Сергей Другаль - Обостренное восприятие

• Название: Обостренное восприятие
• Автор: Сергей Другаль
• Издательство: «Азбука»
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1997
• ISBN: 5-7684-0432-6

---

– Естественно, мне самому еды не хватало. – Ландерс обтер глянцевый переплет книги и аккуратно положил ее в чемодан. – А с чего это вдруг на «вы», Антон?

Пилот выпрямился. Что-то темное сдавило мозг и нахлынуло внезапно, как взрыв. Серая пелена на миг притушила сознание, и для всех неожиданно в каюте раздался звук пощечины.

Антон, потрясенный тем, что смог поднять руку на человека, смотрел в ошеломленные лица бортинженера и ремонтников и не видел их, только белые пятна. Он вышел, держа на весу ладонь, и слышал вслед растерянный, захлебывающийся крик:

– Как ты мог, Антон! Ведь это только собака! Только собака!

АНТОН ЛОСЕВ

Программа меня удивила. Обычно от испытателя требуется установить, насколько опытный образец соответствует техническому заданию, в каких пределах выдерживаются рабочие параметры устройства, показатели готовности, характерные неисправности, удобство обслуживания и ремонта и, наконец, особые эргономические данные, то есть условия взаимодействия человека с машиной. К программе, по которой должен был работать я, техническое задание приложено не было, и, как мне разъяснили в ИКИ, это не было недосмотром. Вообще, в ней вся техническая сторона была опущена, а эргономике уделялось непропорционально большое внимание. Я говорю: непропорционально большое, поскольку у нас, пилотов, свое отношение к эргономике, точнее, у каждого свое. Я, например, терпеть не могу сенсорную клавиатуру, мне нравится, когда мой палец ощущает сопротивление. Но это – в скобках.

И еще. В программу были введены необычные условия: общаться с андроидом я должен был не просто так, а весь предварительно облепившись датчиками. И не только я, Родион тоже. Это было совсем непонятно, Родиона-то зачем?

Представитель института, коренастый крепыш с подходящим для него именем Гриша Кемень, объяснил, что робот, конечно, будет любить меня, это само собой, как не полюбить такого. А ИКИ хочет установить, как я буду воспринимать роботову любовь. И вообще, как весь мой организм будет реагировать, и те реакции надо оценить объективно. Тут я спросил, кто здесь объект испытаний, робот или я? Робот или Родион? А объект испытаний, ответил мне Гриша Кемень, это наши с Родионом эмоции. Что-то, помнится, кэп Чернов несколько по-другому обрисовывал мою роль в этом деле. Там, помнится, была фраза о пространстве, тоскующем без героя… Ну да ладно, раз людям надо, значит, надо.

Гриша Кемень был чем-то сродни бурундучку Оське, потом я понял, что главным в нем было – любопытство. Громадное, примерно как у целой сотни Осек. Такое, выходит, он поле излучал. Родиону Кемень понравился, он ему даже хвостом помахал и, беря с меня пример, тоже позволил обрить себе голову под присоски датчиков. Но это было потом. А сначала нас пригласили в Институт космических исследований, и мы долго шли втроем – я, Кемень и Родион – по прекрасному нескончаемому лесопарку, в котором и располагался поражающий воображение комплекс лабораторий и заводов ИКИ. Я давно здесь не был, и меня удивило множество полуприрученных животных, обитающих здесь. И Кемень обращал мое внимание то на телят зубра, то на семейку пятнистых оленей. Оленята резвились рядом непуганно, а от оленихи исходило беспокойство: ребята, не зарывайтесь, держитесь скромнее. Гриша вполне квалифицированно рассуждал о воспитании щенков, поскольку за Родионом увязался щенок боксера, месяцев трех от роду. Щенок, как и положено, излучал невероятное дружелюбие и уверенность, что наконец нашел то, что ему нужно: Родиона и меня. Он пристал к Родиону как репей и всячески развлекался, кусал его за бока, опрокидывался на спину, показывая беззащитное щенячье пузо, и тут же вскакивал с сопением и лаем. Родион поглядел на меня: может, возьмем малыша, а? Вряд ли, ответил я, куда нам сейчас, перед полетом. И мы с Кеменем прошли в демонстрационный зал, а Родион остался принимать муки от щенка.

Андроид выглядел неплохо и сильно смахивал на одного из тех симпатичных человекопохожих роботов, что действуют в мультфильмах. Этакий внушающий доверие железный увалень, две ноги на рифленом пластике примерно пятидесятого размера, две руки с толстыми локтевыми шарнирами и мягкими четырехпалыми хваталками, тонкая шея без признаков кадыка, и на ней шарообразная голова с вибриссами трепещущих антенн и выпуклыми линзами широко расставленных глаз. Ушей нет, так, решеточки.

– Что он умеет?

– Все! – ответил Гриша Кемень и вручил мне листок, сложенный пополам. – Кроме того, что здесь перечислено.

– Отлично, – сказал я и повернулся к роботу: – А как звать тебя, чудо техники? И что, к примеру, ты будешь делать при мне, когда я сам все могу?

