Алессандро Периссинотто - Моему судье

• Название: Моему судье
• Автор: Алессандро Периссинотто
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Детектив
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-94145-435-8

Талантливый молодой программист Лука Барберис в состоянии аффекта совершает жестокое убийство. Ему удается покинуть Италию. Уверенный, что его никогда не найдут, Лука шлет мейлы судье-следователю, ведущему его дело, Джулии Амброзини. Она отвечает, и постепенно переписка затягивает их обоих. Вместе им удается распутать грандиозное мошенничество, совершенное при помощи Интернета. Тем временем в Италии происходят новые убийства, связанные с этим делом. Наконец им открывается страшная правда…

---

Алессандро Периссинотто Моему судье

* * *

Дата: Четверг 29 апреля 23.12

От кого: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: Почему я убил

Вы хотите знать, как я его убил? Я тоже. Конечно, я не говорю про бесстрастный отчет о событиях того вечера, — представляю, сколько раз вы уже прочли об этом в протоколах допросов и в заключениях экспертизы. Нет, я хочу сказать, как я пришел к решению убить его, да, потому что в какое-то мгновение я принял такое решение — и убил. Не думал прежде, что могу убить; по правде говоря, никогда об этом не задумывался: разве об убийстве думаешь просто так, от нечего делать, рассматривая и такую возможность. Теперь знаю, что могу и что, наверное, убью еще. Но в тот вечер — нет, в тот вечер ничего не было запланировано: это как обычно, убийцами становятся случайно, по стечению обстоятельств. Помните у Камю, в «Постороннем»? Когда на пляже сверкает нож. Достаточно пустяка — солнца, выражения лица, любой малости, которую принимаешь за вызов. Я, например, даже идти не хотел в тот ресторан, мне не нравится, как там готовят, и не нравится тамошняя публика, и в придачу у меня был когда-то роман с девушкой, которая жила по соседству, возле канала Навильо-Гранде, так что я обходил стороной эти места, они на меня наводят печаль. Это Пьеро настоял, он все уговаривал: «Давай приходи, все придут, это мой день рождения, я приглашаю». И так я попал на этот ужин, как посторонний очутился на том самом пикнике на пляже, куда, может, ему вовсе не хотелось. А может, достаточно было, чтобы сладкое подали поскорее или чтобы не так тянули с горячим. Выйди мы оттуда минут на десять раньше, сейчас он был бы еще жив, а я не писал вам этот мейл. А он как раз подошел, пока мы ждали кофе. Он был со своей девушкой и ее приятельницей — обычные мерзкие хари. Это я о приятельнице, потому что у девушки, у Стеллы, лицо мадонны и ласковая, извиняющаяся улыбка, словно она просит прощения за его шуточки; я всегда спрашивал себя: что у нее общего с этой мразью? Он посмотрел на меня, я бы сказал, сверху вниз, но так только говорится, а на самом деле куда ему, в нем всего-то росту метр шестьдесят. Словом, он посмотрел, а потом и говорит громко:

— Выходит, ты еще можешь себе позволить такой ресторан? А то я слышал, что теперь ты ночуешь на вокзале в пустых вагонах.

Вот оно, сверкнувшее лезвие. А после сел за свой столик. Мои друзья сразу заговорили о другом, но я уже как язык проглотил. Потом почти сразу он поднялся, похоже, забыл что-то в машине, потому что пошел прямо к выходу. Я следом. Оказалось, забыл мобильник. Взял его с сиденья. Я стоял чуть поодаль, и ему меня не было видно. Сперва я думал, он тут же вернется, я и сам толком не знаю, зачем пошел за ним. Но нет, он встал снаружи, у стены, на которой вывеска, там, где светло, набрал номер и стал говорить. Иногда развязно хохотал, или так мне казалось.

Тогда-то я и решился. Вдруг меня пробрала злость, вроде дрожи, от которой меня всего передернуло. Я сел в машину, в свой белый «рено-4». В газетах пишут, что вы ее нашли. На таком же точно «рено-4» я ездил, когда был мальчишкой, как только получил права, но купил я его вовсе не из-за тоски по прошлому — теперь это была единственная машина, которую я мог себе позволить. Мне продала ее одна моя приятельница за триста евро, мы даже не стали переписывать машину на меня, оттого у нее тоже куча неприятностей, но она, я вам ручаюсь, тут ни при чем. Потом я завел мотор и еще секунду подумал о том, что сейчас сделаю. Секунду, всего секунду. Подумать в последнюю секунду, что вот-вот убьешь человека, — это уже умысел? Хотелось бы верить, что нет.

Он стоял у стены, на свету, — прекрасная мишень. Я тронулся.

