Фредерик Массон - Наполеон и женщины

• Название: Наполеон и женщины
• Автор: Фредерик Массон
• Издательство: Библиотека репринтных изданий издательства «Україна»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990

Книга историка и биографа Наполеона Фредерика Массона позволяет увидеть Наполеона не как абстрактную фигуру правителя и полководца, политика и вершителя судеб целых народов, но рассмотреть его личность, человеческие качества, понять его «душевные движения», узнать малоизвестные факты его бурной жизни. Для одних Наполеон был устрашающим противником и тираном, для других же любящим супругом, беспокоившимся за судьбу близких. Как подчеркивает Ф.Массон, если бы женщины не играли существенной роли в жизни Наполеона, он никогда не стал бы тем, кем мы его знаем – самым выдающимся из мужчин.

В книге император Франции предстает «как любовник и муж столь же необыкновенный, сколь необыкновенен он был как воин и государственный деятель» – мягкий и вспыльчивый, нежный и страстный, беспощадный и страдающий. Его отношение к Жозефине де Богарне и австрийской принцессе Марии-Луизе, юной Дезире и певице Грассини, актрисе мадемуазель Жорж, пани Валевской и многим другим ярко раскрывает характер его натуры. И влияние этих отношений – непосредственное или косвенное – на его идеи и деяния, как считает автор, «не может быть оспариваемо».

---

Помимо ребенка, который одинъ только, какъ сказалъ Наполеонъ, «утихомирилъ бы Жозефину и положилъ бы конецъ ея ревности, которою она такъ мучитъ мужа», – чемъ привяжетъ она его къ себе такъ, чтобы онъ ни въ какомъ случае не вздумалъ разорвать связывающую ихъ цепь? Начиная съ XI г. она участвуетъ во всехъ офиціальныхъ актахъ общественной жизни; ее, какъ повелительницу, встречаютъ у своихъ воротъ города; она имеетъ салонъ въ галлереяхъ Тюильери и Сенъ-Клу и окружена, такимъ образомъ, своего рода Царствующимъ Домомъ; Бонапартъ самъ требуетъ, чтобы она занимала первое место среди всехъ женщинъ, считая и свекровь, даже при интимныхъ, семейныхъ пріемахъ; передъ лицомь Франціи и Европы – она первая дама Республики. При такихъ условіяхъ, разрывъ съ нею не можетъ не вызвать шума, и общественное мненіе осудитъ разводъ. Наполеонъ еще не поднялся такъ высоко, чтобы отделаться отъ нея безъ всякаго риска. Слишкомъ много милостей и благодеяній прошло по его же воле черезъ ея руки, чтобы среди техъ, кого онъ отдавалъ подъ ея покровительство, не было преданныхъ ей людей. Ho по мере того, какъ онъ возвышается, престижъ его жены въ свете падаетъ: какая-нибудь вспышка гнева, какая-нибудь неосторожность съ ея стороны, и все можетъ рухнуть. Физическая привязанность не удержитъ его, потому что если онъ физически и привязанъ къ ней, то измены, которыя онъ себе позволяетъ, мало по малу освобождаютъ его. Его могли бы удержать привычка, расположеніе, которое онъ чувствуетъ къ ней, боязнь причинить ей боль; онъ самъ страдалъ бы не меньше ея. Но остановитъ ли его это? Когда надо одержать победу, разве считаетъ онъ людей, которыми вынужденъ пожертвовать и среди которыхъ есть люди любимые имъ? Нетъ: все это ненадежно, ребенокъ – вотъ единственная, прочная связь; тогда у Жозефины является вдругъ мысль – мысль геніальная: устаковить наследованіе посредствомъ усыновленія, устроить такъ, чтобы Наполеонъ усыновилъ одного изъ своихъ племянниковъ, ея внука, сына Людовика Бонапарта и Гортензіи. Это значило бы устранить все затрудненія, все примирить, это значило бы удовлетворить Бонапартовъ, такъ какъ предполагаемый наследникъ былъ бы одинъ изъ нихъ, и въ то же время окончательно укрепить свое положеніе, потому что вопросъ о наследованіи былъ бы улаженъ разъ навсегда. Она обдумываетъ все это, мечтаетъ объ этомъ, ей удается убедить Бонапарта, который запрашиваетъ по этому поводу Людовика; но Людовикъ возмущенъ. Онъ выдвигаетъ права своего брата, Жозефа, свои собственныя права, – права братьевъ, наследовать брату! И Наполеонъ изъ родственнаго чувства преклоняется передъ этими якобы правами, – правами, которыя не только ни на чемъ не основаны, но решительно отвергаются, какъ исторіей, такъ и духомъ монархизма; преклоняется и отказывается отъ единственнаго способа установить наследованіе, не прибегая ни къ разводу, ни къ нарушенію установленныхъ принциповъ.

