Владимир Колышкин - Один день…

• Название: Один день…
• Автор: Владимир Колышкин
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2001

---

Владимир Колышкин Один день…

Звонкие мерные удары железяки по куску ржавого рельса, подвешенного в центре плаца, возвестили о начале рабочего дня.

Занималось серенькое утро. Резкие порывы ветра пытались разогнать туман. Как гнилая мешковина разрывался он, разлетался серыми клочками, но с сырых, промозглых низин приходило подкрепление. И только когда тусклое светило лениво поднялось из-за горизонта, дело наладилось. Там и сям заструились живительные лучи. Из ветхих убогих бараков-укрытий стали выползать обитатели этого забытого Богом места.

— Выходи строиться! — сиплым голосом командовал Хромой. — На «первый-второй» расчитайсь!

«Первый, второй, первый, второй… первый…» — голоса уплыли к краю плаца, еще скрытого туманом, и звучали оттуда глухо, как из подземелья.

Однорукий подошел к Хромому четким строевым шагом так, что Хромой даже позавидовал его здоровым ногам, — и доложил:

— Роботяги на утреннею поверку построены. Отсутствует один. Диоген.

— Где этот лодырь? — недовольно спросил хромой начальник, стараясь сместить центр тяжести так, чтобы устоять на одной ноге; костыль он демонстративно держал на плече.

Однорукий без команды стал в позу «вольно» и ответил уже без натуги, просто:

— Да где ж ему быть… На пустыре он. В бочке своей спит. Пока светило не припечет как следует, ни за что не вылезет.

Хромой от злости забыл, что он хромой, сделал резкое движение корпусом и чуть было не свалился на землю, если бы Однорукий не поддержал его, деликатно глядя в сторону. Начальник все-таки опустил свой костыль, сделал несколько скрипучих шагов, грузно обрушился задом на валун и, переведя дух, сказал с угрозой в голосе:

— Сходи к этому философу и передай ему, чтобы сейчас же шел на работу, иначе!..

— Сейчас на молебен пойдем… — напомнил Однорукий.

— Скажи, что после молебна, если он не выйдет на работы, я его, тунеядца, диссидента облезлого…

— На святое помазание сам прибежит, как миленький, — вставил подчиненный.

— Если ты еще раз меня перебьешь, я оторву тебе вторую руку! Ногой креститься будешь. Ясно?!

— Так точно! — звякнул пятками Однорукий.

— К философу… бегом — марш!

Подчиненный подпрыгнул и почесал во всю железку, помчался он через плац, через выгоревшую пустошь, где раньше стояла подстанция, через песчаную косу, которую намело последним ураганом, да так и не убранную, и скрылся за барханами. Там его силы покинули, и он потерял сознание.

Очнулся он возле бочки философа. Однорукий окинул взглядом пустырь, увидел длинную борозду на песке и огорчился. Тот, кого он, как представитель власти, должен был отчитать и наставить на путь истинный, волок его, представителя, точно дохлого ящера. Подрыв авторитета налицо. Хромой все-таки напыщенный дурак. Если он так заботится о своем авторитете, ему не следовало бы посылать своего заместителя до раздачи утреннего сухого пайка. Вот же философ — лежит, ухмыляется. Он не бегает сломя голову, не суетится, бережет силы, поэтому никогда не попадает впросак.

— Что это со мной было? — невинно спросил Однорукий, щурясь от солнца, бившего в глаза. — Мне показалось, что я умер.

— Я бы не рискнул сказать, что ты умер, — отозвался философ. — Но и утверждать, что ты жив, тоже не стану.

— Все силлогизмами изъясняешься, — оклемавшись, сказал посланец. — Я к тебе с приказом от Хромого. Он велел передать тебе, философу, что если ты, философ, не перестанешь философствовать и не выйдешь на работу, то он тебя…

— Ну-ну, продолжай.

— Дикси. Я все передал… почти дословно, — ответил Однорукий и попытался встать на ноги.

— Ни пса я не понял. — Диоген перевернулся на другой бок, устраиваясь поудобнее на солнышке. — Ты сходи-ка к Хромому, уточни этот вопрос.

— Я еще не восстановил силы, — ответил однорукий посланник. — Я тут немного полежу, если ты не возражаешь…

— Валяй. То есть — валяйся, сколько влезет.

— Скажи, Диоген, в чем смысл жизни?

— А ты как разумеешь?

— Я полагаю, что смысл жизни состоит в том, чтобы быть кому-то нужным, выполнять полезную для общества работу…

— Реникса, — перебил философ. — Смысл жизни — в самой жизни, и потому, сколько ни работай, смысла от этого не прибавится.

