Д Дубровская - Судьба Синьцзяна

• Название: Судьба Синьцзяна
• Автор: Д Дубровская
• Жанр: История

---

Дубровская Д В Судьба Синьцзяна

Дубровская Д.В.

Судьба Синьцзяна

Обретение Китаем "Новой границы" в конце XIX в.

ОТ АВТОРА

Цзо Цзунтан в Синьцзяне (1869-1877)

В 60-х - 70-х гг. XIX в. Цинская империя повторно покорила Синьцзян руками солдат армии своего полководца Цзо Цзунтана, проведшего знаменитый "Сичжэн" "Западный поход". Цзо, став палачом уйгурского и дунганского народов, одновременно стал и героем Империи, увеличившим ее территорию почти на площадь, равную трети Европы. Споры об историческом значении личности Цзо Цзунтана до сих пор не утихают. Историческая личность зачастую воспринимается в прямой зависимости от политических реалий и обстоятельств, особенно, если подвизается на перекрестке устремлений различных народов и социальных слоев. На примере нашего героя Цзо Цзунтана мы увидим, что чем более человек, облеченный властью, считает себя говорящим и действующим от имени государства, тем больше морально-этических допусков он позволяет себе. Политика традиционно стояла по ту сторону нравственности, ведь в ней присутствуют лишь соображения выгоды. Если на какомто этапе своей деятельности завоеватель начинает творить благо для завоеванных, значит, в данный момент это представляется целесообразным, ибо сытый раб работает лучше голодного. Большая часть того, что мы привычно хотели бы объяснить нравственными мотивами, чаще всего мотивируется именно политической целесообразностью. Клеймить Цзо Цзунтана "врагом уйгурского и дунганского народов" столь же нелепо, как славить его политического оппонента Ли Хунчжана, выступавшего за отказ от Синьцзяна, называя "лучшим другом мусульман", что, к счастью, не делается. В убеждениях и действиях и того, и другого совершенно нет места ни национальным симпатиям и антипатиям, ни тому, что называют "великоханьским шовинизмом" или ксенофобией, есть лишь благо маньчжурской династии, как его понимал каждый их них, дистиллированно политические мотивы, которые до сих пор практически всюду принято считать высшими. Щадящих завоеваний и усмирений не существует в природе. Цзо Цзунтан был одинаково беспощаден как к подавляемым ханьцам-тайпинам, так и к шэньсиганьсуским дунганам, няньцзюням и мусульманам Синьцзяна. Попытка некоторых китайских историков провести четкую грань межу между Цзо-реакционером, утопившем в крови тайпинов, и Цзо-патриотом, вернувшим Си-юй под крыло Империи, более чем неправомерна. Логика империи, действовавшей через него, проста: мятеж надлежит подавить, "инсургентов" - покорить, а покоренных - использовать, порой даже обласкав тех, кто уцелел. Совершенно другое дело, что в генной памяти народа остаются войска "неверных", прошедших по городам и весям огнем и мечом, ведь наследники утопленных в крови тайпинов так же индифферентны к злодеяниям "Цзотуфу", как наследник Пугачева к подвигам князя Потемкина Таврического. Современные синьцзянские уйгуры могут превозносить благостные последствия насильственного возвращения под власть Цинской империи и защиту их от российской угрозы только из соображений имперской субординации, лукавя до поры до времени. Еще одна немаловажная проблема, с которой нам также приходится иметь дело, говоря о том или ином историческом лице - это проблема его восприятия на уровне обыденного сознания. В таком случае, мы, видимо, смогли бы лучше понять китайцев, если бы осознали, что понятие "сфера жизненных интересов", может быть, в несколько иной формулировке, изобрели отнюдь не вашингтонские стратеги в новейшее время. Ведь и Россия всю свою историю выламывалась к морям и океанам, вынашивала мечту об Индийском океане, распространяла свои владения все дальше на Восток за Урал. Вспомним Измаил, Казань и походы Ермака, до сих пор не дающие покоя китайским историкам, - ведь все это предметы нашей законной исторической гордости. Мы продвигались на Восток, китайцы двигались навстречу нам, на Запад. А ведь при этом большинство наших сограждан вопиюще невежественны в родной истории и зачастую не отличат Дмитрия Донского от Александра Невского. Так стоит ли так серьезно осуждать китайцев, с пеленок воспитывающих детей на жизнеописаниях и подвигах полководцев древности Цао Цао и Чжу Голяна, которому так стремился подражать Цзо Цзунтан, принявших в сферу фольклора и детской устной культуры Чжан Цяня, Чжэн Хэ и Сюань Цзана с его верным спутником - царем обезьян Сунь Укуном? Кто сможет досконально разложить на белое и черное ушедшего во цвете лет блестящего генерала от инфантерии Скобелева, который прославил русское оружие под Плевной, подавил Кокандское восстание и возглавил Хивинский поход и Ахалтекинскую экспедицию в те же 1873-1881 годы, что Цзо Цзунтан подвизался в Синьцзяне? Или князь Потемкин, не зря названный Таврическим, задавивший восстание Емельяна Пугачева? В этот логический ряд вполне закономерно встает политический наследник "китайского Бонапарта" XVIII века - императора Цяньлуна сановник Цзо Цзунтан, огнем и мечом проложивший дорогу из Сиани в Урумчи и Кашгар, дорогу, которую не так давно замкнула новая стальная трансъевразийская магистраль, новейший Шелковый путь нашего времени. Судьба Синьцзяна еще не определена окончательно. Эта работа о том, почему она сложилась так, как сейчас, и о том, почему это вряд ли навечно.

