Хайнц Кноке - Я летал для фюрера. Дневник офицера люфтваффе. 1939-1945

• Название: Я летал для фюрера. Дневник офицера люфтваффе. 1939-1945
• Автор: Хайнц Кноке
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-9524-0197-X

На страницах дневника немецкого офицера, летчика-истребителя, Хайнца Кноке передана атмосфера сначала предвоенной, а затем и военной Германии. Непосредственный участник тех страшных и драматичных событий подробно описывает боевые вылеты и смерти товарищей, пирушки после удачных побед, слезы — матерей и любимых, чувства, переживаемые бесстрашными асами в каждом полете, и горечь от утраты нацистских иллюзий.

---

Я надеялся, что меня отправят в действующие части в этом месяце. К несчастью, наши тренировки отстают от расписания из-за плохой осенней погоды.

Сейчас мы занимаемся очень интенсивно. В последнее время каждую неделю происходят одна или две катастрофы в нашей группе. Сегодня разбился сержант Шмидт.[4] Он был из нашей пятерки.

Несколько дней мы проходили теоретический курс подготовки к полетам на «Мессер-шмитте-109», он очень сложен в управлении, очень опасен поначалу. Мы уже можем повторить каждое движение даже во сне.

Этим утром мы выкатили из ангара первый «109-й» и подготовились к полетам. Мы бросили жребий, решая, кому лететь первым. Выпало сержанту Шмидту. Он взлетел на большой скорости, такая поспешность может привести к аварии на взлете, если не соблюдать осторожность. Преждевременная попытка набрать большую высоту могла привести к тому, что самолет стремительно войдет в штопор. Я видел это много раз, чаще всего это заканчивалось смертью пилота.

Шмидт пошел на посадку, совершив один круг над аэродромом, но неверно выбрал скорость. Она была выше той, к которой он привык, поэтому Шмидт не попал на взлетную полосу. Он зашел на посадку снова, но опять неудачно. Мы начали волноваться — было видно, что Шмидт потерял хладнокровие. Он поднялся и совершил последний разворот, перед тем как заходить на посадку, когда машина заглохла из-за слишком низкой скорости, потеряла управление и, рухнув на землю, взорвалась в пятистах метрах от начала посадочной полосы. Мы как безумные рванули к месту катастрофы. Я подбежал первым. Шмидта вышвырнуло из кабины, и он лежал в нескольких метрах от обломков самолета. Весь в крови, он кричал как дикий зверь. Я наклонился над телом моего товарища и увидел, что у него оторваны обе ноги. Я приподнял его голову. Его крики привели меня в ужас, кровь текла по моим рукам. Я еще никогда не чувствовал себя таким беспомощным. Потом крики прекратились, и наступила еще более страшная тишина. Когда подбежал Куль вместе с остальными, Шмидт был мертв.

Майор Корнацки приказал немедленно возобновить полеты, и менее часа спустя другой «109-й» выкатился из ангара. Теперь наступила моя очередь.

Я зашел в ангар и смыл с рук кровь. Затем механики затянули мне ремень безопасности и отбуксировали мой самолет к взлетно-посадочной полосе. Мое сердце бешено колотилось. Даже оглушительный грохот двигателя не мог заглушить предсмертных криков Шмидта, раздающихся в моих ушах. Еще до взлета я заметил на моем комбинезоне большие темные пятна крови. Я испугался. Меня охватил дикий, парализующий страх. Единственное, что меня утешало, — это то, что никто не видит, как я напуган.

Я несколько раз облетел аэродром и постепенно успокоился, ко мне вернулось хладнокровие. В конце концов я настолько овладел собой, что смог пойти на посадку. Все прошло хорошо. Я еще раз взлетел и снова посадил самолет, потом проделал то же самое в третий раз.

Слезы стояли у меня в глазах, когда я откинул крышку кабины и снял шлем. Спрыгнув с крыла, я не мог остановить трясущиеся колени.

Неожиданно передо мной вырос Корнацки. Суровый взгляд стальных глаз сверлил меня насквозь.

— Вам было страшно?

— Да, господин Корнацки.

— Вам лучше скорее привыкнуть к этому, если хотите участвовать в бою.

Мне было очень стыдно. Лучше бы я провалился сквозь землю.

14 октября 1940 года

Этим утром я в числе других кандидатов из сержантского состава участвовал в траурной церемонии похорон сержанта Шмидта.

Позже вечером над летным нолем опять случилась катастрофа столкнулись самолеты. Два курсанта, совершающие второй полет, погибли мгновенно. И снова я оказался среди тех, кто первым прибыл на место катастрофы, и вытащил из-под обломков тело одного из пилотов. Его голова превратилась в бесформенное месиво.

При таких обстоятельствах меня скоро перестанет пугать вид окровавленных останков летчика, лежащего среди обломков самолета.

15 октября 1940 года

Замечательный день 1 октября 1940 года мне присвоено звание прапорщика военно-воздушных сил.

