Юрий Дружников - Изанка роковой интриги

• Название: Изанка роковой интриги
• Автор: Юрий Дружников
• Жанр: Русская классическая проза

---

Дружников Юрий Изанка роковой интриги

Юрий Дружников

Изанка роковой интриги

Трудный для Пушкина 1830-й год. Не только литературное, политическое, но и душевное перепутье. "Несмотря на четыре года ровного поведения, я не приобрел доверия власти", -- жалуется он по-французски Александру Бенкендорфу. Спастись в женитьбе, на которую он вроде бы настроился, тоже не получается. Он ждет измены от всех своих невест. Несмотря на приложенные усилия, от Натальи Николаевны, а точнее, от матери ее, ответа не получено. "Правда ли, что моя Гончарова выходит за архивного Мещерского? Что делает Ушакова, моя же?" -- это из письма приятелю. Неопределенность состояния поэта усугубляется "гербовыми заботами", -- так он называл то ли денежные проблемы, то ли (что более вероятно) попытки получить заграничный паспорт.

Утешение в том, что другие женщины помогают ему забыть житейские невзгоды. Тянется, никак не закончится долгая связь с Елизаветой Хитрово, дочерью полководца Кутузова, которая на шесть лет старше, но он всегда любил опытных женщин взрослее себя. Полная, молодящаяся вдова с невзрачным лицом, но с красивыми плечами, которые она поэтому оголяет и тем вызывает насмешки, заслужив прозвище "Лизы голенькой". Не менее двадцати пяти писем написал ей Пушкин со всеми интонациями -- от восхищения до раздражения.

Хитрово предана ему до самозабвения, обожает его, горит языческой любовью. Она пишет ему, что готова пойти за него на край света, а он теперь стал вежлив, ироничен, бросает в огонь ее ежедневные письма, не читая. Она его приглашает, ждет, он не является. Он пытается перевести секс в вялотекущую дружбу, а она стремится удержать его возле себя. Ничто Хитрово не останавливает, и связь с ней, несмотря на потенциальную невесту и всех прочих, с которыми он "в отношениях", тлеет.

А назревает новая любовная игра с ее дочерью Долли Фикельмон, женой австрийского посла. Пушкин уже пишет Долли обольстительные письма, теперь ее называя "самой блестящей из наших светских дам". Ездит также к цыганке Тане, гадающей ему на картах, и рыдает ей в подол. Наконец, открытым текстом он пишет Хитрово, тем весьма ее обижая, про еще одну таинственную даму: "Я имею несчастье состоять в связи с остроумной, болезненной и страстной особой, которая доводит меня до бешенства, хоть я и люблю ее всем сердцем".

Кто это -- и остроумная, и страстная? Какая женщина не возгордилась бы от таких эпитетов? Полвека спустя в журнале "Русский архив" появилась статья Петра Каратыгина. Автор писал: "Не пришло еще время, но история укажет на ту гнусную личность, которая под личиною дружбы с Пушкиным и Дельвигом, действительно, по профессии, по любви к искусству, по призванию занималась доносами и изветами на обоих поэтов. Доныне имя этого лица почему-то нельзя произнести во всеуслышание, но повторяем, оно будет произнесено и тогда... даже имя Булгарина покажется синонимом благородства, чести и прямодушия".

Интересно, что и в начале ХХ века, когда стало легче получить доступ в архивы, имя сего тайного агента не всплыло. В.Богучарский констатировал: "Названо ли, наконец, уже имя, о котором говорит Каратыгин, сказать с уверенностью мы, к сожалению, не можем". Секрет потихоньку всплывал, хотя, нам кажется, имя с самого начала угадывалось прозрачно. Думается, Каролину Собаньскую вначале не поставили в литературоведческий контекст действительно по неведению, а потом -- по инерции мышления. Первым определил, к кому обращены некоторые черновики писем поэта, Александр де Рибас. В.Базилевич и Н.Лернер опубликовали первые догадки о ней. Супруги Цявловские начали преодолевать барьер, однако и спустя сто лет Цявловский писал: "Любовь между Пушкиным и Собаньской -- факт, еще не известный в литературе...".

Но после того, как факт был введен в научный оборот, Собаньскую обычно старались обойти стороной: личина этой женщины снижала величие национального поэта. Никак она не укладывалась в благостные списки так называемых "адресатов лирики Пушкина". А ведь была самой яркой среди них, никуда не деться!

Вообще-то, нельзя не заметить, что роль разных женщин, близость их к поэту на протяжении его жизни определялась, естественно, самим Пушкиным. Однако после его смерти право это аннексировали исследователи. С тех пор они решают, с кем поэту можно было спать и с кем нельзя. "Сакрализация той или иной современницы Пушкина -- явление, становящееся для его поэтики обычным", -- писал тихий и почти не печатавшийся в советское время пушкинист Владимир Турбин. После его смерти в 1993 году вышла книга, из которой взята цитата.

