Александр Силецкий - В тридевятом царстве…

• Название: В тридевятом царстве…
• Автор: Александр Силецкий
• Издательство: Мысль
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1990
• ISBN: 5-244-00445-Х

Грустный рассказ о человеческой жизни.

---

Александр Силецкий В тридевятом царстве…

У всех уважающих себя людей имеется ныне хобби. Или что-то вроде того.

Серафим, со звучной фамилией Цветохвостов, также болел увлечением, к службе побочным, и весьма утешался им, когда бывал чем-либо удручен.

А по существу все выходило просто. Мечтал он - и с отменным постоянством! - попасть в тридевятое царство, в тридесятое государство или, выражаясь по-научному, скорее всего в некое, где-то там сопредельное нашему измерению.

Что это такое, он и сам, по совести, не знал. Однако ж вот - мечтал…

Каждый день сидел он в редакции своего субпопулярного журнала и названивал по телефонам, выжимал из авторов статьи, договаривался о фиктивных интервью, принимал посетителей, являвшихся то с жалобами, то с очерками, пухлыми, как иной роман; приходили к нему и разные ревнивые любители науки, желавшие внести в нее посильный, но весомый вклад, ну вроде: «Устранение косоглазия посредством уменьшения силы тяжести, варьируемой в оптимальных пределах наклоном земной оси».

Всякое случалось у Серафима за день, десятки лиц, которых нужно выслушать и успокоить, проплывали перед ним. А если они, не обнаружив должного сочувствия, входили в раж, то к вечеру деликатный Цветохвостов чувствовал себя усталым и разбитым совершенно.

Потому не удивительно, что, возвратясь домой, он усаживался в старенькое кресло под торшером и, попивая крепкий чай с лимоном, целиком отдавался восхитительной мечте о тридевятом царстве, тридесятом государстве, где можно, наверное, хоть временами жить без забот и той суеты, что именуется радостью текущих будней.

И однажды, когда желание попасть в заветную страну достигло высшего предела, он вдруг услышал чей-то голос. - А вот и я, - сказал голос. - Чем могу служить? Серафима точно ущипнули.

Он подскочил в кресле, поперхнулся, пролив на брюки чай, и беспомощно огляделся по сторонам. Но никого в комнате не было.

Зашторенное окно, благо на улице давно стояла осень, было заперто на все шпингалеты, и сквозь него проникал лишь отдаленный гул машин.

Вот те раз, подумал Цветохвостов, доработался… Голоса мерещиться стали…

Он закрыл глаза и откинулся на спинку кресла, уговаривая себя, что это, дескать, ничего, скоро пройдет, с кем не бывает…

Он и впрямь успокоился, и тогда его мысли вновь обратились к излюбленной теме.

- А вот и я, - раздался тот же самый голос. - Чем могу служить?

Цветохвостов охнул, резко выпрямился и чашку с чаем поставил на пол.

- Ты кто? - спросил он в пустоту. Ему никто не ответил.

- Ты кто такой, я спрашиваю? Молчание.

Серафим нервно поерзал в кресле, чувствуя себя последним идиотом, - случившееся было выше его понимания.

- Ну ладно, - вздохнул он наконец. - Молчишь - и ладно, - и неожиданно добавил: - Только в следующий раз здоровайся со мной.

«Какой еще следующий раз? - с ужасом подумал. Серафим. - Зачем?!»

Это событие надолго вывело его из равновесия, и до самого сна он никак не мог успокоиться - ему все казалось, будто кто-то стоит за его спиной и усмехается, и черные тени по углам казались ему живыми, он поминутно испуганно оборачивался, но в комнате никого не было.

Перед сном он согнал с дивана любимого иждивенца, рыжего кота-кастрата, и приготовил себе постель.

Он лег, и кот устроился в его ногах и, хитро прищуривая то правый, то левый глаз, блаженно замурчал, словно давно уже знал разгадку случившегося, да вот только до поры' до времени помалкивал и от этого своего молчания испытывал великое удовлетворение, - впрочем, у всех котов такой вид, когда им сытно и тепло…

Серафим потянулся и зевнул.

На мгновение его внезапно снова потянуло в это далекое-далекое, никому не ведомое тридевятое царство, но он разом осекся, вспомнив странный вкрадчивый голос, и, так как думать ни о чем другом не хотелось, невесело обратился к задремавшему коту:

- Видал, Альфонс, что творится? Галлюцинации, страхи… Нехорошо. Наверное, устал, переутомился… А что делать, Альфонс, что делать?..

Он вздохнул и посмотрел на кота.

Тот лежал, подобрав под себя лапы, и зеленый глаз его горел на фоне круглой морды, точно глазок светофора, выпученный в ночную пустоту.

- Глупое ты создание, Альфонс, - добродушно сказал Серафим. - Тебе что ни поведай - все равно… Мозги зажирели у тебя, старина. Давай-ка спать.

