Евгений Дрозд - В раю мы жили на суше

• Название: В раю мы жили на суше
• Автор: Евгений Дрозд
• Жанр: Научная Фантастика

---

Дрозд Евгений В раю мы жили на суше

Евгений Дрозд

В РАЮ МЫ ЖИЛИ НА СУШЕ

Карла разбудила настоятельная потребность опорожнить мочевой пузырь. Кряхтя и постанывая он поднялся - все тело ныло после сна на импровизированном ложе - и вышел из спасательного модуля. Островок был пуст, детей нигде не было видно, поэтому он не стал утруждать себя переходом к кособокой будке на удаленном мысе, а увлажнил белый коралловый песок с тыльной стороны модуля.

Оправив рубашку, он постоял в нерешительности, прислушиваясь к себе. Нет, спать уже не хотелось.

Тяжело ступая босыми ногами по сыпучему песку, он побрел к воде. Ровный, сильный ветер трепал полы его рубахи, развевал седые волосы, путался в бороде. Идти стало легче лишь на узкой темной полоске, где песок был мокрым и плотным и где слабо колыхающаяся соленая влага лизала берег.

Осторожно ощупывая дно, он забрел по колено в воду к ближайшему садку, извлек несколько раковин, привычно раздавил их в шершавых ладонях и позавтракал скользкой, отдающей йодом мякотью.

Вышел на берег, бросил пустую скорлупу в солидную уже кучу, накопившуюся за многие годы.

"Пирамида", подумал он с глухой иронией, "след человека..." Бросать пустые раковины в воду он давно уже отучился, после того, как несколько раз резал себе ступни об их острые края.

Как всегда, после моллюсков захотелось пить, и он двинулся к самой высокой точке острова, бывшей в то же время и высшей точкой планеты.

Целых пять метров над уровнем океана. Может, даже шесть.

Сооружение, воздвигнутое человеком на вершине острова, этот рекорд природы превышало раза в три. Воткнутая в песок раздвижная решетчатая ферма, опирающаяся на невысокий шкаф приемопередатчика и увенчанная зонтиком солнечной батареи, экзотическим подсолнухом тянулась к белому диску местного светила.

Батарея питала приемник и опреснитель воды.

Старик тяжело опустился на песок у опреснителя, открыл краник и терпеливо дожидался, пока тонкая, слабая струйка не наполнит пластиковый стаканчик в нише. Надо бы взять ведро и залить в бак свежей воды, но Карл решил оставить это на потом. Стаканчик наполнился, и Карл медленно осушил его маленькими глотками. Отставил стакан, оглянулся. На передней панели передатчика была тень от зонтика солнечной батареи. Карл поднялся, едва не потерял равновесие под порывом ветра, чтобы удержаться на ногах сделал несколько быстрых шагов. Под ступней что-то хрустнуло. Он пристально осмотрел песок и чем больше вглядывался, тем сильнее хмурился. На песке, перед лицевой панелью передатчика, большую часть которой занимала огромная рельефная маска из серого с искрой металлита, выложены были изощренные узоры из раковин и пустых панцирей местной морской фауны.

Багряные, пурпурные и бурые панцири крабообразных мужественно топорщили крепкие клешни, грозные шипы и отростки. Ритмическому порядку смены цвета подчинялись хрупкие экзоскелеты морских звезд - белых, кремово-розовых, как бы светящихся изнутри, и особенно красивых ярко-шафранных с траурной черной каймой. Двустворчатые раковины тоже чередовались - одни, с затейливыми спиральными рисунками на боках, как стыдливые девственницы держали створки плотно прикрытыми, другие же были раскрыты, как шкатулочки, демонстрируя на своем перламутре матовые шарики жемчужин:

крупные - в одиночку, мелкие - горсточками.

Среди них тяжелые спиральные раковины смотрелись дородными матронами, умело и зазывно раскрывающими свое розовое нутро. Ветер тихо гудел в их крепких стенках и закатывал внутрь песчинки.

"Опять за свое", подумал Карл. И мрачно сказал вслух:

- Мне это не нравится.

Перед тем как усесться в тень, он еще раз оглядел море от горизонта до горизонта. Детей видно не было. В последнее время они завели привычку уплывать на несколько дней, и ничего с этим нельзя было поделать.

"Адаптировались", думал Карл, "хорошо адаптировались... А ведь поначалу мы думали, что вообще никто не выживет..."

