Станислав Дыгат - Диснейленд

• Название: Диснейленд
• Автор: Станислав Дыгат
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Современная проза
• Год: 1974

Действительность в прозе Дыгата обычно передается через восприятие героя – повествователя. На первый план выступают заботы, стремления и надежды «заурядных», обыкновенных людей, обладающих, однако, незаурядной наблюдательностью и чувством юмора. Писатель вкладывает в уста героев многие свои размышления и наблюдения, как правило, окрашенные иронией. Это создает своеобразный, неповторимый сплав лиризма, иронии и самоиронии, который является отличительной чертой стиля писателя.

---

– Дорогая, – сказал я, – что ты делаешь?

– Пытаюсь установить в доме хотя бы относительный порядок. Боже мой, что у тебя творится! И тебе не стыдно?

– В каждой холостяцкой квартире беспорядок. Только нежная и опытная женская рука в состоянии…

– Не болтай глупостей, – перебила меня Агнешка. Она покраснела от злости. Видно, она восприняла это, как намек, будто она хочет стать хозяйкой в моем доме и поэтому наглядно демонстрирует целесообразность своего присутствия. – Меня нисколько не волнует беспорядок в чужом доме, поверь, у меня нет филантропических наклонностей. Но сама я находиться в бедламе не могу: такой у меня выработался рефлекс. Когда я уйду, можешь возвращаться в первобытное состояние.

Я хотел как бы между прочим сказать: «Ты отсюда никогда не уйдешь», но сообразил, что подлил бы только масла в огонь. Поэтому я улыбнулся:

– Ну, подойди ко мне и сядь рядом со мной, – сказал я. – На одну минутку! Ты можешь поздороваться со мной?

– Нет, – отрезала она и снова удалилась на кухню. Она была оскорблена, что я мог о ней подумать нечто подобное.

Спустя минуту снова забренчала кухонная посуда и послышалось посвистывание. Я не люблю, когда женщины свистят в соседней комнате. Агнешка насвистывала марш из кинофильма «Мост через реку Квай». Но это не имело значения. Ничего хорошего не жди, когда женщина рядом свистит. Когда поет – другое дело. Свист – это не к добру. Ничего хорошего мужчинам он не предвещает. Но тем не менее поведение Агнешки меня радовало. Все, что она делала, было так непохоже на то, что делали другие девушки, которые оставались у меня ночевать. А мне необходимо было что-то новое, иное, мне все время надо было что-то другое. Думаю, что именно из-за этого стремления к чему-то иному моя повседневная жизнь мне так опостылела и казалась такой однообразной.

– Агнешка! – крикнул я.

В ответ послышалось неопределенное бурчание. Однако свист прекратился.

– Агнешка! Когда мы будем завтракать?

– Скоро. Разумеется, ты получишь завтрак. С видом на курган Костюшки.

Впервые со вчерашнего дня, когда мы повалились в сугроб, она намекнула мне на Йовиту. Но я не обратил на это внимания. То есть обратил, но не придал этому особого значения. «Однако она ей все выложила, все, до мельчайших подробностей», – подумал я. И больше ни о чем не подумал.

– Вот здорово! – воскликнул я. – А то я страшно проголодался.

– Только не воображай… – заявила Агнешка и через минуту повторила: – Только не воображай, пожалуйста…

И она снова засвистела.

– Что ты хочешь сказать? Разве мы не будем завтракать?

– Будем. Я уже тебе сказала. Только не воображай, пожалуйста, что я подам тебе завтрак в постель.

Я терпеть не могу завтракать в постели. И ни разу в жизни этого не пробовал. Наверно, у меня кусок в горло не полез бы. Но мне казалось, что заявлять об этом нетактично, и поэтому я решил изобразить разочарование.

– Ничего не поделаешь, – сказал я, – раз ты приказываешь…

– Я ничего не приказываю. Просто не подам тебе завтрак в постель, и все.

– Ничего не поделаешь. Сейчас же надену халат и приду.

– Нет, нет! И не думай даже.

– Ты о чем?

– Никаких халатов. Прими душ, побрейся, оденься – все как полагается, тогда получишь завтрак.

– И башмаки прикажешь надеть?

– Конечно!

Я вскочил с постели и поспешил в ванную комнату. Пустил воду, а сам принялся бриться.

Обычно после девушек в ванной страшный кавардак. Повсюду разбрасывают они свои косметические принадлежности: щеточки, баночки, незакрученные тюбики, флакончики, источающие аромат, пудреницы с рассыпанной пудрой и прочую чепуху, не лишенную прелести, но способную вывести из себя. И даже самые аккуратные устраивают в ванной беспорядок. Они словно демонстрируют победу женского начала над мужским даже в таких мелочах, как туалетные принадлежности. Они нарочно ничего за собой не прибирают, чтобы эти разбросанные по всей ванной «фэктори» и «Рубинштейны» или хотя бы зауряднейшие «лехии»[4] свели на нет присутствие мужчины и утвердили здесь женское начало. Только перед тем как уйти, они небрежным жестом сгребают все это в сумку с бесцеремонностью деспота, который покидает завоеванную им страну. После Агнешки в ванной не осталось никаких следов. Можно бы подумать, что она вовсе сюда не заглядывала, если вообще существуют женщины, которые, находясь долгое время в квартире, ни разу не войдут в ванную комнату. Интересно, зачем они туда ходят и что там делают. Когда я спросил однажды об этом Дороту, она ответила мне, что я круглый идиот.

