Дмитрий Мережковский - Данте

• Название: Данте
• Автор: Дмитрий Мережковский
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Критика
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-13834-X

---

XI. ДВА ИЛИ ТРИ?

Что такое «первородный грех»? Бунт человека против Бога, заключенный в «похоти знания», libido sciendi, по глубокому слову Августина. Этому учит Церковь и еще до Церкви учила незапамятно-древняя, седая мудрость Вечной Книги:

Бог заповедал человеку, говоря: от всякого дерева в раю ты будешь есть; а от древа познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь… И сказал Змей жене: нет, не умрете; но откроются глаза ваши, и будете как боги.

Эту мудрость Вечной Книги Данте забыл или недостаточно помнит, решая вопрос о том, как относится Знание к Вере. «Знание есть последнее совершенство нашей души и высшее для нее блаженство»,[801] — учит он, предпочитая бытие вторичное, отраженное в познании добра и зла, жизни и смерти, бытию первичному, в победе добра над злом, жизни над смертью, и соглашаясь на тот соблазн первородного греха — «похоть знания», — который погубил Матерь Жизни, Еву:

И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание; и взяла его и ела. (Быт. 9, 16; 3, 4–6).

Это и значит: «Высшее блаженство для человека в знании», — не в самом бытии, а в его отражении; не в том, чтобы человеку быть в Боге, а чтоб «быть, как Бог». «Эти люди, как боги, elli son quasi dei», — говорит Данте о людях, достигших высшего знания.[802]

Знание и Вера, в первоначальном согласии, подобны двум близнецам в одной колыбели. Каину и Авелю. Но, выросши, Каин восстает на Авеля, Знание — на Веру, в братоубийственной распре. Будет ли когда-нибудь распре положен конец, совершится ли великое чудо примирения воскресшего Авеля с убившим его Каином, — нового, верующего Знания — с новою, знающей Верой? Этот вопрос, не только не разрешенный, но и не услышанный святыми в церкви, грешным Данте, первым, услышан и поставлен в миру, в двух книгах: в «Пире» и в «Комедии», или точней, в «Пире» и в «Аде», или еще точнее, где-то между «Адом» и «Пиром».

Как ни трудно поверить, что «Пир» одновременен «Аду», — это несомненно. В 1308 году кончен «Ад», а «Пир» начат между 1306 и 1308 годами: следовательно, обе книги пишутся вместе.[803] В 1291 году, вскоре по смерти Беатриче, когда появляется «Жалостливая Дама», Donna pietosa, будущая «Прекрасная Дама Философии», — Данте изменяет первой любви своей к Беатриче для этой, второй. Та же измена повторяется и в 1307 году, так что шестнадцати лет любви как не бывало: точно проснувшись от страшного сна — Ада, он все начинает сызнова, с того же времени и места, когда и где заснул: снова выходит из «темного леса, selva oscura, столь горького, чтo смерть немногим горше» (теми же почти словами говорится в обеих книгах, об этом исходе в «Пире»:[804] «Ты заблудилась, душа моя», tu… se smarrita anima nostra;[805] и в «Аду»:[806] «Верный путь был мною потерян, la via diritta era smarrita, „я заблудился“»; снова видит озаренную солнцем «блаженную Гору», dilettoso monte,[807] — самодовлеющее, от веры освобожденное знание. В эти дни Данте «покинул теологию», — скажет сын его, Пьетро, в истолковании Ада.[808] «Теологию покинул» это и значит: покинул Беатриче, — Вере изменил для знания.

«Всякую другую мысль изгоняет из души моей сладость этой новой любви, так что я забываю ту первую любовь мою для второй».[809] «Пир» и есть не что иное, как «забвение» — измена первой любви и попытка оправдать измену перед людьми, перед самим собой и перед Богом.

«Я боюсь, чтобы эта меня поработившая страсть (к Милосердной Даме) не показалась людям постыдною. Но всякий стыд прекратится, если я скажу, что движущей силой во мне была не страсть (к смертной женщине), а святая любовь» (к бессмертной Даме Философии).[810]

Вы, Ангелы, движущие мыслью Третье Небо (любви), внимайте тому, что сердце мое говорит, и чего никому, кроме вас, я сказать не могу, — таким оно кажется странным мне самому… Странное сердце мое вам одним я открою…

…Против воли смиренной, что мне всегда говорит о Женщине-Ангеле, в небе венчанной, мысль иная, чтоб разрушить ее, восстает…

Ho все еще плачет душа моя о первой любви…

«Ты заблудилась, Душа, — оттого так страдаешь», — Дух новой любви мне говорит, —

… «Страхом низким страшишься ты этой Дамы (философии).
Но разве не видишь, как милосердна она и смиренна… в величии своем?