ВВЕДЕНИЕ В середине - третьей четверти XIX века (50-е - 70-е гг.) Цинская империя находилась в чрезвычайно тяжелом положении вследствие цепи политических кризисов, вызванных двумя "опиумными войнами", "открытием" Китая западными державами и США, началом конфронтации с Японией из-за островов Рюкю и Тайваня, крестьянской войной тайпинов и восстаниями неханьских народов. Как известно, насильственное открытие китайского рынка для иностранного, в первую очередь для английского, капитала в результате вторжения в страну западных государств после "опиумных" войн оказало исключительное влияние на дальнейшее политическое и экономическое развитие Китая. Катаклизмы, обрушившиеся на империю в последний год правления под девизом Даогуан (1850) и после смерти императора Сяньфэна1 (1861), с началом регентства вдовствующей императрицы Цыси, оказались началом цепной реакции, приведшей к падению монархии в годы Синьхайской революции (1911). Они дали толчок процессу постепенного превращения страны в объект вполне грабительских устремлений западных держав, сопрягаясь с проникновением в китайское общество элементов квази-капиталистических отношений, ростом товарно-денежных связей, что в целом не могло не стать "могильщиком" старого Китая. Являясь растерянной жертвой неуемных притязаний многоопытных европейских колонизаторов, управляемый одряхлевшей маньчжурской династией Китай все же изыскивал внутренние резервы (при определенной внешней денежной помощи) для того, чтобы поддерживать и восстанавливать свою власть на обширных территориях нынешнего Синьцзян-Уйгурского автономного района (СУАР), утерянных в результате восстания уйгуров и дунган (1864-1878 гг.). Здесь было бы неуместно давать негативную либо позитивную оценку свершившейся исторической реальности, хотя в науке существуют различные мнения как по вопросу о цивилизаторской роли колонизаторских действий Западных стран на востоке, так и Китая на своем северозападе. Данная работа является попыткой описать и проанализировать причины возвращения под сюзеренитет империи Цин ее на почти 15 лет утерянных владений в Джунгарии и Восточном Туркестане вопреки кажущимся неблагоприятными объективными предпосылками политического и экономического характера. Существование единой интегрированной территории нынешней КНР в современных границах является результатом деятельности именно цинских военачальников и стратегов - от императора Цяньлуна (1736-1795 гг. правления), при котором были совершены поистине грандиозные завоевания, и воспевшего их историка Вэй Юаня, до Цзэн Гофаня, Цзо Цзунтана и Ли Хунчжана, с помощью которых страна смогла пережить 60е - 70-е гг., в течение которых едва не погибло государство в целом. Чем же так привлекала правителей Цинской империи идея владения землями Джунгарии и Восточного Туркестана? Начиная с древнейших времен, властители Китая проявляли интерес к районам, находившимся за западной оконечностью системы Великой китайской стены, невзирая на их отдаленность и труднодоступность. Тем не менее, до сих пор еще не вполне ясно, почему эти центральноазиатские территории с завидной периодичностью как магнитом притягивали к себе взгляды китайских политиков. В официальной китайской историографии сложилась своего рода традиция говорить о стремлении достичь северо-западных границ империи Хань (206 г. до н.э. - 220 г. н.э.) и Тан (618-907 гг.) - династий, во времена которых китайские империи проявляли наибольший интерес к взаимодействию с северо-западными районами. В эти периоды их посольства и войска достигали определенных успехов, но, тем не менее, не могли до конца воплотить мечты о контроле над Западным краем в жизнь. Лишь в период Цин (1644-1911 гг.) маньчжурский Цяньлун наконец-то достиг желаемого результата, ставшего возможным лишь в XVII веке, завоевав в 1758 г. Джунгарию и Восточный Туркестан. Сто с лишним лет длилось господство маньчжурского дома в Синьцзяне ("Новой границе, территории"), как были названы завоеванные земли, после чего оно пало в результате вспыхнувших в Джунгарии и Кашгарии восстаний уйгуров и дунган, образования Якуб-беком в 1867 г. государства Йэттишаар, а также внутреннего и внешнеполитического ослабления Цинской империи. Цинское правительство приняло решение о необходимости карательного похода в Синьцзян и дальнейшем воссоединении этого региона с Китаем вопреки очевидным антипредпосылкам. Выяснения причин этого решения и является основной целью данной работы, ведь Китаю впоследствии удалось удержать этот регион под своим началом и в ХХ веке в сложный период между двумя мировыми войнами, выйдя победителем в