Николай Дубов - Колесо Фортуны

• Название: Колесо Фортуны
• Автор: Николай Дубов
• Жанр: Научная Фантастика

---

Выходил человек, осенял себя крестным знамением, и на лице его были растерянность и недоумение. Зачем предуказано захоронение бывшего императора здесь, в Невском монастыре, а не в усыпальнице императоров Петропавловском соборе Санкт-Петербургской крепости?

Почему не идут заупокойные службы во всех церквах столицы, как было всего полгода назад после кончины Елисавет Петровны, а только здесь, в Благовещенском соборе? И почему над телом покойного идут не евангельские чтения, а усталый иеромонах, зевая, бубнит Псалтырь, как над каким-нибудь коллежским секретарем?

И отчего это у императора... Да мало ли какие еще вопросы теснились в смятенном уме петербуржца, но задавать их было некому, и не приходило ему в голову задавать эти вопросы на людях - он слишком хорошо знал, куда ведет чрезмерная любознательность...

А через день состоялись отпевание и погребение. При оных присутствие имели только особы первых пяти классов, то есть не ниже генерал-майора и статского советника. Императрица с наследником на похороны прибыть не изволила, люди простого звания допущены не были. Они, эти люди, молчаливыми толпами толклись на монастырском дворе, за оградой, на прилегающем кладбище. Отгудел последний скорбный удар колокола, кареты и коляски умчали знать в столицу, а толпы все стояли и стояли.

На что они надеялись, чего ждали? Бог весть! Дождались же только того, что гвардейцы, увещевая уже не императрицыным "матерним словом", но гвардейским матерным, а кое-где и поколачивая палашами в ножнах по загривкам, разогнали ожидающих. Иноки заперли ворота ограды и стали прибирать истоптанный, замусоренный двор.

Вот теперь спектакль "санкт-петербургских действ"

на самом деле окончен. Занавесом послужила крышка гроба - сама по себе вещь, конечно, прискорбная, но, что ни говори, - самый прочный заслон от прошлого.

С прошлым покончено раз и навсегда, освобожденное от этого тягостного груза настоящее следовало использовать для приуготовления будущего. И Екатерина не теряла времени даром. Очарованные любезностью императрицы и вполне удовлетворенные ее заверениями в том, что Россия под ее державством желает только мира и доброго согласия со всеми прочими коронами, дипломаты слали о том депеши и рапорты своим правительствам. Никита Панин усердно сочинял, исправлял и уточнял то, что мнилось ему как бы конституцией, которая установит в России не единоличное державство, а коллегиальное управление делами по шведскому образцу. Екатерина поощрительно улыбалась и желала все новых поправок.

И этот умный человек и опытный дипломат с большим опозданием поймет, что она попросту водила его за нос и умалять своего "державства" вовсе не собиралась.

Остальным придворным не было нужды ни в какой конституции, они занимались совсем другим - приготовлением к предстоящим торжествам. Петр III не успел короноваться - законный император по праву наследования и завещания, он был убежден, что процедура эта чисто формальная и с нею можно погодить до окончания военных дел. Екатерине, ставшей императрицей вопреки праву и закону, коронация была нужна безотлагательно, дабы священною церемонией этой окончательно утвердиться на престоле. И уже через четыре дня после переворота она приказала спешно к ней готовиться, назначила коронацию на сентябрь, а отъезд в Москву на август. Прочие жители Петербурга ни участвовать в коронации, ни даже увидеть ее не могли и потому вернулись к своим обычным делам: грузили и разгружали суда, строили дома и от зари до зари надрывались в мануфактурах и всяких мастерских. И потому иностранные посланники сообщали своим правительствам, что жизнь в столице российской вернулась в нормальное русло, положение императрицы все более упрочивается, она же всячески проявляет свое стремление сохранить приязнь со всеми державами.

Белые ночи кончились, и Домна Игнатьевна встретила Сен-Жермена уже с двусвечником в руке.

- Дома ли хозяин, Домна Игнатьевна? - спросил граф, поздоровавшись.

- Нет, нету, батюшка.

- А скоро будет?

- Кто ж его, шалопута, знает? Он мне не сказывает.

- Вы извините, что я так поздно. Мне хотелось повидать Грегуара, а другого времени уже не будет.

- Так проходи, проходи, батюшка граф, в комнаты.

Не прикажешь ли вина подать или еще чего? За этой забавой время пройдет, а там, может, и Григорей навернется.

- Благодарствуйте, Домна Игнатьевна, мне ничего не нужно. Вот только если пожелаете побеседовать со мной?

- Да что тебе за интерес? - смущенно сказала Домна.

- Напрасно вы так! Очень, очень интересно... Только вы, пожалуйста, тоже присядьте.

- Я и постоять могу, мы привычные.

