Игорь Поль - Ностальгия

• Название: Ностальгия
• Автор: Игорь Поль
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-93556-590-0

Люди, превращенные в ресурсы колониальных корпораций. Маленькие винтики больших машин, производящих деньги. Колониальная политика Земной Империи выверена до мелочей. Кто и чем расплачивается за видимость порядка, так ценимого обывателями? Ивен Трюдо – сержант Корпуса морской пехоты его величества Императора Земной империи – после длительного перерыва вновь призван на службу для участия в «операции по умиротворению». Под таким благозвучным названием значится в штабных документах корпоративная война на территории Латинской зоны планеты Шеридан. Приученный многолетней службой к безоговорочному подчинению приказам, он полной мерой хлебнул пота и крови в бессмысленной бойне. Выжить в современной войне – сложно. Еще сложнее остаться при этом человеком…

---

– Хорошо… Шар. Прошу извинить, у вас такое необычное имя…

– Моя мать с индийской планеты. Мое полное имя – Шармила. В переводе с санскрита оно означает комфорт или радость. Мать так назвала меня, потому что была счастлива с отцом и я была зачата в радости, – охотно поясняет лейтенант. – Теперь вот приходится расплачиваться.

– Черт возьми, – только и могу я сказать.

В наше время все национальные традиции практически нивелировались и любое их проявление вызывает немалое изумление пополам с любопытством. Как у меня сейчас, например.

О'Хара делает еще один глоток.

– Вы так увлеченно говорили о плавании, что я не удержалась и тоже решила искупаться. Тут и вправду здорово. Очень расслабляет. Спасибо вам, Ивен. Правда, я не так дружна с водой, как вы. Я подглядывала за вами, – признается она.

– Не стоит благодарности, Шармила. И давно вы тут?

– Пару часов. Ваши состязания выглядели просто потрясающе. Я никогда не видела, чтобы кто-то так красиво плавал. Вы извините меня, Ивен. Мое любопытство не связано со службой, – поспешно добавляет она.

– Ну что вы, Шар. Я просто смущен вашим вниманием.

– Вам тут хорошо? – интересуется она.

– Не то слово. Прошу извинить за грубость, мэм… Шар, я просто балдел от удовольствия. Тут что-то такое, – я пошевелил в воздухе пальцами, – не описать. Возможно, это все моя ностальгия. Знаете, идеализируешь то, что было с тобой очень давно. Я не был в Марве пятнадцать лет. И эта вода, и люди… все это как-то накладывается. Мне хорошо.

Лейтенант смотрит на меня с задумчивой улыбкой. Прикасается губами к бокалу. Глаза у нее просто бездонные. Из-за них я никак не могу определить ее возраст.

– Я вам завидую, Ивен. Хотела бы я быть так же беззаботна.

– Да нет, Шармила, вы меня не совсем поняли, – начинаю я, и мне так хочется сказать ей, что проблем у меня – как у собаки блох, и что они ждут меня сразу за порогом, и я вовсе не пофигист, который все проблемы решает, просто не обращая на них внимания, но здесь я все как-то позабыл на время, отрешился, что ли. Но то ли меня смущает ее статус офицера по работе с личным составом – рефлекс, мать его, то ли слов не подберу никак, я мямлю что-то невразумительное под ее внимательным взглядом. И еще эта ее улыбка, черт подери!

– Я вас понимаю. Не надо ничего объяснять, – спокойно говорит она. Прикасается к моей мокрой руке. Это так неожиданно, что я чуть не отдергиваю руку. – Спасибо вам за компанию, Ивен. Не буду больше вас смущать. Было очень приятно с вами поболтать. До встречи!

Она отставляет почти нетронутый бокал, легко поднимается и, улыбнувшись мне на прощание, грациозно качнув бедрами, переступает через барьер. И я чувствую себя полным болваном, лежа в теплой проточной воде с бокалом бренди в руке. Словно мне дали подержать, а потом отняли красивую игрушку, не позволив как следует ее разглядеть.