соревновании Великобритании, СССР и Японии, что вовсе не являлось само собой разумевшимся успехом. Долгое и не всегда спокойное соседство с территориями бывшего СССР в Центральной Азии может во многом объяснить причины недавних взаимонепониманий в пограничных вопросах (см., напр. Невозможно исследовать мотивы упорного стремления китайских политиков контролировать оазисы и "степные коридоры" Северо-Запада без определения геополитической специфики этого региона. Ее неординарность заключается, в частности, в том, что на его территории на протяжении многих веков пересекались пути и политические устремления множества сопредельных данному региону государств и народов, занимавших земли современного СУАР. Среди всех центральноазиатских территорий Синьцзян географически занимает как бы центральное положение, поэтому его часто называют в исторической литературе "сердцем" Ни одно исследование, так или иначе касающееся территории современного СУАР, не обходится без "договоренности о терминах" - что называть "Восточным Туркестаном" (за употребление этого названия в КНР сейчас можно угодить в тюрьму) и что понимать под Си-юем ("Западным Краем"). На более подробной расшифровке последнего термина мы остановимся в I главе. Термин же "Восточный Туркестан", введенный в научный оборот Н.Я. Бичуриным На юго-востоке район современного СУАР смыкается с провинциями Ганьсу и Цинхай (Куку-нором), на востоке и северо-востоке граничит с Монголией, на юге и юго-западе - с Тибетом и Индией, на западе и северо-западе - со странами Средней Азии, Таджикистаном и Кыргызстаном, а также с Казахстаном. Более отдаленные проходы соединяют СУАР с Афганистаном (т.н. "Афганский коридор"). Площадь Синьцзяна составляет треть всей площади современного Китая2. Географическое положение "Западного края" - "Сиюя" (как в древности называли территории к Северо-западу от нынешней провинции Ганьсу) интересно еще и тем, что, несмотря на свое чисто топографически "серединное" положение, этот район практически полностью отъединен от других частей Азии естественными преградами. Так, Монгольский Алтай, Тянь-Шань, Памир, Сарыкол, Каракорум, КуньЛунь, Алтынтаг и вершины Тибета делают подступы к Синьцзяну с трех сторон света - с севера, запада и юга более чем труднодоступными, что повышает значение различного рода горных проходов и перевалов. На северо-востоке и на юге района горный заслон дублируется пустынями - соответственно Гоби и Такламакан, а собственно Китай, помимо пустынь и степей, лежащих на пути к Синьцзяну, в отличие от других территорий, отделен от него еще и огромными расстояниями; путешественнику пришлось бы преодолеть предгорья Наньшаня и Бэйшаня и проникнуть в Си-юй через район Хэси между современными городами Юймынь и Дуньхуаном. Несмотря на такие объективные природные трудности, многие династии Китая на протяжении почти 2 тыс. лет, начиная с ханьских времен, стремились к усилению своего влияния в восточных оазисах Кашгарии - Комул и Турфан и пытались противодействовать кочевым народам степей Джунгарии. Отделенный от внутреннего Китая значительными расстояниями, Си-юй традиционно с успехом противостоял китайскому культурному влиянию. Народы "Тяньшань бэйлу" ("Северный тянь-шаньский путь" - Джунгария) и "Тяньшань наньлу" ("Южный тянь-шаньский путь" - Кашгария), как зачастую называли эти земли в древнем Китае, особенно, последней, располагали своей собственной высокоразвитой культурой и издревле ориентировались на буддийский, а позже - исламский мир, располагавшийся к западу от них. Район Джунгарии и Восточного Туркестана представляет собой территорию, разбитую Тянь-Шанем на две неравные части - северную (приблизительно треть всего района) и южную (соответственно - две трети). Джунгария большей частью состоит из степей и полупустынь, примыкающих к Западной Монголии, на северо-востоке отделенной от МНР Алтаем. Большинство населения Джунгарии было исконно кочевым и занималось скотоводством. Плодородная долина реки Или на западе района представляет из себя клинообразный участок территории, полностью "открытый" лишь на Запад, т.