Эрнест Сетон-Томпсон - Моя жизнь

• Название: Моя жизнь
• Автор: Эрнест Сетон-Томпсон
• Издательство: Издательство политической литературы
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-250-01642-1

Э. Сетон-Томпсон, знаменитый канадский писатель-натуралист, пожалуй, один из самых читаемых и почитаемых у нас литераторов. Тем не менее мы издаем новый сборник его произведений.

Не только потому, что наш современник все чаще стал вспоминать: помимо различных вожделенных «дефицитов», существуют такие ценности земного бытия, как вольный ветер, зеленая трава, чистая вода, полет птицы…

Не только в этом дело. Наш Пришвин написал в «Глазах земли»: «Природа любит пахаря, певца и охотника». Эрнест Сетон-Томпсон, как и сам Пришвин, из редкой породы людей, единых в трех этих ипостасях: его детские увлечения охотой и орнитологией переросли в профессиональную научно-практическую деятельность, помноженную на литературное дарование.

В наш сборник включены широко известные произведения: литературная автобиография «Моя жизнь», яркая приключенческая повесть об «индейской жизни» мальчишек — «Маленькие дикари», заключают книгу шесть рассказов из числа ставших уже классикой новелл о животных. Однако в таком сочетании все это собрано впервые; надеемся, это неслучайное сочетание, помимо чисто литературных и познавательных достоинств, позволит более точно и полно выразить образ самого писателя, дух его времени, несколько искаженный экранизациями прошлых лет.

Этому будет, безусловно, способствовать оригинальное оформление, основанное на рисунках автора.

---

В Британском музее можно было встретить сорок или пятьдесят студентов, воодушевленных теми же надеждами. И вот я занял место среди них в конце галереи и стал рисовать статую Гермеса.

Принялся я за работу горячо и просиживал там ежедневно с девяти до четырех часов. Меня немного смущало то, что большинство студентов были лучше подготовлены к конкурсу, чем я. По моим расчетам, в разных школах Англии готовилось по меньшей мере двести студентов, а вакантных мест было лишь шесть или семь. Надо было работать, не теряя ни одного дня.

За мольбертом рядом со мной сидела красивая девушка моих лет, уроженка Лондона. Она часто подбадривала меня ласковым словом, видя мое смущение в обществе нарядных и выхоленных жителей столицы.

Первый рисунок Гермеса был представлен в академию в декабре. Но он не прошел по конкурсу. Через год я послал вторую работу — рисунок скульптуры «Сатир» Микеланджело. В декабре 1880 года из ста студентов, подавших заявление, я попал в число шести удостоенных стипендии в Школе живописи и скульптуры при Королевской академии. Я получил студенческий билет, выгравированный на слоновой кости. Этот билет давал мне целый ряд привилегий. Теперь я получил право посещать бесплатно зоологический сад, где в то время была лучшая в мире коллекция диких животных. Много счастливых часов провел я там, рисуя зверей.

Но материальное положение было очень тяжелым. Деньги из дома приходили нерегулярно; мне удавалось немного подрабатывать иллюстрациями к книгам, но этого было мало. Приходилось экономить во всем. Мясо было слишком дорого, и я от него отказался. Обычно на завтрак у меня были каша с молоком, кофе и кусочек хлеба с маслом. Кофе я сам для себя заготовлял из отрубей, патоки и толченых бобов, все это я перемешивал, месил, а потом запекал в твердую массу, предварительно разделив тесто на кусочки величиной с орех, рассчитанные на чашку кипятку. Такой напиток по виду и вкусу напоминал настоящий кофе.

В перерыве во время работы в музее я съедал обычно полфунта белой фасоли, а иногда заменял этот завтрак горсточкой изюма или фиников.

Вернувшись домой, я ел свой незатейливый обед — похлебку из хлеба с молоком. Изредка я позволял себе добавить кусочек хлеба с маслом.

Мои расходы на питание не превышали двух долларов в неделю. За комнату с услугами я платил полтора доллара.

Завтракал я в семь часов утра. После этого гулял в парке до начала занятий в музее, который открывался только в девять часов. Домой обычно возвращался в пять часов и после обеда снова принимался за рисование — зарисовывал с натуры окружающие предметы или же писал свой портрет, глядя в зеркало.

Я привез с собой несколько рекомендательных писем, но не решался передать их тем, кому они были адресованы: я стеснялся своего внешнего вида, так как был очень плохо и бедно одет.

Скоро в моей жизни произошло радостное событие. С детства я мечтал о книгах по естествознанию, мне их очень недоставало. И вот однажды я узнал от товарищей, что под одной крышей с музеем, где я ежедневно работал, находится самая богатая в мире коллекция естественноисторических книг. Их было там около двух миллионов. Эта была знаменитая библиотека Британского музея, где было собрано все ценное, что когда-либо выходило в свет.

Вход в библиотеку был бесплатный. И вот я пробрался туда тихонько с группой туристов, чтобы взглянуть украдкой на это прославленное чудо света.

Я был ошеломлен. Все мечты, которые волновали меня с детства, всколыхнулись, ожили во мне.

