Игорь Росоховатский - Утраченное звено (сборник)

• Название: Утраченное звено (сборник)
• Автор: Игорь Росоховатский
• Издательство: Радянський письменник
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1985

РОСОХОВАТСКИЙ Игорь Маркович. (р.1929). Украинский писатель-фантаст, прозаик и поэт. Родился в г. Шпола Черкасской области. Окончил факультет языка и литературы Киевского педагогического института им. А.М. Горького. Научный журналист, работал в редакциях украинских газет («Юный ленинец» и др.), автор многих книг и свыше ста научно-популярных статей. Член Союза журналистов и Союза писателей СССР. Живет в Киеве. Печататься начал в 1946 году. В 1954 году в издательстве «Молодь» вышла его первая книга — поэма «Мост (Слово об Иване Кулибине)». В фантастике дебютировал в 1958 году рассказом «Море, бушующее в нас…». Научно-фантастические произведения Росоховатского отмечались премиями на республиканских, общесоюзных и международных конкурсах журнала «Техника — молодежи», призом журнала «Уральский следопыт».

---

Интуиция не подвела. Теперь у меня есть не просто догадки, накопившиеся за десятки жизней. Теперь у меня возникла четко оформившаяся мысль. И я могу в этом призрачном мире опереться на нее, как слепой на посох.

Вытаскиваю из рюкзака несколько инструментов, начинаю в определенной последовательности замыкать и размыкать контакты. Голубоватые вспышки, искры… Забыв об опасности, об элементарной осторожности, вернее, не забыв, а презрев и отбросив их, я дал выход накопившейся во мне горечи и ненависти за все, что пережил, выстрадал на протяжении своих жизней, ибо я уже понимаю, почему мир всегда казался мне таким призрачным и невсамделишным, почему мукам не было конца, почему за гибелью следовало возрождение и кто я такой на самом деле.

Все тело начинает колоть. Чувствую сильный зуд, жжение. Ощущение такое, будто с меня слезает кожа. Кончики пальцев немеют, онемение распространяется на руки и ноги, по всему телу. А в голове, где-то в затылочной части, возникает сильная боль. Она ползет по шее навстречу участкам онемения. Там, где она подходит близко к ним, становится нестерпимой.

Я корчусь от боли, от зуда, бью о выступы стен руками, пытаясь вернуть им чувствительность, чешусь спиной и боками о камни, пытаясь содрать зудящую кожу. Кожа не сдирается, но тело словно приобретает новое свойство.

Раздваиваюсь. Одна часть еще остается в прежней ипостаси, другая меняется, наливаясь каменной неподвижной тяжестью.

Болевые припадки сотрясают меня до основания. Жажду смерти, как облегчения. Но переход на этот раз происходит без нее и становится во сто крат более болезненным. Сознание временами мутится, исчезает, но наступают минуты просветления — и новая мысль, овладевшая мною, укрепляется и прорастает в моем мозгу.

Продолжаю замыкать и размыкать контакты и вижу, как впереди, в глубине коридора, медленно возникает светлое окно. Рвусь к нему, падаю, ползу, собираюсь с силами — встаю и делаю несколько шагов.

Тело сотрясает новый небывалый припадок — возможно, уже наступила кульминация, переход в иное измерение. Светлое окно, больше похожее на экран, дрожит, по его поверхности пробегает рябь. Оно становится прозрачным в середине, и сквозь него я вижу неправдоподобно большое лицо с удивленными глазами…

2

Писатель срочно вызвал аварийную.

Когда бригада прибыла, он показал на перфоленту:

— Смотрите, что выдает машина.

Одновременно на контрольном экране вычислительной машины вспыхивают странные зубцы и круги, образуются причудливые геометрические фигурки и тут же распадаются.

— Седьмой блок шалит, я предупреждал, — безапелляционно произносит младший мехоператор, готовясь что-то отключить.

Его останавливает инженер-ремонтник:

— Скорее всего следствие грозовых разрядов.

Мехоператор с присущей вспыльчивостью готовится ринуться в спор, взяв наперевес в качестве «пики» сногсшибательный аргумент. Но тут в центре экрана, в расплывшемся многоугольнике, проступает чье-то перекошенное страданиями лицо с безумными глазами. В нем столько муки, что людям становится не по себе.

— Кто это? — спрашивает инженер, невольно отступая от экрана.

Мехоператоры уставились на писателя. А он вконец растерялся:

— Это… это…

Теперь и инженер повернулся к нему:

— Вы знаете его?

— Кажется, знаю… Видите ли, я моделирую в памяти машины различные сюжеты и ситуации для будущего романа. И это… Это может быть герой моего нового произведения. Собственно говоря, даже не герой еще, только заготовка. Я все время меняю сюжет, чтобы выяснить, как в связи с этим изменятся герои. Но, возможно… Видите ли, до меня на этой машине работали автоконструкторы, испытывали новые модели автомобилей. А потом… потом один из моих персонажей почему-то упорно становился гонщиком. И вот я подумал сейчас…

— Зациклившийся импульс, — с прежней категоричностью произносит молодой мехоператор.