Стрелки настенных часов встали точно на полночь, и кукушка прокуковала двенадцать раз, и двенадцать апостолов, будто в хороводе, вышли один за другим из маленького окошка и скрылись бесшумно в соседней дверце.

Свет торшера над головой Цветохвостова мигнул и погас.

Странные сны снились Серафиму.

То ему чудилось, что летит он над какими-то лесами и реками, сам не ведая куда, и вдруг получалось все наоборот: он уже вовсе не летит, а стоит под развесистым деревом с роскошными плодами - он тянулся к ним, однако плоды вместе с ветвями постоянно убегали вверх, и он вырастал вслед за ними, пытаясь догнать, и неожиданно упирался головой в небо - тогда он ударял что есть силы в него, небо трескалось, точно обыкновенный кусок цветного стекла, и солнце, сорвавшись со своей колеи, падало Серафиму в руки.

Он брал солнце, подкидывая его на ладонях, чтобы не обжечься, и нес в неведомо откуда взявшийся дворец - там, посреди золотого зала, стоял хрустальный стол, и Серафим садился за него, положив вместо лампы на краешек, слева, пылающее солнце, и принимался править статью - дурацкую, но, как всегда, необходимую сейчас.

А то начинало сниться Серафиму, будто идет он вдоль пыльной широкой дороги, а по обочине - столбы и на каждом столбе написано одно и то же: «Тридевятое Царство, тридесятое государство - 10 верст».

Впереди шагал кот, подняв, как чувствительную радиоантенну, рыжий хвост, и ловил всяческие радиосигналы, которые пронизывали все вокруг и порой даже натыкались на Серафима, отчего тот вздрагивал и непременно задавал коту один-единственный вопрос: «Ну что, Альфонс, что там слышно, в нашем эфире?», а кот отвечал на это: «Помехи, хозяин, помехи» - и судорожно дергал хвостом, меняя диапазон.

И вдруг все исчезло. Мир заполнил нестерпимый звон будильника.

Серафим с ужасом открыл глаза. Пальцы нашарили заветную кнопку и надавили ее. Настала тишина.

Он еще силился вернуться к прерванному сну, где солнце снова засияет на краю стола… Однако - время, время!.. Вечный бич…

Теперь подъем - и за дела!

В редакции небось уже собрались почти все сотрудники, а братец-шеф, мордастый лысый дядька, как заведено, сидит царьком в высоком кресле у окна и с благочестивой рожей рассказывает сальные анекдоты, восторгаясь смущением молоденьких сотрудниц…

Шеф любил начинать день «боевито», каждый раз «по-новому».

Серафим обреченно переступил порог комнаты, и в уши тотчас Же ударил громкий хохот, перекрываемый раскатистым уханьем шефа.

Ему вдруг показалось, что это он явился причиной такого веселья, что потешаются над ним, над его маленькой фигуркой в нескладном бежевом костюме, над его непомерно большой головой и тщедушной бородкой, которую он отпустил нарочно, потому что все говорили, будто бы она ему нисколько не идет и, разумеется, вид у нее преглупый…

Адское искушение повернуться и выбежать вон, хлопнув дверью, овладело им.

Но он знал, что никогда и никуда не уйдет, а только с вызовом им улыбнется и скажет всем небрежное «привет!», и быстро, по обыкновению, шмыгнет за свой стол…

Он тихо завозился, вытирая ноги о половичок.

- А вот и Серафим! - гукнул от окна редактор. - Наш шестикрылый Серафим! Конечно, опоздал! Трамвай из-за погоды задержали? Катаклизм произошел?

- Привет! - сказал Цветохвостов и всем отсалютовал.

- Голубчик, - не унимался редактор, - на вас лица сегодня нет.

- Не знаю, - сухо отозвался Серафим. - Я себя чувствую превосходно.

- А может, все-таки - градусник? У вас как будто жар… Хотя, стоп, стоп! Ну, конечно! Просто - красный нос!..

Сотрудники захохотали.

Редактор тоже хохотал, и в эти минуты, похоже, не было на свете человека счастливее его.

Серафим только пожал плечами. А что говорить? О чем?!

О своей сокровенной мечте, или о снах, или об этой дешевой суете, которую на людях надобно воспринимать как дар, ниспосланный свыше?

Да скажи он хоть слово - и они рассмеются вновь: «Ого, Цветохвостов шутит!..»

А какие тут шутки, когда все осточертело и давно уже перестало волновать?..

Он протиснулся к своему месту, и вдогонку ему полетело: «Ну, братцы, за работу - Цветохвостов пришел!», - и новая волна смеха прокатилась по комнате.

Серафим сел за стол и, склонившись над ним, прежде чем взяться за правку текущего материала, задумался, как уже не раз случалось, - о снах, о жизни и вообще бог знает о чем, чему и сам названия не знал, - а вокруг пластами лежали статьи и письма, научные изыскания и жалобы на недосягаемые для жалобщиков инстанции, целые горы всяческого бумажного хлама, предварявшего появление его суетных или, напротив, нарочито спокойных производителей, если угодно - творцов…