Митьки Митьки - Выбранное

• Название: Выбранное
• Автор: Митьки Митьки
• Издательство: ООО "Канон"
• Жанр: Философия
• Год: 1999

Группа ленинградских живописцев «Митьки» приобрела известность в художественных кругах родного города во второй половине восьмидесятых. А в начале девяностых слава о них разнеслась далеко за пределами не только Ленинграда-Петербурга, но и СССР-России. Можно смело сказать, что «Митьки» – самая известная группа художников в нашей стране. Однако, помимо живописных и поведенческих особенностей, «Митьки» знамениты еще и своей литературной практикой, благодаря чему сумели удивить, а затем и обаять мир своим лукавым простодушием и опрятными чувствами.

Настоящий сборник – первая широкомасштабная попытка представить группу «Митьки» как совокупность авторов литературных текстов, каждый из которых (авторов) имеет собственное лицо и неповторимую, свойственную только ему интонацию.

В оформлении книги использованы рисунки авторов.

---

— Мы здесь случайно, нас завалило, и теперь нам не выбраться, — залепетали «медвежатники». — Впридачу мы — евреи, и судьба нас ожидает еврейская! Вокруг — немцы, напротив — ихний штаб, и придется нам здесь погибнуть.

— А вы откуда знаете, что напротив — немецкий штаб? — заинтересовался Кочет.

«Медвежатники» и рассказали ему про щелку в завале, про то, что они в нее увидели, про все-все-все, даже номера машин перечислили. Только про сейф с золотом умолчали да еще про то, как они в этом завале оказались.

Кочет выслушал их с необычайным вниманием.

— Дорогие вы мои! Знали бы вы только, какие важные сведения мне сейчас сообщили. Я ведь под немецкий штаб и подкапывался, да не рассчитал маленько. А там я бы эти сведения, конечно, узнал, но и сложил бы за то свою голову. Гестапо меня бы вмиг раскусило — всякая собака в лицо знает. И не пойти на это задание я не мог: большевистская совесть не позволяет мне больше других на смерть посылать. Так что вы и мне жизнь спасли, и для командования нашего ценнейшие сведения добыли. А теперь не отчаивайтесь: за такую помощь я вас из этой беды вызволю. Выведу через подкоп в наш партизанский край. Собирайтесь, кончилось ваше заточение.

Тут фонарик у него потух. Видимо, батарейка кончилась.

А ворам это и кстати. В наступившей темноте покидали они золото в вещмешки и поползли вслед за Кочетом в потайной ход.

Долго ползли. Стали воры отставать. Кочет им говорит:

— Да что вы эти мешки с собой тащите? Бросьте их, в отряде вам все необходимое выдадут: и мыло, и сухари, и мешки новые.

— Нет, — отвечают воры, — не можем бросить. В этих мешках — наше еврейское счастье. Такой уж мы народ: от своего ни в жизнь не откажемся, все с собой таскаем — палки, склянки, драные ботинки…

— Ну, пыхтите дальше; а только без мешков — давно бы уже на месте были.

Долго ли коротко ли, но приползли они наконец в партизанский край, в Брянские леса.

Хотели ворам оружие выдать да в партизаны записать, но они оба больными сказались: шутка ли, столько времени под землей просидеть. Отпросились они у командира домой — детишек повидать да сказать, что, мол, живы. Дали им с собой и мыло, и сухарей, а мешки типа «сидор» давать не стали: зачем, коли свои имеются.

И пошли «медвежатники» через леса, через поля. В дороге постриглись, переоделись так, что и на евреев перестали быть похожими. Добрались они до дальнего города Данцига. Сели там на пароход и уплыли на нем в Уругвай. А уж там, в Уругвае, золото свое как надо пристроили и зажили припеваючи. И по сей день живут да счастью своему не нарадуются.

ЛЕГЕНДЫ ЛЕНИНГРАДСКОЙ ВОЕННО-МОРСКОЙ БАЗЫ

ВОЗДУХОПЛАВАТЕЛЬНЫЙ МАНЕВР

Шла война на Балтике. Хмурым утром под покровом густого тумана возвращался из боевого похода прославленный крейсер «Догада». Несть числа его победам, много врагов потопил, не стыдно войти в родную гавань. Гордо реет Андреевский стяг, рассекая клубы черного дыма.

Так бы и пройти незамеченным до самой базы: снарядов всего две штуки осталось, для хорошего боя нет никакой возможности.

Но крепкий северный ветер развеял туман, брызнули с неба лучи золотого солнца, и прямо по курсу выросли два угрюмых силуэта — огромные, безобразные дредноуты «Шмутцих» и «Верлоген».

«Сдавайся!» — просигналили «Догаде» с вражеского борта.

«Русские не сдаются!» — ответил бесстрашный крейсер.

«Ну, смотри!» — пригрозили с «Верлогена».

И закипел бой. Пушки у дредноутов раза в два толще и длиннее, снарядов — полные казематы. Бьют по «Догаде» со всех калибров. Грохот, дым, брызги от взрывов встали стеной по оба борта. Не прорваться отважному крейсеру сквозь море огня. И погибать нельзя: нельзя обрадовать врага победой.

Но на то и прозван наш крейсер «Догадой» — не впервой ему поражать противника, опровергая каноны морского боя.