Когда весь этотъ великолепный планъ рухнулъ, – и рухнулъ, не смотря на все ея усилія, – что оставалосъ Жозефине, чтобы связать себя съ Нанолеономъ и его судьбой? Событія, следуя своимъ чередомъ и увлекая за собою людей, превратили перваго консула въ Императора, a ee, такъ какъ она была рядомъ съ нимъ, сделали императрщей; ей воздавали высокія почести высшія государственныя учрежденія, ее величали титуломъ Величества. После тріумфальнаго путешествія въ Эксъ-ля-Шапель и Майнцъ, после ея возвращенія, возвещеннаго Парижанамъ пушкой съ Дома Инвалидовъ, после дефилированія властей передъ ея трономъ, она можетъ повидимому, считать, что сидитъ прочно на своемъ месте, и что разводъ сталъ мало вероятнымъ. Но произойди что-нибудь неожиданное, и она не удержитъ Наполеона въ своихъ рукахъ. Судьба можетъ унести его отъ нея, – совершенно такъ же, какъ вчера, на Эспланаде, уносилъ ветеръ дымъ отъ пороха, который жгли въ ея честь. Какъ разъ вотъ въ Сенъ-Клу она видитъ, какъ одна дама, явившаяся къ ней съ визитомъ, встаетъ и уходитъ изъ апартаментовъ. Такъ какъ у нея давно уже возникли кое-какія подозренія, то она тоже выходитъ изъ салона, идетъ въ кабинетъ Императора, поднимается по потайной лестнице, подходитъ къ комнате въ антресоляхъ, узнаетъ голосъ Императора, голосъ этой дамы, заставляетъ открыть двери, устраиваетъ сцену, вызываетъ страшную вспышку гнева у Наполеона, который объявляетъ, что ему надоело это шпіонство, что онъ намерекъ покончить съ нимъ, намеренъ последовать совету всехъ близкихъ ему людей, что онъ твердо решилъ развестись. Онъ вызываетъ Евгенія, чтобы сговориться о подробностяхъ развода. Евгеній приходитъ, но отказывается отъ какихъ бы то ни было вознагражденій и милостей какъ для себя, такъ и для матери. Проходятъ два дая. Жозефина не жалуется; она только плачетъ. «Слезы очень идутъ женщинамъ», сказалъ какъ-то Наполеонъ. Кроме того, онъ чувствуетъ себя, несмотря ни на что, виноватымъ, да и актъ такой важности не долженъ и не можетъ совершиться подобнымъ образомъ. Если бы его воля столкнулась съ другой волей, онъ сталъ бы настаивать. Передъ слезами онъ сдается. Происходитъ последній разговоръ: «У меня не хватаетъ твердости, – говоритъ онъ ей, – принять окончательное решеніе; и если ты будешь показывать, что ты очевъ сильно привязана ко мне, если ты будешь только повиноваться мне, то у меня, я чувствую, никогда не хватитъ силъ добиться, чтобы ты оставила меня; но, признаюсь тебе, я горячо желаю, чтобы ты сумела подчиниться моимъ политическимъ разсчетамъ и сама избавила меня отъ всехъ осложненій, которыя создаются этимъ тяжелымъ положеніемъ». При этихъ словахъ онь плачетъ. Но Жозефина не смущается; она совсемъ не склонна приносить жертвы. He ей решать свою судьбу, а ему, потому что ея судеба – дело его рукъ. Она готова повиноваться, но будетъ ждать его приказаній, чтобы сойти съ трона, на который онъ самъ возвелъ ее. Его сердечныя привязанности, привычки, неустойчивость политическаго положенія, шаткія надежды на очень сомнительное отцовство, любовь къ пасынкамъ, необходимость отказаться отъ все еще любимой женщины, разбить ея жизнь, которую онъ связалъ съ своей, раздраженіе при виде радости и торжества враговъ Жозефины, жалость, которую вызываютъ въ немъ своей покорностью Богарне, – все это заставляетъ его решиться: онъ отбрасываетъ мысль о разводе и какъ бы для того, чтобы разъ навсегда предупредить ея возвращеніе, приказываетъ жене серьезно заняться приготовленіями къ коронаціи, къ которой и она будетъ пріобщена.

