Барбара Виктор - Мозаика судеб

• Название: Мозаика судеб
• Автор: Барбара Виктор
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-85585-556-2

Героиня романа Барбары Виктор Габриэла переживает развод с мужем и расставание с дочерью, решившей остаться с отцом.

Габриэла покидает Америку и два года работает в Париже фотокорреспондентом, пока неожиданная смерть бывшего мужа не заставляет ее вернуться в родной Фрипорт.

Встреча с дочерью, знакомство с Ником Тресса заставляют Габриэлу встряхнуться, возродиться вновь, воссоединиться с дочерью и обрести любимого мужчину.

---

Однажды вечером Габриэла, уставившись в экран телевизора, уютно устроившись в кровати, спросила:

– Как бы ты поступил, если бы я завела себе любовника?

– А ты его завела? – Он удивленно вскинул брови.

– Я говорю предположительно. – Она мгновенно напряглась и поправила мужа: – Я только спросила, что бы ты сделал в этом случае?

Однако Пит даже не думал обсуждать подобную глупость. Он не принял ее слова всерьез, решив, что это шутка. Однако зерно недоверия упало на почву и дало росток.

Прошла неделя, и как-то вечером, опять лежа в кровати и посматривая на экран телевизора, Габриэла задала тот же вопрос:

– Как бы ты поступил, если бы у меня был любовник?

– А он у тебя есть?

На этот раз Пит более серьезно отнесся к ее словам.

– А если да?

Она ожидала чего угодно – крика, обвинений, пощечин. Но Пит выглядел так, как будто его ударили по голове, – он страшно побледнел, его глаза помутнели, и он ковыляющей походкой отправился в туалет. Габриэла услышала, как скрипнуло под ним сиденье унитаза и наступила тишина. Он просидел там несколько часов, а Габриэла тем временем стояла у окна и следила, как на улице постепенно занимается рассвет. Он вышел бледный и жалкий, как потерянный ребенок.

Мужчины имеют право изменять, женщины – нет. Как-то один таксист так и сказал ей – для чего же существуют все эти птички в кабаре, мюзик-холлах и прочие милашки, что прогуливаются по улицам? Действительно, для чего они существуют? Разве не для того, чтобы уложить в свою кровать честных, но податливых и слабых мужей? Если бы Габриэла догадывалась о последствиях своего эксперимента, если бы только знала, через какие унижения ей придется пройти, она бы так никогда не поступила. Лучше было бы просто развестись с Питом без этих дурацких признаний. Справедливости захотела, понимания, равных прав, наконец! А что получила?

Когда Пит вышел, то первым делом спросил:

– Как ты могла?

– А ты как мог?

– Я – мужчина. Ты понимаешь – мужчина! Это для меня ничего не значит. Я же не теряю голову…

– А я – женщина!

– В том-то и беда, Габриэла, что ты не понимаешь, что прежде всего – ты жена и мать, а все остальное не имеет существенного значения.

– Да, но ведь и ты в первую очередь отец и муж. Как насчет этого?

– Мы бы всегда были вместе, если бы ты так не поступила. – Он пропустил ее вопрос мимо ушей. Видно было, что эта новость потрясла его. – Я бы никогда не оставил тебя. Никогда! Ты была моим лучшим другом.

– В том-то и беда, Пит, – грустно сказала она. – Кем тогда были все остальные твои подружки?

– Никем! Они были никем, понимаешь? – Он многозначительно помолчал. – А он для тебя кем являлся?

– Просто любовником, не более того.

Возможно, этим ответом она окончательно добила его, разрушила последнюю надежду на то, что все обойдется, что она просто шутит.

– Как ты могла оказаться такой вероломной? – захныкал он.

Из его бессвязных слов она поняла только, что Пит хочет познакомиться с ее любовником и не собирается становиться его врагом. Но спустя некоторое время он обрушился на нее с обвинениями:

– Как ты можешь жить здесь с чувством вины, что ты подложила мину под наш дом?

Он не хотел ничего слушать в ответ, он хотел говорить сам. С той ночи, когда они, выискивая виноватых, проговорили до утра, потянулись другие, такие же нудные, нескончаемые ночи. За это время они произнесли столько слов, сколько не было сказано за все время их семейной жизни.

Пит угрожал ей, грозил запереть в четырех стенах, – одним словом, начался кошмар, и в конце концов, вспоминая те месяцы, она почему-то начала полагать, что во всем действительно виновата она одна.

Вопрос Ника вернул ее к действительности.

– Хочешь кофе? – спросил Ник.

В этот момент официант обслуживал соседний столик.

– Мне, если можно, капучино, – попросила Габриэла.

– А я предпочитаю кофе по-американски.

Казалось, между ними стоял невысказанный вопрос – что-то такое, что требовало разрешения. После того как они едва притронулись к своим чашкам и Ник заплатил по счету, они не спеша вышли на улицу. Он предложил ей руку, получил ответ на свой безмолвный вопрос: «Да!»

