Барбара Виктор - Мозаика судеб

• Название: Мозаика судеб
• Автор: Барбара Виктор
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1996
• ISBN: 5-85585-556-2

Героиня романа Барбары Виктор Габриэла переживает развод с мужем и расставание с дочерью, решившей остаться с отцом.

Габриэла покидает Америку и два года работает в Париже фотокорреспондентом, пока неожиданная смерть бывшего мужа не заставляет ее вернуться в родной Фрипорт.

Встреча с дочерью, знакомство с Ником Тресса заставляют Габриэлу встряхнуться, возродиться вновь, воссоединиться с дочерью и обрести любимого мужчину.

---

Сильвио выглянул из-за края газеты, потом бросил раздраженный взгляд на плафон.

– Если она не хочет есть, – сказал он, – нечего заставлять. – И добавил: – Свет ей, что ли, мешает?

– А может, слишком горячо? – Габриэла заботливо заглянула в глаза матери. Та упорно молчала.

– Часто по утрам у нее не бывает аппетита. – Отец на секунду перестал шелестеть газетой. Габриэла не обратила на его замечание никакого внимания, она подула на ложку, перед тем как повторить попытку.

– Может, действительно каша еще горячая? Папа, посмотри, – воскликнула она, – мама ест!

Габриэла сняла с тормоза инвалидную коляску и подкатила мать поближе к столу. Потом слегка коснулась безвольно лежащей на подлокотнике, мягкой маминой руки и попыталась всунуть ей в рот еще одну ложку. После долгого перерыва Габриэла с трудом справлялась с кормлением, но и две ложки уже были большим достижением. Она помнила, сколько терпения и усилий потребовалось от всех членов семьи, когда врачи настаивали на том, чтобы родственники старались заставить больную выполнять обычные действия – двигаться, пережевывать пищу, а не приучать ее к питанию из тюбиков. Сейчас, глядя на мать, Габриэла с ужасом, с тягучим холодом в животе вспомнила то время, когда Одри находилась между жизнью и смертью.

– Расскажи о похоронах, – попросил Сильвио, отложив газету. – Я пытался дозвониться до тебя из ресторана, но ты, наверное, уже ушла. Телефон не отвечал, потом было поздно, и мы с Рокко отправились домой. Ты что, под дождь попала? Совсем мокрая добралась?

– Промокшая, – поправила его Габриэла, – и так устала, что уснула, даже не раздеваясь. Легла около семи, а очнулась где-то после одиннадцати. Разделась и опять уснула. Сил не было чемодан распаковать.

По дому Габриэла разгуливала в стареньких джинсах, свитере, который носила во фрипортском колледже, – все это она нашла в гардеробе на втором этаже, – и эта одежда делала ее совсем юной. Особенно с лицом без всяких следов косметики и волосами, собранными на затылке в конский хвост.

– Похороны были потрясающими, – начала она. – Народу было очень много, и все говорили о том, что Пит – бедный парнишка – учился, рос и стал «столпом правосудия». И после его смерти некому больше защищать справедливость в нашем городке. – Зря ты так. – Отец был явно недоволен. – Многие любили Пита Моллоя. Даже те парни, которых он сажал за решетку. После освобождения они были не прочь выпить с ним рюмочку-другую. Пит был обаятельным парнем, все окружающие признавали это, кроме его собственной жены. Разве я не прав, дочка?

Габриэла с трудом сдержалась. Ей надоело снова и снова выслушивать, каким замечательным человеком был Пит Моллой. Даже если это и правда. Она повернулась к матери, чей пустой взгляд был устремлен в какую-то неведомую даль. Габриэла вздохнула, оглядела мать – ее безжизненные тонкие руки, неподвижные ноги в розовых носках и белых теннисных туфлях, которым никогда не суждено запачкаться, никогда не быть изношенными.

– Знаешь, папа, – начала она, сознавая свою правоту и желая высказаться впервые за долгое время. – Его больше нет. Каким бы он ни был – обаятельным или отталкивающим, – его не стало! И знаешь что, папа, он не делал ничего нарочно. У нас не было опыта, мы были так молоды. Что знал он? Что вообще мы понимали в жизни?

Габриэла поняла теперь, что смерть приносит с собой прощение даже закоренелым преступникам, что уж говорить об обычных людях с их ошибками?

Сильвио сочувственно посмотрел на нее:

– Мне дела нет до того, что там случилось между вами когда-то, я просто имел в виду, что он умер слишком молодым.

– Он не мучился, смерть ему досталась легкая. – Выговорив это, Габриэла внезапно задумалась: как быстро человек ко всему привыкает. Еще недавно смерть Пита казалась страшной трагедией, а сегодня они говорят о ней так буднично.

– Легкая смерть – это вовсе не утешение, даже если он сам погубил себя непомерными амбициями. Он два года подряд выигрывал выборы и был окружным прокурором. И в работе был словно одержимый – преследовал преступников на южном побережье, даже каких-то сопливых юнцов, словно они были его личными врагами! Как будто он Бэтмен или что-то вроде того. И все потому, что они не могли ему сунуть в лапу.