- Нет, нет, Домна Игнатьевна, присядьте, иначе и мне придется встать.

- Ну, спасибо, батюшка, что не побрезговал старухой... Только я вязанье свое прихвачу - не могу без дела сидеть, а это дело - разговору не помеха...

Домна вернулась с вязаньем, села напротив СенЖермена, и спицы с необычайной скоростью замелькали в ее руках. Сен-Жермен молчал и с любопытством присматривался к этому мельканию. Домна подняла на него глаза раз и другой, потом спросила:

- А что, батюшка, там у вас все такие?

- Какие, Домна Игнатьевна? И у кого - у. нас?

- Ну, обходительные такие, чтобы со слугой полюдски разговаривать. А у вас - у немцев, стало быть.

- Я ведь не немец.

- Я в том не понимаю, батюшка, по мне, как не русский, так и немец все не по-нашему разговаривают.

Я их впервой-то и увидала, как в этот содом пришла.

Тут они все спесивые, еще шибче наших.

- Что вам сказать? У нас, пожалуй, так же, как и у вас. Но, как говорит русская пословица, в семье не без урода. По-видимому, я один из уродов.

- Нам бы поболе таких уродов... А вот есть еще турки. Тех-то я не видала вовсе. Покойный барин сказывал, они все как есть с бритыми башками, усища? - во!

И при кажном страшенный кинжал...

- Действительно, головы турки бреют и усы растят.

А что касается ятаганов, то есть кинжалов, так они не у всех. Больше таких, что с сохой или просто с кнутом - скот пасут.

- Вон оно что! Басурмане-басурмане, а и у них, выходит, люди есть.

- Есть, есть, Домна Игнатьевна. Люди всюду есть...

Исчерпав темы светской беседы, Домна замолчала, и спицы в ее руках замелькали еще быстрее.

- Как ловко у вас получается! - сказал Сен-Жермен.

- Теперь-то где уж, - полыценно улыбнулась Домна. - Смолоду я куда ловчее была, прямо горело все в руках... А давай-ка, батюшка, я тебе чулки свяжу? - осенило ее. - Без похвальбы скажу - чулки я вяжу знатные. С виду неказисты, зато теплые, как печка. Покойный барин мой, царство ему небесное, он смолоду все в стражениях был, ну и застудил ноги вчистую. Бывало, в непогоду прямо криком кричит. И обувки никакой носить не мог все ему жало да резало. Только мои чулки и надевал. Круглый год их носил, и зимой и летом. Даже со двора в них езживал...

- Спасибо, Домна Игнатьевна, ноги у меня пока не простужены, а путешествовать в одних чулках затруднительно. Да и некогда уже. Я ведь попрощаться заехал.

Подорожная в кармане, утром в путь.

- Видно, как в гостях ни хорошо, а дома лучше. Далеко ли тебе до дому-то?

- Тысячи две. Да мне еще к приятелю завернуть надо, а версты здесь не мерянные, может, и все три тысячи верст наберется.

- Я, батюшка, на тыщи эти считать не умею. Дале, как до Новгорода?

- В Новгороде не бывал, но, думаю, дальше. Много дальше.

- Страсть какая!.. Мне бы тоже уехать в пору. Домой. У нас ведь в Бежецком не то, что тут. Такая благодать, такая тишина... Бывало, благовест к вечерне за десять верст слыхать... Только теперь и ехать некуда.

Чужое все.

- Зачем же ехать? Разве здесь вам плохо?

- А что хорошего, коли никому не нужна?

- А Грегуару? Я не видел его с мая месяца. Разве он так переменился?

- Перемениться не переменился. Только теперь и дома не ночует, когда-никогда забежит. Вот я и сижу день-деньской, как пес на цепи, пустой дом сторожу. А он все там отирается...

Сердито поджав губы, Домна Игнатьевна ткнула спицей за спину, в ту сторону, где находился Зимний дворец.

- Вы этого не одобряете?

- Кто мое одобрение будет спрашивать? Я за него боюсь.

- Чего же бояться? Грегуар теперь - как это у вас говорят? - пошел в гору, обласкан императрицей.

- То-то и есть, что в гору... Чем выше влезешь, тем больнее падать. А ласка да таска, они завсегда в обнимку ходят...

- Почему обязательно ожидать дурного? Никому плохого Грегуар не делает, и ему не станут. У него, повидимому, и врагов нет.

- Про врагов не знаю. Больно он добер, вся душа нараспашку. Я хоть и не родная мать, а почитай, как родная - своей грудью вскормила, у меня на руках вырос. Оттого и душа у меня болит, как он надолго куда заподенется все беда какая чудится. Вот и ноне. Давеча Алешка забегал - нет ли Григорья? Во дворце его спрашивают, а нигде сыскать не могут. Куда он в эту пору мог запропаститься? Глухая ночь на дворе...