъ; теперь уже «Ея Величество Императрица Королева и Регентша получила изъ арміи такія-то и такія-то известія». Рекрута несчастнаго года – ея рекрута: Маріи-Луизы, какъ назьшаютъ ихъ въ народе.

Сверху до низу правительственной лестницы проявляется малодушіе, подготовляютса измены, совершаются предательства. Его уже нетъ здесь. Самое имя его исчезло. Имя Маріи-Луизы никому не внушаетъ страха. Оно ничего не говоритъ народу, ничего не означаетъ. Но Наполеонъ, несмотря на все это, не отступаетъ и очень доволенъ сделаннымъ. Его жена одна знаетъ, что здесь нужно, знаетъ лучше, чемъ Камбасересъ, лучше, чемъ все Бонапарты, вместе взятые. Чемъ ближе катастрофа, чемъ грознее опасность, темъ сильнее привязывается онъ къ мысли, что она одна сможетъ все спасти.

И по воле случая, – потому что она не ответственна ни за отъездъ изъ Парижа, ни за капитуляцію, ни за все остальное, – по воле случая все гибнетъ въ связи съ нею. Онъ пишегь ей открыто, въ нешифрованномъ письме, о последнемъ движеніи противъ союзныхъ армій, которое должно решить дело и которое онъ подготовляетъ. Письмо это попадаетъ въ руки блюхеровскихъ разведчиковъ, и Блюхеръ спешитъ сложить его въ распечатанномъ виде «къ ногамъ августейшей дочери Его Величества Императора Австрийскаго».

XVIII. Островъ Эльба

Когда Наполеонъ выказывалъ, такимъ образомъ, свое доверіе, выставлядъ его на видъ и подчеркивалъ, руководило ли имъ при этомъ исключительно чувство любви? Играли ли здесь какую-нибудь роль политическія соображенія? Разсчитывалъ ли онъ, что Австрійскій Императоръ, встретившись лицомъ къ лицу со своей дочерью и внукомъ, отведетъ ударъ и не решится, не сможетъ нанести его? Ставя Императрицу впереди, на сторожевомъ посту, не подготовлялъ ли онъ этимъ, на случай непоправимыхъ превратностей судьбы свое личное отреченіе, спасающее, по крайней мере, династію? He думалъ ли онъ, что Европейскіе государи, видя на троне уже не его, a одну изъ своихъ, и не изъ наименее знатныхъ, не решатся свергнуть ее, примутъ и подтвердятъ подстановку, произведенную имъ самимъ, и вместо того, чтобы изгнать его сына, сочтутъ себя заинтересованными сохранить за нимъ тронъ.

Все эти соображенія были бы допустимы, если бы Наполеонъ отчаялся въ успехе уже въ апреле 1813 г., до Лютцена, до той первой кампаніи, во время которой онъ на каждомъ шагу съ такой силой выказываетъ веру въ свою судьбу. Что относительно Австріи у него была какая-то задняя мысль, что онъ смотрелъ на Марію-Луизу, какъ на верный залогъ союза, что онъ полагался на родственную связь, на добросовестность Франца II не какъ Императора, но какъ тестя, все это несомненно.

Чтобы разгадать чутьемъ такой заговоръ, какой составила противъ него европейская аристократія, чтобы понять, что эта, брошенная къ нему въ постель, молоденъкая девушка была приманкой, придуманной коалиціей олигарховъ, съ целью завлечь его въ западню, нужно было самому обладать такой коварной душой, какой не могло быть ни у единаго Француза Революціи – ни у Талейрана, ни даже у Фуше. Чтобы придумать и разработать этотъ планъ, чтобы объединить въ коалицію вокругъ этого свадебнаго ложа всю ненасытную ненависть старинныхъ дворовъ, необходима была глубина развращенности, возможная только въ аристократическихъ обществахъ, – въ техъ обществахъ, которыя по традиціи и по воспитанію привыкли совершенно не считаться съ совестью, которыя сознательно попираютъ все божескіе и человеческіе законы, не уважая ничего, кроме своихъ интересовъ, и преследуютъ свои цели, не разбираясь въ средствахъ, не считая позорнымъ ни одно изъ нихъ, а темъ менее то, которое у нихъ наиболее въ ходу: любовь. Речь шла о томъ, чтобы дать не любовницу, а супругу. Ее дали: что за беда, если при полномъ успехе задуманнаго, когда колесница пройдетъ по телу нечестивца, осквернившаго святую святыхъ, – въ ея ступице окажутся куски трепетнаго тела и волосы эрцгерцогини! Если эта женщина останется жива, ей устроютъ ея судьбу, и она утешится. Если погибнетъ, темъ хуже! Для такой игры надо рисковать, и только женщина…