Александр Кондратов - Звуки и знаки

• Название: Звуки и знаки
• Автор: Александр Кондратов
• Издательство: «Знание»
• Жанр: Языкознание
• Год: 1978

Язык — это, по слову Маркса, «действительность мысли» и, как всякая другая действительность, обладает неисчерпаемым богатством содержания. Отсюда — огромное число языковедческих дисциплин, и среди них те, что родились недавно на «стыке» языкознания с математикой, кибернетикой, семиотикой (наукой о знаковых системах). Вот об этих недавно родившихся языковедческих дисциплинах, о том, чем они занимаются и к каким приходят результатам, и рассказывается в этой книге, первое издание которой выходило в 1966 г.

Автор книги — кандидат филологических наук.

Для широкого круга читателей.

---

В зависимости от потребностей общества находится, как правило, и число различных цветовых ярлыков, слов, обозначающих цвета. Так, в языке ненцев около трех десятков наименований цвета (причем три из них обозначают оттенки серого цвета, вернее, его светлоту и темноту). Этого вполне достаточно для жителей суровой тундры, вплоть до Октября живших в условиях родового строя. В русском, английском, немецком, французском языках можно насчитать до сотни простых, состоящих из одного слова, наименований цвета.

Но ведь помимо простых, есть еще и составные названия, все эти темно-вишневые, светло-зеленые и тому подобные оттенки. В ненецком языке их очень мало. Зато в немецком насчитывается до полутысячи, а в английском, если учитывать терминологию портных, торговцев тканями, лошадьми и т. д., около четырех тысяч!

Разумеется, нельзя считать, что язык ненцев «хуже» немецкого или английского языка. Если возникнет необходимость, и в ненецком появится столь же богатая терминология, связанная с названиями цветов. Да и не только в ненецком, в любом языке мира лексика может стать сколь угодно богатой и разнообразной, если только в этом есть практическая нужда. Например, в языке исландцев, овцеводов и рыболовов насчитывается до полутора тысяч слов, связанных с погодой! Ибо капризная и переменчивая погода Исландии играет важную роль в хозяйстве острова. Вот почему даже ветер разной силы обозначается в исландском языке разными словами: силой в один балл — словом андвари, в два балла — кул, в три балла — гола, в четыре балла — калди и т. д.

И внутри одного языка можно обнаружить интереснейшее взаимоотношение между ярлыками, обозначениями цвета, и уровнем культуры людей, этим языком пользующихся. Любопытные данные были собраны в нашей стране в самом начале тридцатых годов. Группа ученых под руководством крупнейшего советского психолога Л. С. Выготского направилась в отдаленные кишлаки и на горные пастбища Узбекистана.

Тут уже началась перестройка социально-экономического уклада и культурного уровня жизни, но далеко еще не все население было вовлечено в этот процесс. На одном полюсе его были представители колхозного актива и студентки, на другом — женщины, всю жизнь прожившие в пределах ичкари, женской половины дома, и неграмотные крестьяне-единоличники. С различными социальными группами и были проведены эксперименты.

Известно, что в любом развитом языке есть четкий и краткий набор слов, обозначающих абстрактные цветовые категории, вроде наших наименований частей спектра (красный, оранжевый, желтый и т. д.). Слова эти, как правило, теряют связь с конкретными, образными названиями. В то же самое время в любом языке есть слова, сохранившие свою цветовую конкретность: молочный, лимонный, малиновый, вишневый, кофейный, бирюзовый и т. п. Узбекистан — страна древней культуры; узбекский язык имеет богатую цветовую терминологию — как обобщенную, категориальную, так и конкретную, образную.

Какие же названия оттенков практически применялись различными группами испытуемых? Сохранялось ли у них одинаковое соотношение категориальных и образных названий? Этими вопросами в первую очередь и задались исследователи. Испытуемым предлагались мотки шерсти или шелка двадцати семи различных оттенков. Требовалось назвать эти цвета.

Люди, начавшие жить уже по-новому, давали обобщенные названия цветов, иногда уточняли их (темно-желтый, светло-синий). И лишь в редких случаях они приводили образные названия вроде винный, фисташковый, табачный цвет. По-иному на вопросы отвечали женщины ичкари. Образные, наглядные названия оттенков у них преобладали. Тут были цвета ириса, печени, розы, гороха, персика, гнилых зубов, испорченного хлопка, озера, неба, мака, воздуха, темного сахара, цветущего хлопка, помета свиньи и т. д. и т. п.