17 октября 1940 года

Вернойхен расположен совсем недалеко от Берлина, и я завел привычку проводить каждые выходные в большом городе. Обычно я останавливаюсь в маленьком отеле недалеко от Фрид-рихштрассе. Быстро обследовал все кабаре и бары, расположенные недалеко от зоопарка, на улицах Курфюрстендамм и Фридрихштрассе, рядом с музеями, театрами и прекрасными зданиями на Унтер-ден-Линден и в Лустгартене. На выходные я возвращался в город, где царило неистощимое веселье. Каждый раз погружался в водоворот развлечений большого города, блеск которого еще не затронула война.

Мой девиз: «Живи и учись у жизни».

У меня еще никогда не было достаточно денег с тех пор, как я приехал в Вернойхен.

8 ноября 1940 года

Получен приказ:

«Прапорщики Хардер, Хоип и Кноке, сержант Куль, инженер капрал Хензе должны отправиться в Мюнстер (аэродром Лодденхайде) на самолете „Юнкерс-160 CЕКЕ“ с целью получения и доставки в Вернойхен трех самолетов „Мессершмитт-109“».

«СЕКЕ»[5] — новейшая модель транспортного самолета. Из-за плохой погоды мы отложили взлет до 10 часов.

В воздухе мы не смогли убрать левое шасси, поскольку сломался вал. За штурвалом Куль. Мы летим низко — высота от 30 до 60 метров. Бортмеханик пытается произвести ремонт прямо в воздухе, и приблизительно через двадцать минут ему удается исправить положение. Затем мы поднимаемся на высоту 200 метров. Куль передал управление мне, а сам пошел отдыхать в уютный салон, к Хоппу и Хардеру.

Я сделал крюк к югу от Берлина и полетел вдоль оживленной дороги на запад. Слева от меня за пеленой тумана виднеются радиомачты передатчика в Кенигвустерхаузене (Konigswusterhausen). Высота 350 метров.

Что-то случилось с двигателем: упало давление подачи топлива. Я больше не могу сохранять эту высоту. Мотор кашлянул, зашипел и замолк.

— Держитесь крепче — аварийная посадка! — крикнул я в салон.

Позади меня бортмеханик закрыл лицо ладонями. Под нами густой лес, слева радиомачты, а справа крошечное поле размером с почтовую марку — это наш единственный шанс.

Слишком поздно я заметил впереди линии электропередач. Это конец. Куль побледнел как полотно.

Я дернул штурвал на себя, и самолет устремился вверх, чудом не задев провода, мы прошли всего в нескольких сантиметрах от них. Затем машина снова стала падать, и ветер засвистел в ушах.

И вот удар!

Три огромных дерева с треском переломились, как спички, лево>е крыло отвалилось, самолет с глухим звуком рухнул на землю, пронесся еще более 30 метров, круша все на своем пути.

Куля бросило на приборную доску, он ударился головой.

Наступила тишина — могильная тишина, нарушаемая только шумом топлива, вытекающего из пробитых баков.

Куль лежал без сознания, весь окровавленный. Кажется, его основательно приложило. У меня течет кровь из раны на голове. Я хотел открыть крышу кабины, но ее заклинило, как и дверь кабины. Запах керосина сводит меня с ума. Мы в смертельной ловушке — если баки взорвутся, мы сгорим заживо. В отчаянии я начал бить кулаками по плексигласовому стеклу.

Неожиданно я увидел лица Хоппа (Hopp) и Хардера (Harder), вглядывающихся внутрь. Они разбили стекло. Мы вытащили Куля (Kuhl) и бортмеханика и положили их на траву. Они были живы. Я попытался оказать первую помощь. Хопп и Хардер отправились за подмогой.

Рана на моей голове оказалась легкой.

Я снова вынужден возвращаться на поезде.

18 декабря 1940 года

Три тысячи будущих офицеров сухопутных войск, военно-морского флота, военно-воздушных сил и элитных подразделений СС собраны в берлинском Дворце спорта в ожидании прибытия фюрера и главнокомандующего вооруженными силами. Три тысячи молодых, увлеченных солдат, практически завершивших период обучения, через несколько месяцев должны быть в качестве офицеров направлены на фронт. Я — один из них.

Гитлер будет говорить с нами.

Первым из командующих этими тремя родами войск прибыл рейхсмаршал Геринг. Он и члены его штаба расселись на широкой сцене. Один из курсантов школы военно-воздушных сил — высокий, худой юноша с бледным и нервным лицом — был представлен ему лично. Курсанта зовут Ханс Иоахим Марсель, он уже имеет Железный крест первой степени. Получил эту высокую награду в битве в Англии как самый молодой летчик-истребитель в германских военно-воздушных силах. (Через два года ему вручат высшие награды Германии за героизм, он станет самым знаменитым летчиком-истребителем в африканском корпусе, его больше всего будут бояться вражеские летчики.) Прошло несколько минут, и мы вскочили, повинуясь приказу. «Идет фюрер!» Руки взметнулись в молчаливом приветствии. Я увидел его, идущего но центральному проходу к сцене, в сопровождении фельдмаршала Кейтеля и адмирала Редера. Абсолютная тишина воцарилась на несколько минут в огромном зале. Это был торжественный момент. Гитлер начал говорить. Думаю, что мир не знал более блестящего оратора. Магнетизм его личности был неотразим. Весь зал пронизывало излучение его невероятной силы воли и могучей энергии.