Я влез в ванну. Вдруг я подумал: как бы вела себя утром Йовита, если бы пришла тогда ко мне. Наверно, иначе, чем Агнешка, но и не так, как другие девушки, те, типичные. Мне бы хотелось, чтобы она когда-нибудь пришла сюда и я мог бы в этом удостовериться. Из любопытства. Я просто так подумал об этом. Здесь не было ничего дурного. Правда, Йовита перестала меня интересовать. Как мог меня занимать этот нелепый мираж одного-единственного вечера, как могла меня занимать девушка, даже лица которой я не видел? Я любил Агнешку. Проснувшись утром, я убедился, что люблю Агнешку, что она именно та девушка, которую я всю жизнь искал. А о Йовите я подумал просто так. Ведь у человека в голове все время проносятся какие-то нелепые, ни к чему его не обязывающие мысли. Высказанные вслух, они прозвучали бы дико, но как можно нести ответственность за мысли, которые приходят вам в голову, когда вы садитесь в ванну. И вообще повлиять на них можно с таким же успехом, как на радио, которое доносится через стену от соседей. Впрочем, я не вспомнил бы Йовиту, если бы Агнешка не упомянула о завтраке с видом на курган Костюшки. Я начал напевать «Мост через реку Квай». Послышался стук в дверь.

– Агнешка, это ты?

– А кто же? Надеюсь, ты не приглашал на утро гостей?

– Агнешка, я люблю тебя.

– Прошу тебя, перестань петь «Мост через реку Квай».

– Я сказал, что люблю тебя.

– Я уже слышала.

– Почему же ты ничего не скажешь?

– Всему свое время. Быстрей вылезай из ванны. Завтрак готов.

– А почему ты запрещаешь мне петь «Мост через реку Квай»?

– Ты страшно фальшивишь. А кроме того, эта мелодия действует мне на нервы.

– Ты же сама только что насвистывала ее.

– Я?

– Конечно!

– Тебе показалось. – Она некоторое время постояла молча перед запертой дверью, потом добавила:

– И вообще тебе кажется невесть что. – Она отошла от двери. Я услышал ее шаги, а через минуту – посвистывание.

Я выскочил из ванной. Эта утренняя Агнешка совсем была непохожа на ту, ночную Агнешку. Она отрекалась от той ночной, раз ей нетерпелось поскорее побежать домой и переодеться. Я влюбился в ночную Агнешку, но эту новую, неведомую, дневную я продолжал любить. По существу, несмотря на кажущуюся разницу, обе они имели общий знаменатель, который я затруднялся точно определить. Возможно, им был тот простой факт, что я ее любил. У меня появились все основания считать, что у Агнешки трудный характер, но я был полон решимости приноровиться к ней, уступать ей во всем, лишь бы ей понравиться. Я тщательно, со вкусом оделся, почистил ботинки и даже волосы смазал бриллиантином, полученным в подарок от Дороты. Я решил держаться сдержанно и с достоинством, словно явился на дипломатический завтрак. Я вошел в кухню, поклонился и хотел спросить, можно ли садиться к столу? Но не успел. Агнешка, которая стояла у окна и смотрела на курган Костюшки, обернулась, подбежала ко мне, закинула на шею Руки и давай целовать. Мы так и не сели завтракать, верней, позавтракали значительно позже.

Я сказал Агнешке, что она моя первая и последняя любовь.

– Сколько раз ты уже говорил это девушкам? – спросила она.

– Говорил, не отрицаю. Но тогда мне это только казалось, а теперь – другое дело.

– Тем девушкам ты тоже говорил, что теперь другое дело?

– Не помню. Пожалуй, нет. Но даже если…

– Какого черта ты мажешь волосы этой гадостью? У меня теперь руки липкие.

– Это бриллиантин «Ярдлей».

– Все равно. Запрещаю тебе пользоваться бриллиантином. Слышишь?

– Да. Я буду делать все, что ты прикажешь.

– Всегда или только сегодня?

– Всегда. До конца жизни.

– Ха-ха, – сказала Агнешка. Она не засмеялась, а именно произнесла: ха-ха.

– Ты мне не веришь?

– Ясное дело, нет. Каждый мужчина плетет одни и те же глупости.

– А ты меня любишь?

– Разве я похожа на девушку, которую можно подцепить на танцах и привести к себе?

– Нет.

– Тогда не задавай лишних вопросов.

– Но ты мне ни разу этого не сказала.

– Зато ты твердишь об этом подозрительно часто. Ты недостаточно современен.

– Разве любовь несовременна?

– Это ты несовременен.

– В чем же суть современности?

– Не знаю. То есть не могу точно сформулировать. Во всяком случае, не в том, чтобы обставить свою комнату вот так, повесить на стены такие вот картины, а на окна такие занавески… Впрочем, занавески еще кое-как сойдут. Но если хочешь, чтобы я снова сюда пришла, немедленно сними со стены этот морской пейзаж.