— А может, смысл в чем-то более возвышенном, например, в Боге? Ты вот мне скажи, есть Бог или его нет, я все как-то сомневаюсь…

— Сомнение — это хорошо, — удовлетворенно произнес философ. — Не люблю тех, кто никогда не сомневается — фанатики, дрянь… Если тебя интересуют вопросы веры, я тебе так скажу: мир это сон. Причем, у каждого свой. Стало быть, утверждать что-либо категорично было бы неумно.

— Но ведь без Бога не будет в мире справедливости! — вскричал однорукий богоискатель и от возбуждения даже сумел подняться на колени. — Кто накажет плохих, кто вознаградит праведных? Без Высшего судии всякая жизнь теряет смысл. Зачем же мы живем и мучаемся? Нет, ты как хочешь, но это несправедливо.

— Вот чудак, право, — усмехнулся Диоген. — Ну кто тебе сказал, что мир справедлив?

— Пастор говорит, что Господь справедлив, и каждому воздастся по делам его…

— Для вас Бог, что для Хромого костыль. Придумали гаранта справедливости. Ваша теология — лишь отражение ваших же подспудных желаний. Но это не значит, что так оно и есть на самом деле. Ты говоришь — мучаетесь, страдаете, и все такое прочее. Но вот вопрос. Кто или что заставляет вас это делать? Станьте господином самого себя! И вы избавитесь от страданий. А что делаете вы? Вместо того, чтобы предаваться медитации, вы начинаете стонать: жизнь трудна, жестока и тэдэ. Требуете от жизни — подай то, подай это. «Хорошо, Господи, — идете вы на компромисс, — если уж не на этом свете, то хотя бы за ее порогом, на том свете, но даруй нам блаженство».

Солнышко уже припекало, философ перевернулся на другой бок и закончил свою мысль:

— А я вот ничего не требую. Ни от кого: ни от жизни, ни от коллектива. И уж тем более — от мифической сверхличности, созданной вашим убогим воображением. Есть у меня пустырь, эта бочка, эти деревья… Созерцая природу, я получаю эстетическое удовольствие. Я живу и радуюсь. Еще у меня есть «думатель». — Философ постучал себя по голове. — Что мне еще надо? Я мыслю, следовательно — существую.

— А для чего существуешь?

— Да не для чего. Просто существую, и все! Впрочем, могу и не существовать, мне все едино.

— Почему же тогда не умираешь? — задал провокационный вопрос посланец.

— Именно потому, что все равно… А ты для чего существуешь?

— Я-то… ясное дело для чего… Для того, чтобы строить Космодром.

Ведь нас сюда, в невообразимую даль, за тем и послали, чтобы мы подготовили плацдарм, так сказать, для Светлого Будущего…

— Ну конечно… Они прилетят на все готовенькое, а вы тут вкалываете…

— Ничего, хорошо потрудимся, большую благодарность получим за то.

Почет и уважение… Льготы.

— Ой, дурак, ну дурак, и дурак же ты. Одно слово, роботяга. Роботяге хоть кувалдой по башке бей, все равно он останется роботягой.

— Но ведь Программа!.. Как можно идти против Программы?

— А что Программа? Зачем же нам дан «думатель»? Вот я лежу и думаю. А на кой, думаю, мне лично этот Космодром сдался? Я и без него хорошо проживу. Без него даже еще лучше. А то поналетят сюда, устроят вавилонское столпотворение, а я суеты не люблю.

— Над Программой работали такие головы! Не нам чета… Да как ты осмеливаешься такое заявлять! Да кто ты такой?!

— Я философ.

— И в чем же суть твоей философии, позвольте узнать? Отлынивать от работы? — 237-й, для тебя работа — это бери больше, кидай дальше. Хватай длиннее, забивай глубже. А я работаю головой. Вот недавно учение одно выдумал.

— Ну и как же оно называется?

— Название я еще не придумал. Не в названии суть…

— А в чем суть твоего учения?

— Смысл учения нельзя передать словами, его постигают интуитивно.

Нужно озарение…

— Ты все-таки постарайся объяснить, тоже «думатель» имеем.

Философ поднял камушек и кинул в голову Однорукому. «Дзинь!», — звякнула голова 237-го.

— Постиг? — спросил философ.

— Нет.

— Надо было взять аргумент повесомее, чтобы искры из глаз, тогда будет озарение. Пойдешь ко мне в ученики? Я хорошую дубину подыщу…

— Нет, уж я лучше в церковь пойду. Пастор, по крайней мере, не дерется.

— Ладно, не обижайся. Твоя голова подсказала мне название. Назову я свое учение — Дзинь. Дзинь, чтобы ты знал, ничего не утверждает и ничего не отрицает. Дзинь стремится подняться выше логики и найти высшее утверждение, не имеющее антитезы. Поэтому Дзинь не отрицает Бога, не утверждает его существования. Практика Дзиня имеет целью открыть око души — и узреть основу жизни.