Юрий Дружников - Досье беглеца

• Название: Досье беглеца
• Автор: Юрий Дружников
• Жанр: Русская классическая проза

---

Бенкендорфу поступил донос в связи с перехваченным письмом Михаила Погодина, где тот приглашал Пушкина сотрудничать в новом журнале "Московский вестник". В доносе предлагалась мера наказания, проливающая некоторый свет на проблему, которая волновала и Пушкина. "Запретить Погодину издавать журнал, без сомнения, невозможно уже теперь. Но он хотел ехать за границу на казенный счет, хотел вступить в службу - вот как можно зажать его",предлагал правительству Булгарин. Бенкендорф ознакомил с запиской государя. Другой тайный агент в донесении сообщал: "Все чрезвычайно удивлены, что знаменитый Пушкин, который всегда был известен своим образом мыслей, не привлечен к делу заговорщиков".

Нет, время было не самое лучшее, чтобы надеяться на прощение. Николай I делает распоряжение Следственной комиссии: "Из дел вынуть и сжечь все возмутительные стихи". Глава русского государства приравнял поэзию к чуме. В архиве сохранился лист с показаниями декабриста Громницкого. На обороте текст густо зачеркнут и написано: "С высочайшего соизволения помарал военный комиссар Татищев". Это было стихотворение Пушкина "Кинжал".

В Петербурге опубликовали список заговорщиков, привлеченных к суду. Теперь князь Голицын, типичный иезуит и прирожденный следователь-сыщик, по выражению Н.О.Лернера, мог считать свою миссию в качестве главы Следственной комиссии по делу о 14 декабря полностью выполненной. До казни оставался месяц, брезжили кое-какие иллюзии на помилование, но этого не произошло. Больше того, в промежутке между приговором и повешением видоизменилась структура государственного сыска.

В свое время покойный император Александр I официально уничтожил Тайную канцелярию и даже запретил упоминать ее название. Секретные дела, направленные против государства, стали рассматриваться в обычных присутственных местах и присылались на так называемое "обревизование" в первый департамент Сената, откуда, может быть, пошло советское название "первый отдел".

Летом 1826 года, перед казнью декабристов, сорокатрехлетний начальник первой Кирасирской дивизии генерал-адъютант Александр Бенкендорф, активный член Следственной комиссии, был назначен шефом жандармов и командующим Главной императорской квартирой, а затем стал начальником Третьего отделения Собственной Его Величества канцелярии, которую почтительно стали называть Высшей полицией. Реорганизовали ее из двух особых канцелярий - Министерства полиции и Министерства внутренних дел.

Третьему отделению был придан корпус жандармов (в качестве исполнительной части). Империю разделили на восемь жандармских округов во главе с генералами и штатом офицеров, в задачи которых входили тайное наблюдение и слежка за деятельностью и личной жизнью чиновников и всех обывателей. Система тайных агентов, шпионаж, подкуп, доносительство - все это вместе стало непременным элементом существования страны. Еще в первый день Рождества, после разгона восставших, генерал Александр Бенкендорф получил от императора орден Святого Александра. Генерал-адъютант от кавалерии, на которого поколения пушкинистов не жалели черной краски, был на самом деле неординарной личностью.

Сын эстляндского гражданского губернатора из Риги, он в молодости увлекался либеральными идеями. Мать его была близкой подругой императрицы Марии Федоровны. Брат его Константин написал книгу "Краткая история лейб-гвардии гусарского Его Величества полка". Можно представить себе, каким бестселлером могла бы стать книга самого главы Третьего отделения, будь она написана.

Пятнадцати лет этот человек попал во флигель-адъютанты императора Павла. Бенкендорф был хорошо образован, умен, отважен и, как ни странно, порядочен. При огромной и тайной власти, которой он располагал, он не использовал служебного положения для корысти, не организовывал ложных дел, чтобы выслужиться, не сочинял напрасных обвинений, не преследовал личных врагов и презирал людей, доносивших ложь. Тынянов утверждал, что старательность Бенкендорфа раздражала царя и тот не любил генерала. Тынянов добавлял, что Бенкендорф был бабником, но не говорил того же о Пушкине, в сравнении с которым шеф жандармов был образцовым семьянином.

В 1826 году Бенкендорфу исполнилось 43 года. Николай, который был моложе на 13 лет, видел в генерале одного из самых близких себе людей, доверял ему наиболее деликатные поручения, огласки которых не хотел. Преданность главы Третьего отделения была безупречная, и Николай Павлович мог на него рассчитывать, когда впоследствии говорил шведскому послу: "Если явилась бы необходимость, я приказал бы арестовать половину нации ради того, чтобы другая половина осталась незараженной". Из Министерства внутренних дел в Третье отделение был переведен управляющим М.Я.фон Фок, возглавивший тайный политический сыск. Стихи Пушкина и доносы о нем теперь стали собираться в одном месте.