А потом я иду в какую-то недорогую харчевню, где на углях жарят совершенно умопомрачительную, особенно после наших стандартных рационов, баранину, и жадно уписываю блюдо горячего острого мяса и запиваю его легким вином. И пешком, не доверяя такси, разглядывая знакомые и незнакомые дома, добираюсь до квартала фонарей и захожу в дверь, которую не открывал так давно, и по-свойски улыбаюсь незнакомой женщине-распорядителю. Под впечатлением имени лейтенанта, а может – просто по неведомому капризу, я выбираю девушку восточного типа – полнобедрую, большегрудую, с тонкой талией и крепкими короткими ногами, словом, такую, которую ни в жизнь бы не выбрал. И девушка Зульфия разубеждает меня в моих заблуждениях, она потрясает меня своим искусством массажа, она смачивает меня душистым маслом, и ее сильные ладошки вминаются в мое тело и разминают, разминают, давят и трут его до тех пор, пока мне не становится легко и беззаботно и я вот-вот размякну и стеку на пол, и одновременно мне неловко оттого, что такие долгие усилия оплачиваются по стандартной таксе. А потом Зульфия омывает меня, расслабленного, как тесто, и вытирает мягкими полотенцами, и зажигает ароматные палочки, и переворачивает меня на спину, и под резкий запах пряного дыма делает мне такой фантастический минет, что душа моя отрывается от тела и вместе с дымом воспаряет вверх. И за мгновение до того, как я разряжаюсь в кольцо горячих мягких губ, я представляю вместо восточной девушки русую голову с необычным именем, и я приподнимаюсь на локтях, чтобы лучше ее видеть, и в этот миг башню мою окончательно срывает под мой победный крик.

20

База продолжает наполняться народом. Дивизия разбухает, как на дрожжах. Сегодня мимо нас провели колонну «свежего мяса» – резервистов второго призыва. В отличие от нас эти ни разу не носили формы. Это сразу бросается в глаза. Просто окончили месячные курсы армейского резерва во время обучения в колледже. Худые, толстые, патлатые, бородатые, словом, разномастные, в свободных цветастых одежках, они расхлябанно телепают не в ногу, идут скорее не строем, а толпой, жуют стимулирующие пастилки и в любопытстве крутят головами по сторонам, не обращая внимания на вопли сопровождающего сержанта. Для них тут все в новинку. И плац, и казармы, и рев «Томми» из жерла подземного бокса. Да и мы тоже, в сказочной амуниции, грозные, вооруженные до зубов. Жалкое зрелище! Эти самые курсы резерва – не просто блажь Императора, окончившие их получают специальное пособие из имперской казны, так что тех умников, кто несколько лет получал денежки ни за что и посмеивался при этом, вскоре ждет неприятное открытие – учебный батальон Корпуса. Это, дамочки, скажу я вам, – тот еще курорт. При воспоминании о том, как я выжил во время шестимесячного курса, у меня до сих пор мурашки по спине. Учебный батальон, или, как мы еще его называем – чистилище, осиливают не все. Некоторые покидают его вперед ногами. Некоторые – с окончательно съехавшей крышей. Зато оставшиеся запросто могут жрать кирпичи и запивать их болотной водой.

– Свежее мясо! – хохочут морпехи из ближайшей курилки.

Они издевательски орут домашним овечкам: «Добро пожаловать, бифштексы!» И: «Попрощались с мамочкой, сладкожопые?!»

Во втором отделении тоже пополнение. Двое, оба из бывших. Один из них явно из мест не столь отдаленных. Руки, которые еще не успел покрыть медно-красный загар, сплошь в замысловатых татуировках. Парень явно времени зря не терял. Все время недоуменно озирается, словно никак не может поверить, где оказался.

– Ты откуда? – спрашиваем во время короткого перекура у того, что поприличней.

– Из Стоуна, – отвечает новичок.

– Ну и как там?

– Полный абзац, – отвечает, – латино совсем на уши встали. Листовки кругом. Полиция даже днем в броневиках катается. Стреляют часто. Без толку. Черные совсем работу забросили, шляются толпами, цепляются к женщинам, магазины грабят. В нашем районе лавочника насмерть забили, когда с ружьем к ним вышел. Ночью на улицу вообще лучше не высовываться.

– Во б…– в сердцах говорит Паркер. – Ну а вы-то что?

– Народ трусливый пошел, – жмет плечами боец. – Все по домам норовят отсидеться. Кто посмелее, с оружием ходит. Толку мало, правда. Они всегда стаями. И тоже при стволах.

– Нас так скоро совсем выживут, а мы и не почешемся, – замечает, выдыхая безникотиновый дым, Трак.