Затем испытуемым предложили разбить все оттенки на несколько групп. Колхозный актив, студентки, молодежь легко справились с этим заданием. Совершенно иная картина наблюдалась у женщин, имевших богатую практику вышивания, но всю жизнь проживших в затворничестве, не получивших никакого образования.

«Как правило, данная им инструкция — разбить предложенные оттенки на отдельные группы — вызывала у них полное недоумение и реплики «этого нельзя сделать», «здесь нет похожих, вместе их класть нельзя», «они совсем не похожи друг на друга», «это — как телячий помет, а это — как персик». Испытуемые этой группы начинали обычно прикладывать друг к другу отдельные моточки шерсти (шелка), пытались выяснить их оттенки, растерянно качали головой и — отказывались от выполнения задачи, — свидетельствует профессор А. Р. Лурия в книге «Об историческом развитии познавательных процессов», вышедшей в 1974 году в издательстве «Наука». — Некоторые из испытуемых заменяли требуемую группировку по основному цвету раскладыванием в ряд оттенков по убывающей светлоте или насыщенности, в результате чего в один ряд вводились бледно-розовые, бледно-желтые, бледно-голубые оттенки или возникал единый ряд оттенков, переходящих друг в друга без видимых границ».

Все испытуемые пользовались одним и тем же узбекским языком. Но в зависимости от уровня их культуры и образа жизни происходило различное членение цветового спектра. Не язык, а общество оказалось главным «виновником» того, что спектр был по-разному расчленен словами-ярлыками!

Этнолингвистика

Наука о языке все больше и больше связывается с пауками об обществе, в котором и для которого язык существует и развивается. Так, не зная истории петровской эпохи, нельзя понять, почему в русской морской терминологии так много голландских слов: койка, каюта, ватерпас, зюйдвестка и т. п. Не зная истории географических открытий, нельзя понять, почему в языке жителей африканского острова Мадагаскар встречаются арабские и французские слова, а сам язык — мальгашский — родствен не языкам близлежащей Африки, а многочисленным наречиям жителей островов Тихого океана. Не зная истории религии, нельзя понять, почему в монгольском языке буддийская терминология заимствована из санскрита, хотя сам буддизм пришел в Монголию из Тибета и языком богослужения был тибетский, а не санскрит. Некоторые чисто языковые факты нельзя понять без знания зоологии. Так, в языках коренных обитателей Бразилии, индейцев, а также в ряде языков других обитателей жарких стран нет слова попугай. Зато есть много слов для различных видов попугаев. Почему? Да потому, что слово попугай объединяет, по сути дела, разные и довольно-таки далекие друг от друга зоологические виды. Слово попугай, означающее попугая вообще, есть только в языках народов тех стран, где попугаи не водятся!

А вот другой зоологический пример. Наименования животных экзотических, как правило, попадают из языка коренных обитателей страны, где есть эти животные, в языки других пародов неизменными. Таковы американские опоссум, ягуар, пума, ассапан, австралийские кенгуру, эму, коала, динго и многие другие.

Еще большую роль играют данные этнографии, изучающей пищу, жилище, одежду, духовный мир различных народов и племен. Ведь лексика, словарный состав языка соответствуют тем общественным нуждам, которые есть у людей, этим языком пользующихся. Примеров тому можно привести великое множество, но мы ограничимся лишь одним. В эскимосском языке не было понятия и слова воздух. Зато явления, связанные с физическими свойствами воздуха, получали языковое обозначение: язык имел такие слова, как пурга, дыхание, ветер и многие другие. А для быстрой и точной пространственной ориентации в языке эскимосов существует более двух десятков указательных местоимений и свыше восьмидесяти слов, от них производных (не синонимов, а слов, обозначающих разные направления, разные точки в пространстве!). Ведь эскимосам, морским охотникам, ведущим коллективный промысел, необходимо предельно быстро и точно передавать «пространственную» информацию.

Мы недаром озаглавили предыдущую главку «От «этно» к «социо». Вероятно, вы и сами догадались, почему. Постепенно от этнографических факторов мы переходили к факторам социальным, от этнолингвистики — к социолингвистике. Однако очерк наш посвящен именно этнолингвистике. Проблемы же социолингвистики (или лингвосоциологии, как ее еще называют) охватывают очень большой круг вопросов. Чтобы рассказать о них подробно, понадобилась бы целая книга. И название ее было бы уже не «Звуки и знаки», а скорей всего, «Люди и знаки». Будем надеяться, что такая книга появится.

ФОРМУЛЫ ФОНЕМЫ

Как люди говорят? Каким образом с помощью звуков нам удается делиться нашими радостями и горем, мыслями и чувствами?