Тотчас я отправился к дежурному, который сидел за столиком у входа, и попросил его дать мне читательский билет. К своему большому огорчению, я узнал, что лица моложе двадцати одного года не допускаются в эту библиотеку. Мне же недавно минуло девятнадцать лет. Так неужели я должен ждать два года, чтобы получить право войти в этот рай, на который я только украдкой взглянул и из которого меня гонят?

Но я не привык сдаваться.

Я пошел к старшему администратору и от него услышал тот же ответ:

— Жалею, что должен отказать, но лицам моложе двадцати одного года мы не выдаем читательского билета в нашу библиотеку.

— Где кабинет вашего директора?

— В конце коридора, в западном крыле здания.

Тотчас же я отправился туда. Вдоль по коридору стояли часовые с золотыми галунами на мундирах и жезлом в руке. Они окинули меня надменным взглядом, но дали пройти.

У конце коридора была дверь с надписью: «Директор библиотеки».

Я постучался, и меня впустил очень важный человек в блестящей ливрее.

За столом сидел сэр Эдуард Бонд, сам директор. Вид у него был совсем не надменным. Он очень внимательно выслушал меня, а потом сказал:

— Мне очень, очень жаль, что я должен огорчить вас, но у нас железный закон: не давать читательского билета подросткам. Должен вам сказать, что было время, когда мы допускали школьников в нашу библиотеку, но заметили, что мальчики приходили сюда главным образом для того, чтобы учить свои уроки, а девочки — почитать новинки приключенческой литературы. Это не соответствует задачам нашей научной библиотеки. В связи с этим было принято решение допускать в наш читательский зал только взрослых читателей. Жалею, что это постановление затрагивает ваши интересы.

— И это ваше последнее, решающее слово, сэр? — спросил я. — Или, быть может, есть еще более высокая инстанция, куда я мог бы обратиться?

Директор библиотеки улыбнулся и сказал:

— Я главное административное лицо. Но конечно, я подчиняюсь распоряжениям, которое дает мне правление музея.

— Кто является членами вашего правления?

— Принц Уэльский, архиепископ Кентерберийский, лорд Биконсфильд и еще несколько человек.

— Я буду ходатайствовать перед ними.

Директор улыбнулся и мы распрощались.

В тот же вечер я написал длинное письмо каждому из этих великих людей. Я рассказал им подробно все, о чем я мечтал и на что надеялся, и о том, как важно для меня не терять этот год — я должен получить это право сейчас или же похоронить свои мечты навсегда.

В полночь я вышел из дому, чтобы опустить в почтовый ящик письма.

По правде сказать, я не ждал ответа. Со своей стороны я сделал все, что мог, — выдержал борьбу до конца.

Через три дня я получил очень вежливое извещение от каждого из этих высокопоставленных людей о том, что они получили мои письма и обсудят мое заявление.

Две недели спустя пришло письмо от сэра Эдуарда Бонда, директора библиотеки музея. Он вызывал меня к себе. Я отправился к нему тотчас же и получил из его рук не простой читательский билет, а пожизненный членский билет с сопроводительной запиской от членов правления музея. В записке говорилось, что принимая во внимание исключительные условия и находясь под сильным впечатлением писем, правление вынесло постановление сделать исключение и вручить мне читательский билет.

Теперь моя жизнь расцвела. Помощник библиотекаря взял меня под свое покровительство и повел меня в книгохранилище, где стояли бесконечные ряды полок с сокровищами литературы. С этого дня я проводил вечера в библиотеке. Она была открыта в то время ежедневно до десяти часов вечера.

Свой день я отдавал рисованию. Вечерами я наслаждался чтением любимых книг.

В стенах этой грандиозной библиотеки у меня родилась смелая мысль написать «Историю канадских птиц». На двух последних страницах книги Росса «Птицы Канады», которую я купил еще мальчиком и привез с собой в Англию, были мои рукописные заметки под названием «Определитель хищных птиц (1874 г.). В музее я познакомился с книгой Куэса «Определитель американских птиц». Изучая ее, я пришел к заключению, что мой определитель был лучше, более логично составлен. Я обращал внимание на характерные черты, Куэс — на второстепенные признаки. Я классифицировал птиц по близкому родству.

Через несколько недель я разработал определитель «Семейства птиц нашей родины». Птицы определялись по четкому рисунку характерных признаков. В дополнение я давал коротенький описательный текст.

Эта рукопись до сих пор хранится в моей библиотеке. Впоследствии она вышла в свет как часть книги доктора Франка Чапмана «Орнитотологический справочник».

Косоглазие — бич моего детства — прошло с приближением юношеских лет. Но скоро другое физическое страдание стало отравлять мою жизнь. Когда мне было шестнадцать лет, я страстно мечтал, как и каждый юноша, быть сильным. Чтобы добиться этого, я стал систематически заниматься гимнастикой и каждый вечер ходил на спортивную площадку. Там не было инструктора, и каждый упражнялся как, умел. Один из моих товарищей подбил меня подняться по отвесному шесту высотой в тридцать футов под самый потолок. Я стал быстро подыматься, но шест был скользкий, а потолок высокий. Поднявшись до половины шеста, я устал до изнеможения. Но мне не хотелось сдаваться, я напряг последние силы и поднялся еще на восемь футов. Тут я почувствовал жгучую боль в низу живота и спустился вниз.