Габриэла знала, что так и случится. Прямо здесь, в автомобиле, на стоянке в Сэг-Харборе, он приник к ее губам в долгом нежном поцелуе. Она с трудом перевела дух – сколько лет ее не целовал желанный мужчина?

В свои тридцать девять лет Габриэла уже не робела, когда попадала в пробку – в метро, в торговых центрах, на шоссе. Чувство толпы не пугало ее. Она как бы обрела второе дыхание в борьбе с судьбой, научилась не доверять миражам, преодолевать сложности жизни, такие, например, как их отношения с Диной. Пока Ник гнал машину к своему дому, она уговаривала себя, что эта встреча своего рода награда для нее.

Ник свернул в глухой переулок, остановил машину, и она не сопротивлялась, когда он поднял ее и, целуя, пронес до дверей гаража. Там он опустил ее на землю, обнял и приник к ней в жгучем поцелуе. Все, что Ник проделывал дальше – загонял машину в гараж и глушил двигатель, забрал ее сумочку с заднего сиденья, отпирал дом, – все делалось, как будто они были сиамскими близнецами. Их тела были слиты, и каждый его поцелуй, каждое его прикосновение заставляли ее все плотнее прижиматься к нему.

Габриэла почувствовала жар его обнаженного тела, легкие прикосновения его ладоней к своей груди, ощутила твердый член у своего бедра. Она прильнула к нему, дрожа от нетерпения. Шепча ей на ухо ласковые слова, он овладел ею.

Неожиданная волна нежности нахлынула на Габриэлу – Ник был бы последним мужчиной в мире, которому она могла бы отказать в ласке. Ее губы больше не принадлежали ей – они были в его власти, руки их были раскинуты в стороны, пальцы сплетены… Он выдыхал ее имя, она – его. Казалось, что в этом порыве страсти они слились, растворились друг в друге, превратились в единое существо. Габриэле хотелось, чтобы это мгновение никогда не кончалось.

Потом они лежали, не в силах оторваться друг от друга, новая волна страсти затопила их…

…Солнечный свет струился в комнату сквозь огромное, почти во всю стену, окно. Габриэла не знала, что же разбудило ее – солнечный луч, коснувшийся лица, или тревожная мысль, словно кольнувшая ее. Она пошевелилась, приоткрыла глаза. Ник лежал рядом, опираясь на локоть, и смотрел на нее.

– Сколько времени? – прошептала она.

– Слишком рано, чтобы вставать, – ответил он и убрал прядь волос с ее щеки. Голос его, усталый и довольный, явно принадлежал удовлетворенному мужчине.

Габриэла не могла даже пошевелиться, ей было так хорошо, сладостно, приятная слабость разлилась по телу. Она изучала лицо Ника, и вдруг ей представился Ник, поглощающий пиццу и спагетти в компании с отцом и дядей Рокко. Она так отдалилась от атмосферы итальянской семьи, живя в Париже, что вернуться в свое прошлое, быть итальянской женой она бы больше не могла. Ник заглянул ей в лицо и спросил:

– Почему ты смотришь так печально, вместо того чтобы сказать мне «с добрым утром»!

– Прости меня, – мягко ответила Габриэла, – я такая глупая, я думала о своем.

Это, наверное, его оскорбило, но он не показал вида. Габриэла подумала, что следует как можно скорее бежать из этого дома. Бежать как можно дальше, бежать немедленно, не теряя ни минуты, от этого мужчины, который сумел дать ей столько радости, сколько она никогда еще не испытывала. Даже по ту сторону океана, в Париже… – Почему ты согласилась приехать ко мне?

Удивительный вопрос! Все-таки до чего же глупы иногда бывают мужчины.

– А ты почему привез меня сюда?

– Потому что я влюбился в тебя по уши, – просто ответил Ник.

Габриэла не собиралась поощрять его, как это делают обычно женщины в Сэг-Харборе. Те сразу начинают восхвалять мужчину, рисовать картинки будущей счастливой, безоблачной жизни с любимым, который теперь, после проведенной ночи, возьмет на свои плечи все заботы. Она не так глупа и наивна, чтобы верить в подобные признания.

Ник все еще ждал от нее ответа. Пусть услышит!

– А почему бы мне не согласиться? – спросила она тоном леди Чаттерлей, разговаривающей со своим лесником.

Ник коротко вздохнул:

– Потому что все это так необычно, со мной такого никогда не было. То, что было между нами, не могло произойти между равнодушными или враждебно настроенными людьми. У нас было что-то другое. Что?

От этих слов Габриэла была готова растаять. Но сдержала нежные слова, готовые сорваться с языка, и холодно сказала:

– Ну почему американцы так любят все усложнять? Тебе хорошо… мне хорошо, и слава Богу!

Однако подобный ответ не смутил Ника – то ли он слегка поглупел от счастья, то ли успел немного разобраться в ее характере.

– Ты действительно так считаешь?

Вместо ответа она провела пальцами по его носу, губам, задержала руку на его загорелой мускулистой груди. Как хотелось ей забыть весь свой предыдущий неудачный опыт и довериться этому сильному, нежному и такому надежному человеку.