Назови же ее единственной Дамой своей, — и такие чудеса ее увидишь, что скажешь: „истинный Владыка мой, Любовь, — се, раба твоя, да будет мне, по слову твоему!“» [811]

Главная противоположность этих двух прекрасных Дам заключается в том, что ко всему неумолимая и равнодушная Беатриче — Вера незнающая — уходит от земли на небо, а Дама Философия — Знание неверующее — нисходит с неба на землю, «милосердная», pietosa; та порабощает людей, а эта их освобождает: ум, погруженный в знание, «освобождается». — «Дама Философия свободой прославлена».[812]

«Пир» и «Ад», в самом глубоком существе своем, в движущей их воле, так не похожи друг на друга, так противоречивы, что кажется, написаны не одним человеком, а двумя: «Ад» — христианином, «Пир» — язычником. Если в той книге, — Данте, то в этой — Анти-Данте, или наоборот. Но это кажется только на первый взгляд, а вглядываясь глубже и пристальнее, видишь, что две эти книги писали не два человека, а две души в одном.

Ах, две души живут в моей груди!
Хочет одна от другой оторваться;
В грубом вожделенье, одна приникает к земле,
Всеми трепетными членами, жадно,
А другая рвется из пыли земной
К небесной отчизне…

«Ад» написан «душою, рвущейся к небу» — незнающей Верой; «Пир» — «душою, к земле приникающей», — неверующим Знанием. Но если опять-таки вглядеться глубже и пристальней, то видишь, что каждая из этих двух книг написана обеими душами вместе; в каждой — борются они и не могут победить одна другую. В «Аде» есть уже все, что будет в «Пире», а в «Пире» есть еще все, что уже было в «Аде». Там христианин побеждается язычником, здесь — язычник — христианином; но обе эти победы не окончательны, и после каждой из них борьба ожесточается.

«Небожественная — Противобожественная комедия», — это возможное заглавие «Пира» понял ли бы Данте? «Будете, как боги», — этот обман Люцифера, невидимого Дантова спутника в Аду, — не лучший ли эпиграф к «Пиру»?

«Сюда пришел я не своею волей, но тот, кто там стоит (Вергилий), ведет меня, быть может, к той (Беатриче), которую ваш Гвидо презирал» — так можно бы истолковать очень темный и загадочный ответ Данте, в Аду, на вопрос Кавальканти отца о сыне его, Гвидо.[813] Если так, то в этом «быть может», forse, слышится уже, сквозь вещий сон Ада (потому что вся «Комедия» — видение сна) заглушенный отзвук того, что произойдет в «Пире», наяву. Данте уже и здесь, в «Аде», сомневается, не знает наверное, какая из двух Прекрасных Дам ждет его, в конце пути, — первая ли его любовь, небесная, или вторая, земная, — Беатриче, или философия?

Хочет одна душа от другой оторваться, —

эту главную причину всех мук своих он уже давно, еще в «Новой жизни», предчувствовал: «так я боролся с самим собою»;[814] эта борьба оставалась никому не известной, кроме того несчастного, который мучался в ней.[815]

Муку раздвоения Данте чувствует — это ясно для нас, но что он думает о ней, — трудно сказать, потому что он мучается и наяву почти всегда, «как бы во сне», come sognando — бессознательно, а в те редкие минуты, когда муку сознает, — путается, блуждает в темных мыслях или получувствах, полумыслях, как в том «темном лесу», где заблудился перед сошествием в ад. Но кажется, ход этих мыслей, насколько их можно понять, — таков: «две души», борющиеся в человеке и в человечестве, никогда примириться не могут; чтобы кончить между ними борьбу, надо их разделить окончательно; надо понять, что раздвоение души человеческой — не зло, а добро, установленный Богом закон. Это он и делает, или только хочет сделать, потому что это слишком противоестественно, чтобы можно было сделать это не в отвлеченной мысли, а в жизненном опыте.

«Бог поставил человеку две цели: счастье в жизни земной… знаменуемое раем земным, и вечное блаженство… в созерцании лица Божия… знаменуемое раем небесным. К этим двум целям должно идти двумя различными путями: к первой — через философию, ко второй — через духовное знание».[816] Главное здесь то, что эти два пути различны, diversa: хотя и рядом идут, но никогда не сходятся, как две параллельные линии. Надвое должно человеку разделиться, разорваться, чтобы идти по двум разным путям вместе или то по одному, то по другому: жить в мире, как будто нет Бога, и в Боге, как будто нет мира. Этого последнего страшного вывода Данте не делает, но кажется иногда, смутно чувствует его неизбежность, — оттого и мучается так.

Двум господам никто служить не может, ибо или одного будет любить, а другого ненавидеть; или одному станет усердствовать, а другому нерадеть. (Мт. 6, 24.)