От удара капот у меня смяло в гармошку: вы, господин судья, представляете себе кузов «рено-4»? Чуть покрепче фольги, надавить посильнее пальцем — и будет вмятина. Бампер, однако, крепкий, и должно быть, бампером ему переломало обе ноги, когда их придавило к стене. Я дал задний ход и отъехал, и тут он рухнул на землю и закричал, а прежде от неожиданности он и не пикнул. Тогда я снова включил первую передачу, обычно коробка у меня барахлит, это еще те самые коробки с длинным рычагом, которые ставили раньше вровень с приборной доской, но в тот вечер первая включилась с полпинка: как видите, я прав, когда говорю о стечении обстоятельств. Я снова тронул, и на этот раз бампер пришелся не по ногам — ему раздавило голову, раскололо как орех. Думаю, он умер мгновенно.

Не стоит верить, господин судья, тому хладнокровию, с которым я рисую эту сцену. То, что написано, и правда перестает быть осязаемым, но если бы вы могли видеть то, что видят мои глаза, когда я их закрываю! Если б могли попасть в один из кошмаров, которые каждую ночь населяют мои сны, вы бы узнали, какой неизбывный ужас испытывает тот, кто убил. Людям кажется, что если бы на самом деле после было так ужасно, никто бы не убивал снова, но как раз необъятность ужаса и подсказывает, что теперь ты уже по ту сторону и больше ничто не сможет ни облегчить, ни увеличить это бремя — ни новое убийство, ни резня, ни массовое кровопролитие. Я отдал бы все, чтобы вернуться назад, но думаю, мне нетрудно будет пойти вперед и убить снова.

Вот видите, господин судья, как правильно вы поступили, открыв электронную почту, так вы сэкономите на криминалистах, консультантах, психологах вроде тех, что участвуют в телевизионных ток-шоу: что творится в голове убийцы, я расскажу вам онлайн.

Установить почтовый ящик оказалось в конце концов не так уж сложно, верно? Мои инструкции были очень подробны, к тому же готов спорить, что вы попросили помочь племянника: нынешние пятнадцатилетние, похоже, рождаются на свет прямо за компьютером. А может, вам помогли люди из Почтовой полиции: только зря они надеются засечь меня, в сети я один из лучших игроков. У меня есть софт моего собственного изобретения, который маскирует мой IP-адрес сколько потребуется. Компьютерщики вам скажут, что это сообщение отправлено из Парижа, из Токио, из Аделаиды, а на самом-то деле я нахожусь в Аббьятеграссо, или в Тревильо, или даже в самой прокуратуре. Нет, не для того, чтобы попасться, решил я вам писать. Но тогда зачем?

Когда я прочел в газетах, что расследование поручено вам, я испугался. Вы — мой судья! Судья-женщина, она не ищет популярности, зато всегда точна, решительна — так о вас пишут. А потом я подумал, что в сущности это даже лучше, потому что вы меня поймете, вам я могу попытаться все объяснить. Нет, не на снисходительность я надеюсь, и потом не вас мне следует просить о ней, а суд, где будет рассматриваться мое дело, но зачем мне снисходительность суда, раз я знаю, что меня не поймают? Просто вчера я сказал себе, что, наверное, любой человек — это память, которую он по себе оставляет, и ничего больше. Поэтому мне хотелось, чтобы память обо мне была точной, верной, правдивой, и тут, конечно, я не могу положиться на свою мать: ее понимание мне обеспечено в любом случае. Справедливость, даже в отношении воспоминаний, — ваша обязанность, господин судья.

В Интернете я нашел ваше недавнее интервью: спрашивали о работе, потом о личной жизни, почему не замужем, есть ли у вас кто-нибудь; все личное вы обошли, но вежливо, и журналистам пришлось довольствоваться дежурными темами вроде музыки или книг. Помню, вы ответили, что любите Сименона. И тогда я подумал о «Lettre á mon juge»,[1] где убийца пишет судье, настаивая на своей виновности, пишет, вопреки всем попыткам адвоката приуменьшить его вину: он думает не о том, чтобы спасти свою шкуру или чтобы ему скостили срок, ему важно объяснить, почему он убил, почему обычный человек становится убийцей, что за этим стоит.

И мне тоже важно объяснить и потом понять и быть понятым.

Но, может быть, мне достаточно просто объяснить. Все говорили о немотивированном преступлении, утверждали, что у жертвы не было врагов. Это не так, и я хочу объяснить, потому что бессмысленное преступление, за здорово живешь, кажется мне еще ужаснее того, что я совершил. Только звери убивают без всякой причины. Помните случай, когда швыряли камнями по автостраде? Когда этих ребят арестовали, я подумал, что они не заслуживают снисхождения, они не люди, ведь люди не убивают без разбору. Я не убивал без разбору. Я не ищу оправданий или там смягчающих обстоятельств, я просто говорю, что за головой, раздавленной «рено-4», стоит целая история, и не только моя. В семидесятые годы твердили: «Виновато общество», это превратилось в рефрен и стало поводом для шуток: двойка по математике — виновато общество, вмятина на крыле машины — общество, изменил невесте — снова общество. Мне бы очень хотелось сказать, что в смерти Джулиано Лаянки виновато общество, но что такое общество, я знать не знаю, повторяю только, что тут целая история, история запутанная, которая началась три года назад и приведет к следующему преступлению, тому, что я вот-вот совершу.