Николай Руденко - Волшебный бумеранг (Космологическая феерия)

• Название: Волшебный бумеранг (Космологическая феерия)
• Автор: Николай Руденко
• Издательство: ИЗДАТЕЛЬСТВО ЦК ВЛКСМ “МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ”
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1968

Руденко М. Волшебный бумеранг: Роман. / Авторизованный перевод с украинского З. Крахмальниковой. М.: Молодая гвардия, 1968. — (Библиотека советской фантастики). — 384 стр. 46 коп. 100 000 экз. — подписано к печати 30.10.1968 г.

Николай Данилович Руденко. (Микола Руденко). (1920-2004).

Укр. сов. прозаик, поэт и общественный деятель-правозащитник, более известный произв. др. жанров. Род. в с. Юрьевка (Ворошиловградской обл., ныне — Украина), высшего образования не получил, участвовал в Великой Отечественной войне, работал в ред. киевского журн. «Днiпро». Печататься начал с 1947 г. (дебютировал как поэт). С конца 1970-х гг. стал известным диссидентом, преследовался, был арестован и осужден на 7 лет лагерей и 4 года ссылки за «укр. национализм»; в 1987 г. эмигрировал в США.

К НФ Р. обратился дважды. Его гл. НФ произв. — «космологическая феерия» «Волшебный бумеранг» (укр. 1966; рус. 1968) — представляет собой лит. обработку идей Э.Дэникена и др. авторов гипотезы о «богах-астронавтах», высадившихся на Землю в древности (после гибели их планеты — Фаэтона); в трактовке Р., пришельцы еще и подтолкнули земную эволюцию. Второе фантаст. произв. Р. - повесть-феерия «Рожденный молнией» (укр. 1971). Если бы не «политика», из-за к-рой имя Р. было вычеркнуто из библиографий и справочников, писатель, вероятно, оказался бы очень созвучен «молодогвардейской» НФ конца 1970-х — нач.1980-х гг.

Энциклопедия фантастики.

---

А собственно говоря, почему Коля вдруг подумал о Земле? Рядом с ним — Лоча. И они впервые могут, наконец, свободно поговорить…

Но он вспомнил разговор с отцом и появление на стене горизонтов Единого. Встреча с Лочей на какое-то время отодвинула на задний план это страшное событие. Чем же оно завершится, какая судьба ждет его и отца? По-видимому, отцу тоже угрожает каторга. Но почему только отцу?

— Акачи! — сказала Лоча. — Там, в Храме Бессмертного, я смотрела только на тебя… И думала только о тебе…

Коля поймал ее руку и молча сжал в запястье. Лоча поняла: есть мысли, которые нельзя высказывать вслух. Единый всегда слышит. Слышит даже тогда, когда мозг его спит, — у сотен шахо контроля сидят его слуги.

— Лоча! Я тоже думаю о тебе, всегда думаю. Я хотел это сказать давно. Но мне казалось, что это тебе безразлично. У тебя так много друзей!

— С тех пор как умер наш отец, друзей стало меньше… Почти нет… Нас словно бы боятся. Когда я здороваюсь с кем-нибудь, я замечаю, что люди сторонятся меня. А отец… Он умер так неожиданно.

Коля снова молча сжал ее руку. И подумал: «Какой же я болван, что не приходил к ним». Только теперь он понял, почему Чамино перестал приглашать его к себе. Он, видно, решил, что Коля так же, как и другие, боятся впасть в немилость. Говорили, что отец Чамино умер не собственной смертью, а по воле Единого. Он был самым популярным советником среди скотоводов и механиков. Умер он во Дворце Единого, похоронили его с огромными почестями. Но слухи ползли…

— Лоча! Как сказать, чтобы ты поверила? — Он поднес ее руку к своей щеке. Рука была теплая и чуть заметно вздрагивала.

— Лоча, я люблю тебя!..

Почему он, наконец, решился на эти слова?