Скажем, Анна Керн при том, что роман с ней был случаен и короток (одно "чудное мгновенье" и одно стихотворение об этом мгновеньи), возведена на пьедестал едва ли не главной любовницы добрачной его жизни: к могиле Керн в Путне мы наблюдали ритуальную очередь новобрачных из Твери, чтобы поклясться в вечной верности. А Каролина Собаньская -- устранена, будучи отрицательным персонажем, не вписывающимся в отфильтрованную биографию нашего классика. Полагалось игнорировать, что Пушкин в период влюбленности в Наталью Гончарову да и потом страстно желал другую женщину. Не Пушкин, но Мопассан декларировал: "Мы, мужчины, истинные поклонники красоты, обожаем женщину и, временно избирая одну из них, отдаем дань всему прекрасному полу". Однако Пушкин вполне мог под этим подписаться.

Жизнь Собаньской, ее отношения с Пушкиным и его приятелями -- достойная тема для романистов. Первую маленькую повесть на эту тему написала Н.Резникова "Пушкин и Собаньская" (Харбин, 1935-1937), наивно беллетризировав вышедшие тогда и уже упомянутые нами краткие заметки Цявловского в книге "Рукою Пушкина". Но и в серьезной пушкинистике роль отношений поэта с Собаньской все еще остается не проясненной.

30 января или июня (janvier или juin -- слово в тексте не разобрать, а письмо сохранилось только в черновике) 1829 года Пушкин в послании к Николаю Раевскому вдруг принимается описывать свою героиню из "Бориса Годунова", законченного еще три года назад: "...Конечно, это была странная красавица. У нее была только одна страсть: честолюбие, но до такой степени сильное и бешеное, что трудно себе представить. Посмотрите, как она, вкусив царской власти, опьяненная избыточной мечтой, отдается одному проходимцу за другим, деля то отвратительное ложе жида, то палатку казака, и всегда готовая отдаться каждому, кто только может дать ей слабую надежду на более уже не существующий трон. Посмотрите, как она смело переносит войну, нищету, позор... и жалко кончает свое столь бурное и необычайное существование".

Трудно не догадаться, кого поэт имеет в виду. Возможно, поэтому данное письмо отсутствует в десятитомном полном собрании сочинений. Далее у Пушкина идут поистине ясновидящие слова: "Я уделил ей только одну сцену, но я еще вернусь к ней, если Бог продлит мою жизнь. Она волнует меня как страсть. Она ужас до чего полька, как говорила кузина г-жи Любомирской". Вскоре Пушкин действительно вернулся к ней -- конечно, не к своей героине Марине Мнишек, а к ее прототипу Каролине Собаньской. И не в тексте, а в реальной жизни. Кстати, в числе знатных предков Каролины действительно был род Мнишеков.

Недоставало ни огня, ни страсти в юной красотке Наталье Гончаровой, и Пушкин искал такие качества на стороне. Впрочем, наивно отводить Собаньской пассивную роль. Она сама выбирала мужчин. Один аспект романа Пушкина с нею нас особо интересует: эта женщина необыкновенного очарования и ума, с огненным взглядом и ростом выше поэта, таинственно появляется в его жизни дважды, и оба раза роман разгорается, когда поэт собирается за границу.

Познакомились они мимоходом в Киеве в 1821 году, но чувство воспламенилось в Одессе, куда поэт ездил из Кишинева. "Недаром отпрашивался Пушкин у добродушного Инзова и в Одессу так часто. Там были у него любовные связи, не уступавшие кишиневским, но никогда не заслонявшие их", -- пишет Павел Анненков. Цявловский предполагал, что магнитом этих поездок была Собаньская. И когда Пушкин совсем перебрался в Одессу встречи с ней продолжились.

Идут переговоры с контрабандистами, чтобы бежать (на эзоповском языке поэта -- "взять тихонько трость и шляпу и поехать посмотреть Константинополь", -- оцените в письме гениальное слово "тихонько"). В какой-то момент Пушкин почти готов перейти в католичество, лишь бы видеться с Каролиной в костеле. Любовь развивается бурно, со взлетами и падениями, но, по-видимому, не очень для него успешно. Собаньская отстраняет его так же внезапно, как сходится с ним, и поэт, как известно, находит утешение, в частности, в адюльтерах с Амалией Ризнич и с графиней Воронцовой.

Каролина являлась в обществе, так сказать, постоянной любовницей или гражданской женой (пусть адвокаты попробуют зачеркнуть неточное) графа Ивана Витта, начальника Южных военных поселений, который по должности занимался также сбором политического компромата. Она сочиняла за умного, но необразованного Витта на добротном французском самые изощренные донесения в Петербург. Позже Витт и она организовывали слежку за Пушкиным в Михайловском.