Коронація! Быть помазанной на царство Папой, участвовать въ тріумфе новаго Карла Великаго, осуществить – ей, безвестной креолке, вывезенной съ острововъ по капризу какой-то содержанки, – заветную мечту всехъ королевъ Франціи, осуществленную лишь немногими изъ нихъ, получить отъ самого Первосвятителя троекратное миропомамазаніе и отъ Императора – корону, этого достаточно, чтобы удовлетворить не только честолюбіе – какое честолюбіе способно претендовать на такое великолепіе? – но любую манію величія. А после того, какъ она будетъ миропомазана к коронована, разве ее можно будетъ отвергнуть? Это – наикрепчайшая связь, какую только можетъ заключить съ нею Наполеонъ. Чего же можетъ она еще желать въ смысле уверенности въ своемъ будущемъ?

Темъ не менее, она желаетъ еще кое-чего: до сихъ поръ, т. е., въ теченіе восьми летъ, ея совесть нисколько не тревожило то обстоятельство, что она обвенчана только граждански; и она прекрасно прожила это время съ Бонапартомъ, не смотря на то, что ихъ бракъ не былъ освященъ церковью. Она знаетъ, что ей придется преодолеть большія препятствія, чтобы добиться церковнаго брака. императоръ сошлется, пожалуй, на то, что разъ этотъ обрядъ не былъ совершенъ въ свое время, то нетъ смысла привлекать теперь къ этому вниманіе. Большинство людей, окружающихъ его, находится въ томъ же положеніи, что и онъ; и одинъ уже примеръ его способенъ толкнуть и ихъ на исполненіе того же обряда, что легко можетъ принятъ характеръ оппозиціи гражданскому закону, характеръ возврата къ старому режиму, или, по крайней мере, будетъ понято въ томъ смысле, что глава правительства не считаетъ достаточнымъ единственный видъ брака, который Государство признаетъ действительнымъ. Ея просьбе онъ сумеетъ противопоставять достаточно сильные доводы, не ссылаясь даже на ту причину, которая имеетъ для него решающее значеніе: если въ данный моментъ въ его намеренія совершенно не входитъ развестись съ нею, то онъ не хочетъ связывать себя на будуще время и не можетъ предвидеть всехъ случайностей. Онъ знаетъ, что Церковъ очень сговорчива, когда имеетъ дело съ сильными. и что она при нужде не откажется разорвать то, что сама же скрепила; но онъ предпочитаетъ, – въ томъ случае, если ему придется впоследстіи расторгнуть бракъ, – не оказаться вынужденкымъ прибегать къ ней и зависеть только отъ самого себя.

Следовательно, все попытки Жозефины въ этомъ направленіи были бы тщетны, и она это знаетъ. Впрочемъ. какіе доводы она могла бы представить? Что ее безпокоитъ совесть? Вотъ ужъ, действительно, надъ чемъ посмеялись бы Наполеонъ и весь Дворъ! Но Папа не станетъ смеяться надъ этимъ.