— Но в таком случае всякий раз, когда я стираю из памяти машины отработанную ситуацию, он остается, так сказать, существовать, — бормочет писатель. — О господи, представляю, что выпало на его долю…

— Кажется, он хочет спросить вас о чем-то, — говорит инженер, притрагиваясь к плечу писателя костяшками согнутых пальцев, словно осторожно стучится в закрытую дверь.

Губы на экране совершают одно и то же движение. Шум и свист, изображение искажается. Помехи то и дело заглушают пробивающийся слабый голос. Оператор нагибается, прислоняясь ухом к шторке репродуктора.

— Он говорит «зачем»…

— Зачем? — повторяет за ним писатель. — Ну что ж, это естественный вопрос для героя моей будущей книги. Он спрашивает, зачем я произвел его на свет, зачем он мне нужен?

Оператор услужливо включает микрофон вводного устройства, и писатель очень тихо, представляя, каким громом прозвучат его слова в машине, говорит:

— Рад встрече с тобой. Если ты действительно возник в результате зациклившегося импульса, представляю, какие испытания выпали на твою долю. Прости нас за них. Но зато ты, единственный из живущих в созданном мной мире, смог разгадать тайну существования…

Писатель говорил долго. Его слова предназначались не только для спрашивающего, но и для присутствующих. Ему казалось, что ремонтники слушают его с интересом, а при таких условиях он мог говорить часами, время от времени откидывая прядь волос со лба и шумно вдыхая воздух. Он разъяснил, что создание моделей автомобиля или самолета в памяти вычислительной машины и проведение их испытаний позволяют улучшить их конструкции, предотвратить аварии настоящих — из металла и пластмасс — автомобилей и самолетов с людьми на борту. И точно так же моделирование жизненных ситуаций позволит ему, в частности, родить новые мысли — написать лучший роман и тем самым усовершенствовать настоящих — из плоти и крови — людей, сделать устойчивей и справедливей общество. Он, конечно, понимает, что придуманному им герою, можно сказать, его сыну по духу, нелегко десятки раз умирать и возрождаться. Но ведь он выполняет благороднейшую миссию — помогает рождаться самому значительному на свете — новой мысли. Ибо в конце концов ценнее всего оказывается информация, которая позволяет совершенствовать мир. И если бы не этот вымышленный герой, то, возможно, люди, а в том числе и он, писатель, не знали бы чего-то очень нужного и важного, крайне необходимого для прогресса.

Говоря, писатель посматривал то на людей вокруг, то на экран, следя, какое впечатление производят его слова.

По выгнутой голубоватой пластмассе все время пробегают какие-то волнистые линии, искажая лицо того, кто находится по ту сторону экрана. Но писатель угадывает его состояние. Ему вдруг начинает казаться, что там не чужой, впервые увиденный образ, а хорошо знакомый человек — тот, с кем учились в школе, влюбились в девушку с голубой жилкой на мраморном виске, поссорились, вначале казалось — навсегда. А потом встретились на фронте, и бывший одноклассник спас ему жизнь, помог вернуться домой живым, невредимым, благодарным, верящим в благородство и доброту… Писатель ищет слова утешения для человека, находящегося по ту сторону экрана, и не находит их. Наклонясь к микрофону, он произносит:

— Точно так же, как человек, каждая новая мысль рождается в муках. Этого не изменить, _ведь тут не простое совпадение, а неизбежность_. Другого пути нет…

Он видит, как лицо на экране меняет выражение. Губы складываются в улыбку, сначала — слабую, недоверчивую. Но вот она становится шире, шире… Человек смотрит не на писателя, а на что-то иное, что находится за спиной экспериментатора. Он тычет пальцем в экран и хохочет.

Писатель резко оборачивается, но за его спиной никого нет — ни инженера, ни мехоператора, ни ремонтников. Он с удивлением видит, что находится в совершенно пустом помещении. На стене, где недавно висела картина, теперь образовался прозрачный экран, по форме напоминающий экран дисплея. А через него за писателем наблюдают чьи-то большие любопытные глаза…

ФЕНОМЕН ИВАНИХИНА

1

Жене Иванихину двенадцать лет. У него белесые брови и слегка раскосые темные глаза, из-за чего он получил прозвище «заяц». Чтобы заметить брови, надо хорошо присмотреться, такие они редкие. Губы у Жени полные, яркие, «бантиком», в синюю или черную крапинку, поскольку он часто грызет карандаш, ручку и вообще все, что попадается под руку.

Кроме мамы и папы, у Жени есть еще сестра и брат-восьмиклассник Витя, типичный акселерат, рост — метр восемьдесят, пять и косая сажень в плечах, кандидат в мастера спорта по боксу. Женина сестра Люся тоже акселератка: выше мамы на полторы головы и, по утверждению папы, «на столько же глупее». Она баскетболистка, юная скрипачка и (ох, этот папа!) пижонка. В атом году Люся кончает среднюю школу и, если попадет в институт, то лишь благодаря папиным друзьям и баскетболу: папа отыщет такой вуз, где собирается сильная команда баскетболисток. Люся носит расклешенные брюки с молниями, мужские свитера. У нее железный характер и столько поклонников, что на Восьмое марта Женя задыхается от запаха мимозы, а мама тайком отдает ее соседкам.