Мы молчим, потому что сказать-то и нечего. Гадаю, куда, к чертям, подевался за сотню лет тот непередаваемый дух фронтира, всегда присущий новым территориям. И где те дикие, необузданные толпы авантюристов и отморозков, рвавшиеся сюда с переполненных центральных планет? Те, которым пальнуть из револьвера или ткнуть ножом было проще, чем уточнить, чем вызван косой взгляд соседа по столику. Неужто за сто лет, обложившись компьютерами и бумажками, мы так обросли жирком, что даже головы не отвернем, когда нам хлещут по морде?

– Бойня скоро будет, чуваки, – сообщает второй новенький, тот, что похож на зэка. Никак не могу разглядеть его имя на табличке – он все время сидит ко мне боком. – Флот систему закрывает, верняк. У меня земля на флотской базе. Полная блокада. И внепланетные каналы отключили. Еще на той неделе.

– Значит, постреляем, – резюмирует Кол. – В прошлый раз на Форварде такая же хрень была. Сначала спутники поотключали, потом Флот систему закрыл, а потом нас сбросили.

– Давно пора, – сплевывает Паркер, играя желваками. – Передавить их всех, на хер. Ненавижу ублюдков!

Народ поддерживает его одобрительными возгласами. Я тоже молча киваю в знак согласия. Название «Форвард», правда, не добавляет мне настроения. На этой горнодобывающей планетке с поганым воздухом экспедиционная армия, куда вошел и сводный полк из нашей Тринадцатой, здорово села в лужу. Через день после высадки, толком не развернув тылы, наш батальон оказался прижатым к морю у какой-то мелкой деревушки без имени. У них там деревням и поселкам просто порядковые номера давали вместо имен. Ощущение бессилия – вот что мне запомнилось больше всего. Когда по тебе бьют из примитивных минометов осколочными, ты слышишь, как мина сверху воет, и деваться некуда, и ты лежишь в своей высокотехнологичной скорлупе, которая стоит, как хорошая спортивная тачка, и ничего против куска железа с простенькой взрывчаткой внутри поделать не можешь. И пули стригут так, что головы не поднять, а у тебя осталось только пара магазинов да последняя граната – на случай атаки. И пустые фляги, и хор обколотых анальгетиками, истекающих кровью раненых, которым мы не можем ничем помочь, кроме как сочувствием. А всей поддержки – два измочаленных взвода тяжелого оружия без боеприпасов, потому как наши «Томми» все еще болтаются на орбите в брюхе транспорта. Нас выбивали на ракушечном пляже, провонявшем хлоркой, целыми пачками и пулеметным огнем не давали высунуться из неглубоких окопчиков. Мы долбили и долбили мягкий камень под тонким слоем гальки, стараясь зарыться поглубже, матерясь в голос, чтобы заглушить звук приближающейся мины, и набивали мешки камнями, сооружая временные укрытия, но у нас так ни хрена и не вышло ничего стоящего. Нас бы всех и перебили, если бы не поддержка с воздуха. Через почти сутки глухой обороны и бессмысленных контратак командование нашло-таки для нас время, и звено «гремящих ангелов» свалилось с орбиты и выжгло к матери полосу прибрежных джунглей на добрых полкилометра, а мобильная пехота под огнем высадилась и оседлала высотки в тылу у повстанцев. Ух и оторвались мы тогда! Ротный дал команду на дурь, нас сразу наширяло по самые брови. Поднялись в атаку, кто мог, даже легкораненые, и в клочья порезали штыками всех, кто еще шевелился, а потом с ходу ворвались в ту самую номерную деревушку при руднике, и по ней как надо прошлись, и по руднику, и лес прочесали, и, все черные от лесной дряни и копоти, через пару часов вышли к точке назначения. Моя винтовка все время норовила выскочить из рук – такая вся была скользкая от крови. По-моему, в той деревушке после нас никого не осталось. В таком состоянии разве запомнишь? А потом на берегу мы выкладывали наши трупы, или то, что от них осталось, рядами, и накрывали их изорванными пончо. Вертушки садились одна за одной, а мы все грузили, грузили… Там я и стал сержантом, потому что в моем отделении я один капрал остался. Потом много чего было – и опорные пункты, и автоматические танки в города пускали, и авиация целые острова по бревнышку раскатывала, и местное новоявленное правительство лапки кверху, и в патрули ходили, и леса прочесывали, но запомнились почему-то только первые сутки. Ряды изувеченных тел на ракушечном пляже. А меня даже не ранило тогда. И мне вовсе не улыбается вот так, снова, в самое пекло. На войне всегда находится мишень, которая в ответ пальнуть норовит. Это, скажу я вам, то еще разочарование для больших мальчиков, обожающих пострелять на свежем воздухе.