– Зови меня Боб, Антон. А при тебе я, к примеру, буду нянькой. И будешь ты у меня как у Христа за пазухой, точнее, как за каменной стеной.

У Боба был глубокий баритон с теноровым оттенком и мягкой картавинкой. И речь его мне понравилась, поскольку он сумел взять верный тон для первой беседы. Я развернул листок.

– Знаете, Антон, – Кемень сбоку заглядывал в листок, – проще написать, чего он не может.

Список неподсильных для Боба дел насчитывал всего три пункта. Оказалось, что он не может впрячь в одну телегу коня и трепетную лань, мышей не ловит, не может не вмешаться, когда обижают женщину. Я сразу представил себе эту самую трепетную лань и решил, что смирюсь с первым недостатком. Что он, голубчик, мышей не ловит, так это меня даже почему-то умилило. И – на моем корабле нельзя было обидеть женщину за неимением таковой.

Полагаю, что, пока я читал и обдумывал эту галиматью, на моем лице ничего не отражалось, ибо я без труда уловил Гришины эмоции, которые можно было бы сформулировать следующим образом: хотел бы я знать, обладает ли этот грубиян чувством юмора? Желание оправданное, так как Гриша Кемень должен был стать третьим членом экипажа, а ни меня, ни Родиона он совсем не знал. Список недоступных для робота дел составил, конечно, Гриша, и это меня порадовало, так как зануда такого не сочинит, а занудство – в полете едва ли не самое противное из качеств, бедствие – хуже пожара.

Конечно, и робот мог быть подготовлен Гришей все с той же целью приглядеться ко мне. Ну ладно, думаю, сейчас я тебя проверю, я тебя подкузьмю, или подкузмлю, как правильно? Я тебе задам вопросик!

– А стихи ты, Боб, сочинять можешь?

– Чтобы профессионально, так не скажу, но чтобы совсем нет, так скорее да! – ответил Боб.

– Тогда выдай что-нибудь такое-этакое, что-нибудь любовно-электронное. Из жизни роботов.

Смотрю я на Гришу, а он и глазом не моргнул, робот же задумался на секунду, очень естественно задумался.

– Вот, пожалуйста!

Здесь нет идиллий одни лишь факты.
О! Вы включили мои контакты!
Ты слышишь стоны?
То я ожила, то электроны бегут по жилам.

– Домашняя заготовка?

– Пардон! Разве такой вопрос можно предвидеть. Экспромт.

– Стихи не очень, – сказал Гриша Кемень. – Непонятно, как можно идиллии противопоставлять фактам. Правильно было бы – иллюзии, но тогда пропадает рифма.

– Да вы что, товарищи! – закричал Боб. – Разве ж можно ко мне подходить с человеческими мерками!

Прежде чем упасть, я успел придвинуть кресло. В соседнем корчился от смеха Гриша Кемень. Это обращение – товарищи – исключало какие-либо подозрения в предначертанности поведения робота, оно было естественным и адекватным обстановке.

Отсмеявшись, мы порешили, что на этом разминку можно закончить, и стали втроем обсуждать обширную программу испытаний. Боб особенно напирал на то, что мы с ним составим отличную человеко-машинную систему. А может быть, и машинно-человеческую: в этом месте рассуждении глаза его опрозрачнились, и со дна их проявилась мозаика фасеток. А Гриша Кемень высказал недоумение по поводу того, что вот человеко-машинная система получила название «эргатическая система», а животно-машинная никак не называется. А нужда в таком названии, нетрудно предвидеть, скоро возникнет. Боб сказал, что лично он готов сотрудничать с кем угодно и для него что человек, что собака, все едино, а может, даже собака лучше, претензий меньше. Но пусть я не волнуюсь, он приложит все силы, чтобы оправдать надежды. Ибо без него, робота для дальних полетов, эти самые полеты и состояться не могут. И мы с Кеменем его не стали разубеждать.

– Мое назначение какое? – разглагольствовал Боб. – Я должен освободить тебя от монотонных и однообразных действий, чтобы ты мог отдать себя решению интеллектуальных задач. И я тебя, будь спокоен, освобожу.

Робот проявлял себя как личность, и мне показалось, что это было неожиданно для самого Кеменя, куратора-разработчика. Я пилот и в силу этого знаком с автоматами различного назначения, но можно ли назвать роботом даже самый многофункциональный автомат? Во всяком случае, в нашей пилотской среде такое название не прижилось. Видимо, словом «робот» люди со времен Чапека будут всегда обозначать нечто человекоподобное. В этом смысле андроид Боб был воплощенный робот. Его разумное, ну пусть, псевдоразумное поведение произвело на меня ошеломляющее впечатление. Хотя, в конце концов, что есть разум? Кто усомнится в разумности моего пса Родиона? Короче говоря, Боб меня потряс. И я не решился задавать при нем вопросы, которые счел бы неделикатными в человеческом общении. Я дождался, пока Боба увели.