И память его ответила: «Ты не ошибся. Ты и в самом деле ее любишь. Давно. Еще с детства».

Необычайная тишина воцарилась вокруг. Тяжелый фаэтонский воздух казался сегодня неподвижным. Летели они медленно, не торопясь. Ни свиста ветра, ни шелеста плащей. Только Юпитер холодным лучом ощупывал их лица.

Наконец Лоча печально спросила:

— Ты это сказал лишь для того, чтобы я не имела права обвинить тебя в непорядочности?… Нет, Акачи! Зря ты волнуешься. Я не думаю, что ты трус. Но твои слова… Лучше бы ты сказал их в других обстоятельствах.

— Я люблю тебя, Лоча!..

Рука Лочи не дрогнула в его пальцах — она не поверила.

— Нужно догнать Чамино. Он, наверное, уже далеко.

Лоча высвободила руку и включила шахо. Коля сделал то же самое.

И все же она не могла не продолжить этот разговор:

— Ты говоришь неправду, Акачи. Ты не можешь меня любить. И никто не может. Из-за того, что говорят обо мне во Дворце…

Коля пытается вспомнить: что же говорят во Дворце?… Друзья Чамино считают ее очень хорошенькой. Он это слышал не раз. И это ему даже обидно. Лоча вовсе не хорошенькая, она прекрасна…

— Неправда! — как-то обреченно, с ощущением тяжкой вины повторяет Лоча. — Неправда, Акачи. Это знают все. Но разве я виновата? Он начал меня вызывать еще тогда, когда был жив наш отец. И мама. А когда их не стало…

К сердцу Коли подкатилось что-то тяжелое. Он молчит. Теперь он знает, о чем говорит Лоча.

Люди по-разному относились к Лоче. Те, кто домогался благосклонности Единого — а таких было большинство, — открыто завидовали ей. Многие матери мечтали о том, чтобы Единый, наконец, лишил Лочу ее высокого титула. И в самом деле, что он нашел такого необычного в этой Лоче? Разве их дочери хуже?…

Всех удивляла неожиданная привязанность Единого к Лоче. Казалось, что его старый, как кора планеты, мозг не мог знать никаких иных чувств, кроме жажды безграничной власти. Так было на протяжении тысячи оборотов. Единый пренебрегал смертными людьми — и мужчинами и особенно женщинами.

И вот фаэтонские историки должны были отметить в поведении Единого что-то необычное. Его взор привлекла к себе дочь советника Шако, еще почти ребенок. И Лочу с матерью стали приглашать во Дворец. Мать оставалась за дверьми, никто из советников не смел беспокоить Единого, когда он брал к себе Лочу…

Как только девочка подросла, во Дворце появилась новая должность, которой не было на протяжении нескольких тысяч оборотов.

Госпожа бороды Единого Бессмертного…

Это был очень высокий титул. Более высокий, чем титул советника. И титул этот принадлежал Лоче. Когда Лоча появлялась во Дворце, советники склоняли перед ней колени. Историки вписывали в скрижали каждое ее слово… И только за пределами Дворца Лоча оставалась сама собой. И дружила с теми, кто дружил с Чамино. Но почему-то у Чамино теперь стало меньше друзей…

— Вот видишь, — печально прошептала девушка. — Я так и знала. Ты молчишь. Теперь ты не скажешь: «Я люблю тебя, Лоча!». И не нужно говорить. Ведь ты очень хороший…

Она оторвалась от Коли и исчезла. Помчалась вдогонку брату. Вот они летят рядом — две темные точки в сумерках безоблачного неба.

Коля летит поодаль, лишь бы не потерять их из виду.

Сердце придавила какая-то тяжесть… Надо поговорить с ней обо всем откровенно, иначе нельзя…

… Они опустились на ледяную равнину. Начиналось скупое фаэтонское утро.

— Здесь уже недалеко, — сказал Чамино. — Пойдем пешком.