Пушкин в напряжении ждал приговора декабристам с февраля, а сообщение о казни дошло до него 24 июля. Жестокость приговора (руководителей - к четвертованию, многих - к отсечению головы, остальных - к политической смерти в ссылке) потрясла цивилизованный мир. Когда в результате пересмотра осталось пятеро, приговоренных к смерти, это уже настроения не изменило. С.И.Муравьев-Апостол, у которого во время повешения оборвалась веревка, крикнул: "Проклятая страна, где не умеют ни составлять заговоры, ни судить, ни вешать!".

Вяземский, который был "не на привязи", писал жене: "Для меня Россия теперь опоганена, окровавлена: мне в ней душно, нестерпимо... не хочу жить спокойно на лобном месте, на сцене казни!". Он уехал в Ревель, чтобы не присутствовать на коронации. Пушкин же в это время, еще не зная о происходящем в Петербурге и получив весточку о предстоящей коронации, решил попытать счастья и подать документы на выезд, чтобы они пошли по инстанции.

Он опять отправился в Псков. Очевидно, сперва посетил губернатора, и тот потребовал официальное медицинское заключение. Пушкин прошел медицинское обследование во врачебной управе у врача, который был к этому подготовлен еще в прошлом году, и можно было сказать, что болезнь прогрессирует. К письму поэта императору Николаю Павловичу от 11 мая 1826 года приложено медицинское свидетельство врачебной управы от 19 июля 1826 года за подписью Всеволодова. Очевидно, письмо было написано заранее, а потом подкреплено справкой.

В свидетельстве, выданном управой, говорится, что "по предложении гражданского губернатора за No 5497, ею освидетельствован был коллежский секретарь А.С.Пушкин, и оказалось, что он действительно имеет на нижних конечностях, а в особенности на правой голени повсеместное расширение крововозвратных жил (Varicositas totius cruris dextri), от чего г. коллежский секретарь Пушкин затруднен в движении вообще. В удостоверение сего и дано сие свидетельство из Псковской Врачебной Управы за подлежащим подписом и с приложением печати... Инспектор врачебной Управы В.Всеволодов". Со ссылкой на злополучный "род аневризма" Пушкин обратился с прошением спасти его жизнь и разрешить лечиться там, где его могут вылечить. Имелась в виду заграница. Отметим попутно, что в прошениях Пушкина это было последнее упоминание каких-либо болезней, с помощью которых он надеялся выехать за границу.

Время казалось идеальным для выезда: близилась коронация, а значит, амнистия для тех, кто был в опале при прежнем царе. Пушкин официально отрекся от всего, что связывало его с декабристами, дав подписку. Его болезнь была документально подтверждена. Л.Гроссман сформулировал все более современным языком еще в сталинские годы: платой Пушкина за освобождение был отказ "от антиправительственной пропаганды". Пушкин надеялся, что он при этом сохранит личную независимость и свои убеждения. Ложь и самоунижение явились необходимыми элементами этого компромисса, и он на них пошел.

Псковский губернатор Адеркас отправил в Ригу Прибалтийскому губернатору маркизу Паулуччи бумагу на Высочайшее Имя с приложением прошения Пушкина, медицинского освидетельствования и подписки о непринадлежности к тайным обществам.

Снизу вверх шло прошение, а сверху вниз в то же самое время двигалось особое расследование о поведении в Псковской губернии стихотворца Пушкина. В Новоржев выехал специальный агент, посланный на основе словесного приказа генерал-лейтенанта Ивана Витта. Задачей агента А.Бошняка было тайное расследование поведения известного стихотворца Пушкина, подозреваемого в возбуждении крестьян. С Бошняком был послан фельдъегерь Блинков на тот случай, если Пушкин окажется действительно виновным, чтобы арестовать его. У Бошняка был солидный опыт оперативной работы, поскольку до этого в Одессе он служил провокатором в Южном обществе декабристов. Для ареста Пушкина Бошняк имел при себе открытый (то есть незаполненный) документ.

На другое утро Бошняк отправился собирать компромат. Он беседовал о Пушкине в гостиницах, в доме уездного судьи, навестил соседей-помещиков, игумена Иону. Бошняк объехал округу, и везде слышал, что Пушкин ведет себя уединенно, скромно, тихо, крестьянские бунты и тайные заговоры не организует. По-видимому, в тот момент кое-что зависело от агента Бошняка. Другой припугнул бы допрашиваемых, добавил от себя, и дело сшито: можно арестовать поэта и получить за это повышение в чине. Бошняк этого не сделал. Опытный службист, он понимал, куда дует ветер: Пушкина хотели освободить. Поэт в эти дни был в Пскове, и его даже не потревожили. Через пять дней Бошняк отпустил Блинкова в Петербург, поскольку для ареста Пушкина не оказалось оснований, а чуть позже отбыл туда же и сам.