Когда дело касалось афер с наркотиками, убийств, мошенничеств с банковскими счетами, различных скандалов, отец не мог обойтись без сравнения с теле– и киногероями.

– Пит Моллой был похож на Роберта Редфорда – улыбка на миллион долларов, одет с иголочки, светлые волосы, зачесанные назад. Он был готов отправлять на электрический стул любого подсудимого, доставленного в зал суда, эдакий правдолюбец, вроде героев Редфорда. – Сильвио пригладил волосы. – Ты знаешь, в чем настоящая беда? Плохо то, что ребятам некуда ткнуться, везде перед ними стена. Им трудно заработать на приличную жизнь, им остается только крушить бизнес таких бедолаг, как я. А если их поймают, то отпускают под залог, и власти смотрят на это сквозь пальцы. И на то, что они продают порошок прямо на улице и стреляют друг в друга. Пит был борцом с преступностью, но чего он добился? Ничего. Теперь его засыпали землей в могиле, а в мой ресторан посетители по вечерам приходят с опаской.

– Так он привык – жить двойной жизнью, – задумчиво сказала Габриэла, – играть две роли – быть бескорыстным и брать взятки. Ему нравилось участвовать в этом спектакле перед публикой и передо мной.

С грустью она вспомнила, каким героем казался ей Пит, когда они познакомились. Деньги, плывущие ему в руки, развратили его, он начал отыгрываться на слабых и угождать сильным и богатым. Было время, когда она верила ему, в его призвание бороться с преступностью и отдавала много сил, чтобы он по утрам имел чистую рубашку, а вечером сытный обед. Если им доставался билет на какой-нибудь концерт, на него отправлялся Пит, а она оставалась дома с Диной; если появлялись деньги, покупали ему костюм. Габриэла верила, что все ее жертвы направлены на то, что он делает карьеру «для них». И эта волшебная фраза «для них» заставляла ее трудиться в поте лица. Для них троих – его, ее и Дины. Вероятно, Дина и сейчас думает о своем отце как о герое, и Габриэла понимала, что разубедить ее в этом будет невозможно.

День рождения

В тот день, когда Дине исполнилось четыре, девочка надулась и решила провести праздник, сидя под столом. Может быть, Габриэле стоило учесть характер дочери и не заставлять дочку играть с приглашенными в гости детьми. Не стоило этого делать. Пит явился домой, когда маленькие гости разошлись по домам, а жена убирала разноцветный серпантин, остатки именинного пирога и недоеденные сладости.

– Где моя девочка? – с порога позвал он.

– Под столом, – спокойно ответила Габриэла, словно это обычное место, где и должна находиться Дина. Пита не было на празднике, откуда ему было знать, что случилось?

– Что она там делает? – спросил он, швыряя на тахту портфель с документами. – Я думал, что у моей девочки сегодня праздник.

– Сам ее спроси, – посоветовала Габриэла, продолжая уборку.

– Чем же моя маленькая доченька занимается под столом? – Он наклонился и заглянул под скатерть. Дина в то же мгновение принялась громко плакать, видимо, рассчитывая на сочувствие отца. Габриэла попросила мужа, чтобы он не потакал ее капризам, но Пит уже улегся на пол, пополз под стол к своей любимице.

– Пит, не делай этого! Пожалуйста! Не стоит жалеть ее. Пусть почувствует, что сама виновата. Хочет сидеть под столом и пусть сидит.

– Вылезай, мое солнышко, – уговаривал он. – Папа вернулся, теперь все будет хорошо. Вылезай, вылезай…

Габриэла с горечью подумала, что Пит ведет себя так, будто не замечает ее усилий, считает, что при ней все идет из рук вон плохо, а стоит появиться ему в конце дня, как все проблемы решаются сами собой.

Именно это и сказала она Питу, который обнимал Дину, устроившуюся у отца на коленях.

– Ты бы сначала выяснил, что произошло, прежде чем выставлять, как всегда, меня чудовищем.

– Что случилось, радость моя? – заворковал Пит.

– Я проиграла, – захныкала Дина.

– И во что же вы играли?

– «Пришпиль за хвостик ослика».

Пит вопросительно глянул на жену:

– Как это получилось, что она проиграла на собственном дне рождения?

– Потому что Анжела Фиорелла была более меткой.

– Ты должна была постараться, чтобы выиграла наша девочка, – недовольно сказал Пит. – Тем более что это ее и хвостик, и ослик, и стрелка.

– Я не согласна, – возразила Габриэла. – Она должна научиться проигрывать.

– Речь не о проигрыше или выигрыше, – холодно заметил Пит. – Я имею в виду преданность.

Габриэла размышляла над его словами, пока счищала с отопительного радиатора кусок налипшего шоколадного торта и протирала пол. Что он имел в виду, когда говорил о преданности? Может, Пит имел в виду их брак?