Лед под ногами словно зеркало — ветер смел с него снег. Собственно, лед здесь никогда не таял — он простирался вглубь на сотни шу [3]. Это был залив промерзшего до дна океана.

Чамино остановился и постучал ногой об лед.

Вскоре поднялась ледяная крышка, блеснул свет, и из глубины донесся приглушенный мужской голос:

— Это ты, Чамино?

— Да, Лашуре. Со мной сестра и мой друг Акачи. Когда они спустились внутрь, тяжелая ледяная крышка захлопнулась. Лестница была вымощена каменными плитами, а к ледяным стенам прилажены пластмассовые перила. Они-то и освещали дорогу.

— Как ты думаешь, вас не заметили? — спросил коренастый Лашуре, одетый в грубый костюм скотовода.

— Думаю, что нет, — осторожно ответил Чамино. Лестница кончилась, и они зашагали по ровному скользкому ледяному коридору, все еще не отваживаясь заговорить о главном. Лоча взяла Колю за руку, и ему хотелось, чтобы этому коридору не было конца. Но он вскоре кончился. И тогда они вошли в теплое, хорошо освещенное, обжитое помещение. Стены и потолок ровные, гладко обтесанные. Широко разветвленная система вентиляции подает в помещение воздух.

Лашуре позвал хозяйку, немолодую беловолосую женщину. И она принесла еду из искусственного белка. Мясо животных, которых здесь выращивали, употреблять скотоводам запрещалось. Оно предназначалось многочисленным слугам Бессмертного и их семьям, живущим наверху в больших городах. Иногда кое-что перепадало механикам и инженерам, но это случалось редко, и такой день считался праздником.

Белковина была очень питательна, и, если бы пищу, изготовленную из нее, приходилось есть не постоянно, она могла бы показаться даже вкусной. По существу, питание, которое получали животные, ничем не отличалось от питания скотоводов. Только изобретательность хозяек позволяла разнообразить меню. Но чаще всего сухой порошок растворялся в кипятке, эту густую тягучую массу немного солили — и пища была готова к употреблению.

Но на сей раз хозяйка и в самом деле постаралась. Она подала на стол не только тягучую, словно густой кисель, массу, но и коржики и даже небольшую, мастерски приготовленную пирамидку, похожую на торг. Вершина пирамидки была украшена листьями и цветами, напоминавшими те, что некогда существовали на планете. Они были тоже созданы руками хозяйки.

— Теперь можно разговаривать совершенно свободно, — сказал Чамино. — Тут нас Бессмертный не услышит. — И, обращаясь к Николаю, добавил: — Если ты думаешь, что все беловолосые живут так, как Лашуре, ты ошибаешься. Он здесь на особом положении. Лашуре — настоящий ученый. Его последняя работа… Но об этом потом. Скажу только: если она будет завершена, шахо Бессмертного утратят власть над людьми. Ты, наверное, не представляешь себе, как это важно!..

— Не люблю, когда мне приписывают то, что принадлежит другим, — недовольно буркнул Лашуре.

Чамино засмеялся.

— А мы тоже, оказывается, не избавлены от самолюбия… Гляди-ка, и ты начинаешь делить, что кому принадлежит… Ладно, лучше рассказывай, что у вас здесь нового.

Лашуре подозрительно покосился на Колю, но, сообразив, что его друг Чамино не станет доверять кому попало, начал:

— Вчера каратели уничтожили полтораста скотоводов за то, что они тайком убили одного молодого дагу и разделили меж собой мясо. Каждой семье досталось по маленькому кусочку размером не более ладони. Разве можно в день рождения Бога-Сына не дать детям хоть по кусочку мяса?… И вот теперь дети остались без отцов.

Чамино сжал кулаки. Он посмотрел на Лочу, потом на Колю.

— Вы слышали?!

— Это ужасно! — воскликнула девушка, и Коля увидел, что ее глаза умеют излучать не только тепло. — Как они жестоки! За одного дагу — полтораста людей.