Прозвучал приказ — и вынут из трюма огромный парус, закреплен на реях обеих мачт. Снова звучит команда, на полную мощь заработали котлы, из всех труб повалили клубы дыма и пара, наполнили тугое полотнище, превращая его в огромный воздушный шар. Воспарил «Догада» над волнами. Враз замолчали вражеские орудия, тупо уставились в небо раскаленными жерлами: ничего не понимают.

Тут-то и пригодились последние снаряды. Не стали их в пушки заряжать, а сбросили на уродов прямо сверху, как бросают бомбы с ажурных аэропланов.

Один снаряд попал в самую трубу «Верлогена», по ней провалился в машинное отделение, в топку парового котла и уж там — ого-го! Ха-ха! Разлетелся «Верлоген» на мелкие кусочки.

А «Шмутцих» — он потрусливей был — пустился наутек. Бросили и в него снарядом. Снаряд даже разрываться не стал, просто перерубил «Шмутциха» пополам — тот и затонул.

«Малый ход!» — прозвучало с капитанского мостика. Крейсер мягко опустился на воду, парус сняли, свернули, убрали обратно в трюм. Белокрылые чайки кружили над обломками дредноутов, наперебой славя бесстрашие русских моряков.

Встречали героев с оркестром. Мудрый седой адмирал лично вышел на пирс, отдал честь гордому боевому флагу и прослезился: до чего же все-таки мы, русские, отважный и смекалистый народ!

ВОЕННО-МОРСКАЯ ЛЮБОВЬ

Море. Брызги. Война.

Канонерка «Родина» стремится сквозь серую мглу туда, где среди взрывов и волн погибает эсминец «Смелый, но глупый».

Глухой беззвездной ночью, черной как мазут, поперся он напрямик через минные заграждения. Да только мины, как известно, на то и ставят, чтобы никто в этом мерте проплыть не сумел. Бух! — один взрыв. Бух! — другой. Остался «Смелый, но глупый» без винтов, с пробоиной в борту прямо на виду у вражеской береговой охраны. Тут и рассвет наступил.

Проснулись враги, глянули на море — обрадовались. Плотно позавтракали и не спеша разошлись по боевому расчету. «Смелый…» у них как на ладошке, и деться ему некуда — колышется, будто шляпа, сдутая ветром с головы прохожего ротозея.

А когда грянули залпы, то загудели и море, и небо, и земля. И слов таких не найти, чтобы передать весь ужас, воцарившийся в этот миг в акватории. Плохи дела на эсминце. Лишь белые чайки отнесут матросские души к родным берегам.

Вдруг в грохоте боя расслышали на «Смелом…» звук сирены, блеснул сигнальный прожектор: «Иду на помощь!». Под прикрытием дыма и брызг подошла из клокочущих волн верная подруга — канонерка.

С береговых батарей того не увидали. Такую кашу заварили в проливе, что самим неприятельским канонирам ни черта не видно, лупят наугад — дескать, при таком плотном огне даже килька живою не выскользнет.

А «Родина» времени не теряет. Взвалила на хрупкие свои борта израненный корпус друга, подбитым тюленем обмяк он поперек задней палубы, только машет флажком: «Не вытянешь, милая. Спасайся сама!». «Нет! Только вместе!» — отвечают с «Родины».

Так, потихоньку, осев в воду по самую рубку, чадя единственной трубой за четверых, вышли они из-под огня на безопасное расстояние и взяли курс на свою базу, к славной крепости Кронштадт.

Когда беда осталась далеко за кормой, «Смелый, но глупый» пришел в себя и в восхищении самоотверженной смелостью и упорством «Родины» проникся к ней сильным чувством. И «Родина» не скрывала своей симпатии. От пережитой опасности любовная страсть заметно крепчает, и уже на подходе к родным берегам случилась между ними фронтальная любовь.

Но у войны безжалостный норов. Выйдя из ремонта, «Смелый, но глупый» сразу погиб в морском сражении, покрыв себя неувядаемой славой. А канонерка «Родина», стоя в сухом доке, вскоре родила небольшой паровой катер. Катер рос, рос и вырос в прекрасный могучий линкор «Петропавловск», названный так в честь броненосца, ушедшего из Порт-Артура в свой последний поход со славным флотоводцем адмиралом Макаровым.

Когда же юный линкор лишь появился в виду неприятельских берегов, враги пали духом, загрустили и поняли: слава русских моряков не погибает, а потому и воевать с ними бесполезно.

Так что с той самой поры против Андреевского флага гоношатся лишь идиоты да чокнутые.

ТРАГЕДИЯ НА ОРЕДЕЖИ

К холодам под Лугой появились космонавты. Они были не агрессивны и предпочитали на глаза вовсе не показываться, лишь изредка пугая грибников и заплутавших в лесу малолеток.

Космонавтам, в отличие от беспризорных, селяне симпатизировали: их пускали порой постираться и попариться в бане. Кое-где в деревнях еще помнят космических триумфаторов. Звездные братья, улыбка Гагарина — радостные фрагменты детства.

Прошла эпоха космических иллюзий. В детских садах уже не рисуют лунных пейзажей с голубым шариком Земли в космическом небе, где звездочкой помечена столица галактик — Москва. А мне уже не хочется быть ни космонавтом-пограничником, ни космонавтом — капитаном дальнего плавания. На орбите болтается всякий хлам, и вот уже не разберешь — где космонавт, а где консервная банка. Попривыкнув, мы и забыли, что где-то над головами крутятся в пространстве пара-тройка несчастных, запущенных туда месяцев на тридцать.