е. к бывшей Советской территории, в Казахстан. Кашгария на юге СУАР образует огромный овал, ограниченный горами с севера (Тянь-Шань), запада (Памир) и юга (Алтынтаг, он же Куньлунь). Северную и среднюю части этого овала занимает бассейн реки Тарим, орошаемый ею самой и притоками, исчезающими в болотах возле озера Лобнор и песках пустыни Такламакан. Орошаемые оазисы окружают пустыню подобно бусинам на четках. Северная и Южная части региона могут сообщаться только в районе прохода Даваньчэн между Урумчи и Турфаном. Климат Синьцзяна резко-континентальный и сухой. Определенное количество осадков он дарит земле лишь в Джунгарии, выход же к океану имеет лишь река Черный Иртыш на ее крайнем севере. Плодородные лессовые почвы оазисов требуют искусственного орошения иранского типа за исключением лишь нескольких долин тянь-шаньского региона, что никогда, впрочем, не являлось причиной экономической, либо общественно-политической неразвитости городов Кашгарии, относящейся к "великому поясу афро-азиатских пустынь с их самобытными культурами" Один из главных вопросов, которые ставила перед работой автор - это выяснение глубинных причин заинтересованности правительств Китая, начиная с эпохи Ханьской империи до времен последней династии Цин, в походах на северозапад. Для этого надо будет рассмотреть политический статус этого района в официальной внешнеполитической доктрине, освещение проблем взаимоотношений с Сиюем в политической мысли Китая и вопросы преемственности этих представлений от династии к династии. Вероятно, периодические попытки китайских правителей установить свои форпосты на территории современного Синьцзяна объяснялись тем, что этот район в течение многих веков, действительно, был местом, где перекрещивались интересы различных народов, по которому проходил трансъевразийский Великий шелковый путь, связывающий торговые центры Китая и Центральной Азии уже не только с азиатскими странами и народами, но и с Европой. Таким образом, караванные пути, проложенные местными жителями в пустынях Центральной Азии от оазиса к оазису и проходы через горные перевалы уже в начале новой эры становились настолько заманчивыми стратегическими объектами, что по своей значимости их совокупность, особенно район Хэси, можно сравнить, как бы непривычно это ни выглядело, с проливами Босфор и Дарданеллы. В самом деле, получалось, что тот, кто имел доступ на земли современного СУАР, располагал для своей торговли выходами и на запад, и на юг (в Индию), и на восток (к Китаю), в свою очередь, получая оттуда товары и проводя определенные культурные и религиозные идеи. По свидетельствам исследователей этногенеза Восточного Туркестана и Джунгарии, на территории современного Синьцзяна проживало с древности индоевропейское (индоиранское) население (см. напр., Таким образом, геостратегические модели Кашгарии как "мешка с развязанной горловиной, смотрящей в сторону Китая" В эпоху Западной или Ранней Хань (206 г. до н.э. - 23 г. н.э.) на территории Си-юя впервые появляются китайские посольства, в частности, под руководством известного Бань Чао (32-102), выполнявшие не только дипломатические, но и разведывательные функции. Они выясняли возможности создания союзов против северных кочевников - сюнну (гуннов), искали способ наилучшим образом воспользоваться торговыми путями, пролегавшими через эти районы, приобрести лошадей. С этого времени Западный край находится в сфере постоянных политических интересов Китая, стремившегося в периоды наибольшей внутренней стабильности хотя бы спорадически закрепляться на этих территориях. Притязания китайских правителей на те или иные владения и районы имели отшлифованные веками идеологические обоснования во внешнеполитической доктрине. Работы многих исследователей дают надежный ключ к пониманию этих проблем. Уже в глубокой древности в Китае начинает формироваться особый взгляд на окружающий мир, как на нечто низшее, малоразвитое - либо не стоящее даже минимальных контактов, либо нуждающееся в исправлении. Эта характерная для большинства крупных оседлых цивилизаций идеология, конкретно-терминологически выразившаяся в сознании обитателей подобных центров через идею противостояния "цивилизации" (китайское "ся" со времен Чжоу) - "варварству" ("мань"), подобно антитезе "эллины" - "варвары" в Древней Греции Традиционная концепция универсального китайского мироустройства базировалась на этноцентрической теории, где Китай с императором - сыном Неба во главе, на вершине пирамиды конфуцианских отношений подчиненности (государь относится к подданному, как отец - к сыну), занимал центр мыслимого мира. Естественно, что подобная схема исключала признание "суверенитетов" и "равенства" неханьских народов и государств. Император правил по Мандату Неба ("Тянь мин") и подвластная ему страна занимала центр ойкумены, окруженный "варварами четырех сторон света" "и" (восточные), "мань" (южные), "жун" (западные), "ху" и "ди" (северные). Уже древняя "Книга песен" "Шицзин", произведения которой охватывают с XII по V в. до н.э., входящая в конфуцианский канон, подтверждает существование описанной схемы: