Эдриан Маккинти - Миг - и нет меня

• Название: Миг - и нет меня
• Автор: Эдриан Маккинти
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Боевик
• Год: 2006
• ISBN: 5-94145-382-5

Ирландец Майкл Форсайт уезжает из залитого кровью Белфаста в Нью-Йорк и вступает в банду гангстера по прозвищу Темный Уайт. Думая, что обрел надежную крышу, Майкл начинает играть в опасные игры. Он спит с любовницей босса, что в любом случае рискованно, даже если босс не отъявленный бандит. Получив задание отправиться в Мехико за партией наркотиков, Майкл попадает в мексиканскую тюрьму, откуда ухитряется сбежать. Чувствуя, что его «сдали», он возвращается в Нью-Йорк с желанием отомстить, но очень скоро понимает, что месть — обоюдоострая штука.

---

Никто из команды Рамона, похоже, не испытывал никаких угрызений совести, продавая крэк наркоманам, которые ради дозы готовы были торговать собой, воровать, грабить и даже красть вещи, принадлежащие их собственным детям. Рамон со своей стороны тоже никогда не давал своим людям указаний не продавать наркотики детям, бродягам и явным психам; впрочем, тогда я не знал испанского и не могу сказать точно — может быть, что-то такое он и говорил.

Ездил Рамон на «мерседесе», но за рулем он всегда сидел сам. Что касалось дополнительных расходов, то их было немного и они были небольшими.

Так прошло десять дней, и каждый день я являлся на работу после обеда и торчал в пентхаусе до вечера, ни черта не делая, а по вечерам возвращался домой. Деньги, которые я получал от Рамона еженедельно, я явно не отрабатывал, и мне приходилось утешаться тем, что у меня отложено уже больше тысячи долларов. Кроме того, на диете из бананов, бобов и риса я набрал около десяти фунтов и стал заметно сильнее и здоровее.

Скоро, говорил я себе, придет время, когда я распрощаюсь с этим никчемным существованием и вплотную займусь делом, ради которого вернулся в Нью-Йорк, но каждый раз мне казалось, что мне нужно окрепнуть еще немного. Рамон по-прежнему даже не заикался о том, для чего я ему понадобился, и я тоже начал подозревать, что это просто идиотская причуда человека, которому я по совершенно непонятной мне причине приглянулся.

Постепенно у меня выработался собственный распорядок ничегонеделанья. Обычно я являлся в пентхаус около часа или двух пополудни; утренние часы оставались полностью в моем распоряжении, и иногда я тратил их на то, чтобы посетить места, где мне когда-то приходилось жить. О том, что мне предстояло исполнить, я не забывал, но продолжал ждать… нет, не знамения и не голоса свыше. Просто мне хотелось быть уверенным, что момент я выбрал правильно.

Чаще всего я ездил на 125-ю улицу. Я был уверен, что не столкнусь ни с кем из парней Темного — там им просто нечего было делать. Мне же все там было привычно и памятно, и теперь, приезжая туда со своей 181-й, я казался самому себе этаким гребаным туристом. И все же эта сомнительная улица, обитель отчаяния, была мне родным домом. Один вид китайской забегаловки мистера Хана будил во мне легкую ностальгию, но, конечно, я никогда не позволял себе заходить внутрь и лишь изредка навещал Джима в «Голубой луне».

В дни, когда я чувствовал себя особенно бодро, я ставил перед собой некую задачу — побывать в пяти городских парках в течение дня, пройти пешком от реки до реки или найти самую высокую точку Манхэттена. Однажды я без какой-либо видимой цели прошагал из конца в конец всю Пятую авеню — просто мне так захотелось. Правда, потратил я на это столько времени, что пришлось позвонить Району и предупредить, что сегодня я не приду (Рамона, как и следовало ожидать, сообщение это ничуть не озаботило и не заинтересовало). На меня же прогулка произвела довольно сильное впечатление. Пятая авеню начинается в Гарлеме, среди разрухи и нищеты, но уже в районе Центрального парка она превращается в улицу миллионеров и остается таковой до самой Виллидж. Я проделал весь этот путь, но нигде задерживаться не стал: запасшись бутылкой воды и шляпой, я просто шел и шел, глядя, как постепенно раздвигаются узкие и темные ущелья улиц, как все ярче и дороже становится одежда людей на улице, как белеет их кожа. Бродячие коты, бездомные собаки и вездесущие крысы исчезли, остались только голуби; школьники сменили джинсы и бесформенные куртки на строгие блейзеры и галстуки, а звуковой фон, состоящий из шума машин, стрекота отбойных молотков и включенных радиоприемников, с каждым шагом становился все громче.

Но главное, весь путь я преодолел на протезе.

Вдохновленный успехом, я решил пройти таким же образом весь Бродвей, но на это мне пришлось потратить целых два дня, да и то я преодолел только ту часть улицы, которая расположена на Манхэттене. Дальше Бродвей пересекает Бронкс (идя дальше уже к Уэстчестеру), и я оказался бы недалеко от «Четырех провинций», а это было слишком рискованно.

На Бродвее нет такой четкой постепенности перехода от хаоса к цивилизации, как на Пятой авеню. Бедность здесь то появляется, то исчезает, образуя как бы ломаную линию. Бродвей начинается от побережья; здесь еще можно увидеть лодки и даже домашний скот. Далее улица идет на юг, пересекая парк и район муниципальных жилых домов, за которым начинаются негритянские и испанские кварталы, снова негритянские, снова испанские… Мелькают винные лавочки и подозрительные кинотеатрики. Концертный зал «Одюбон». В мормонской церкви идет заупокойная служба: из окон несутся горестные рыдания, а самые стены, кажется, сочатся слезами. Дальше, в районе 120-х улиц, Бродвей приобретает более пристойный вид — чувствуется облагораживающее влияние Колумбийского университета. Улица как будто оживает, но это продолжается недолго: за 99-й начинается Верхний Вест-Сайд, и Бродвей словно сужается, протискиваясь между театрами и театриками, штабелями кирпича, строительными площадками, порнографическими заведениями и вырытыми в земле ямами, над которыми витает легкий запах сероводорода.

Да, в течение трех дней я был почти счастлив.

На следующий вечер после покорения Бродвея я спросил Рамона, могу ли я что-нибудь для него сделать.

— Ничего, — ответил он, но меня этот ответ не удовлетворил. Я был в форме и чувствовал себя готовым к… к чему-нибудь. К неприятностям. К драке. Может быть, даже к небольшой операции по усмирению конкурентов. Но Рамон был само терпение, и это действовало мне на нервы.

— Отдыхай. Набирайся сил. Я скажу, когда ты мне понадобишься, — сказал он. — Гуляй побольше. Двигайся.

Мне оставалось только подчиниться.

Я ходил везде, где только мог. Я несколько раз прошел от реки до реки, совершил путешествие с острова на континент и обратно, ездил в подземке, на поездах транспортной системы «Транс-Гудзон» и на автобусах маршрута М4.

Я побывал в церкви Святого Патрика, в Риверсайдской церкви и даже в величественной церкви Святителя Иоанна — несомненно, самом культовом месте Нью-Йорка после Галереи Славы на стадионе «Янки». (Даже ирландец, который никогда не видел бейсбольного матча, слышал о Гериге, Малыше Руте, Мантле и Димаджио.) Потом я отправился на юг и пережил несколько неприятных минут, когда на Третьей авеню столкнулся со знакомым парнем по имени Родди Макги, который как раз выходил из какого-то бара. С тех пор я стал избегать не только ирландских кварталов, но и нейтральных районов, посвятив свой досуг исследованию большого Гарлема. Но это меня не особенно огорчало. Мне здесь нравилось. Я дышал воздухом Гарлема, впитывал его каждой клеточкой своего тела, в свою очередь становясь его неотъемлемой частью. Достаточно сказать, что в своих скитаниях я исходил все пространство от Вестсайдского хайвея до моста Трайборо, от Шугар-Хилл до Манхэттенвилла и от Вашингтон-Хайтс до Инвуд-парка.

Ходьба сделала меня сильнее и выносливее, но однажды Рамон увидел, как сильно я хромаю, и, ни слова не говоря, дал мне какой-то телефонный номер.

Я позвонил по этому номеру и попал к врачу, который специализировался на реабилитации инвалидов с ампутированными конечностями.

Договорившись о приеме, я отправился к нему в клинику, которая разместилась в очень симпатичном особнячке неподалеку от 48-й улицы, что, по всей вероятности, должно было указывать на обширную и успешную практику.

Врач оказался военным хирургом, ветераном Вьетнама. Правда, непосредственно в боях он не участвовал, зато отслужил два срока в Сайгонском госпитале Военно-морского флота США в 1966–1967 и 1969–1970 годах.

Осмотрев мою культю, врач сделал рентген и отправил меня на «бегущую дорожку». Когда с этим было покончено, он предложил мне корректирующую операцию по укорочению культи, которая в результате должна была стать более подвижной и лучше пригнанной, не говоря уже о том, что операционные шрамы приобрели бы более эстетичный вид.

Но я отказался. Мысль о том, чтобы укоротить мою ногу еще больше, казалась мне абсурдной.

К счастью, такого человека, как доктор Хэвер-кемп, было трудно переубедить — особенно презренному гражданскому, который к тому же был чуть не втрое моложе его. Усадив меня в кресло, он объяснил мне все еще раз — и подробно.

Это будет легкая операция, сказал он. Одна ночь в клинике плюс неделя на реабилитацию. В течение еще нескольких месяцев я должен буду раз в неделю являться в клинику для прохождения курса физиотерапии, и тогда, обещал Хэвер-кемп, через год я смогу бежать Нью-Йоркский марафон.

Он убеждал, подначивал, поддразнивал, и в конце концов я понял, что в его словах есть смысл.

Я сказал Рамону, что мне понадобится неделя отпуска, и он ответил, что я могу отсутствовать столько, сколько мне необходимо. О своих планах я ничего ему не говорил, но вечером накануне операции он явился ко мне в палату с десятком книг и журналов, коробкой конфет и огромной банкой витаминов компании «Джи-Эн-Си».