Он вспомнил тошнотворный визг сирен и мигающий красный свет в доке спасательных модулей корабля. Как он, ломая ногти, активировал автоматику модуля, а Татьяна загнала в модуль стайку перепуганных, ревущих малышей и бросилась за следующей партией... А потом... потом он потерял сознание и уже никогда не узнает, как там все было, он пришел в чувство, когда автоматика уже благополучно посадила модуль на единственный на всей планете островок - вершину огромной океанской отмели, простирающейся на сотни, если не тысячи километров во все стороны...

Татьяна погибла. А с ней и сотни других - экипаж и пассажиры, взрослые и дети... Мертвые останки корабля кружат вокруг планеты, и только в нескольких отсеках еще теплится жизнь, и Теофил год за годом пытается связаться с каким-нибудь кораблем или обитаемым миром, чтобы вызвать помощь, и единственное, что скрашивает его одиночество там, на орбите, это сеансы связи с Карлом, когда они могут поболтать и отвести душу, обсуждая новости из перехваченных Теофилом отрывков галактического вещания. Новости в последнее время были какими-то совсем убогими, так что Карл начал подумывать, а не изобретает ли их Теофил для его утешения, а помощи все не было и не было. Конечно, трудно было надеяться, что их разыщут немедленно. Они и сами не знали, в какую часть Галактики забросило их странствие по "кротовой норе". Погибли пилоты и штурманы, и некого было спросить - как они ухитрились в эту самую нору провалиться, совершая заурядный рейс в хорошо обжитых пространствах...

Карл покосился на застывшую в скорбном молчании маску. Когда очередной сеанс? Он дернулся было посмотреть на солнце, но оборвал жест с ощущением почти физической боли от его бессмысленности. Здешнее солнце не двигалось.

Оно было намертво впаяно в небосвод. В единственных часах Карла давным-давно села батарейка, и время в этом мире стояло. Карл старился, дети росли, дул ветер, но время стояло, и над островом висел вечный полдень.

Карл неподвижно сидел в центре почти круглой, четко очерченной тени солнечной батареи, спиной к передатчику, лицом к морю. Над его головой ветер развевал длинные пряди сухих, разноцветных водорослей, привязанных к ферме (явно работа Мервина, как и узоры из раковин и панцирей), гудела под ветром туго натянутая на зонтичный каркас ткань солнечной батареи, море оставалось пустым и ничего не происходило.

"... да, хорошо адаптировались", думал Карл, "кто мог бы подумать... особенно когда кончились запасы пищи и пришлось переходить на местную живность..."

То были кошмарные дни. Карл с содроганием вспоминал все эти болезни, которые неизвестно как и чем надо было лечить, расстройства желудков и поносы, их плач и свое полное бессилие и отчаяние.

"... теперь я им и не нужен - сами управляются... и море - как на заказ - температура воды 36 градусов по Цельсию, можно сутками из него не выползать без опасности переохладиться или перегреться... хорошо, на отмели, вроде особо опасных тварей нет, но рано или поздно они доплывут до глубоких мест, и кто им там может встретиться?.. черт! - рано или поздно... о чем я думаю?.. ведь отыщут же нас когда-нибудь... или я и сам уже не верю? Они уже почти взрослые... у Владимира и Клода волосы под мышками и на лобке появились... Мервин отстает в развитии, но смышлен, хитроват, на лету все схватывает... у Владимира ум другой - глубокий, основательный... прирожденный лидер... Клод, пожалуй, сильнее его, но во всем подчиняется, туповат... и девочки растут... скоро надо будет им про месячные объяснять, чтобы не пугались...

что за комиссия, Создатель!.. если помощь еще на несколько лет задержится, придется и роды принимать... интересно - сами догадаются, что у них для чего, или рассказывать понадобится?.."

Громкий трубный звук с моря заставил его напрячься. Что-то неуловимо изменилось во всем мире. Воздух стал - как плавящееся стекло.

Резкие звуки каких-то варварских труб доносились уже со всех сторон, а Карл все сидел, придавленный тяжелым, темным страхом, и не было у него сил распрямиться и посмотреть, что происходит на море.

Наконец смог он поднять тяжелую голову, чтобы увидеть, как они выходят на берег. Сотни, тысячи - неровными рядами, повторяющими очертания береговой линии, ступали они на песок, вода стекала по их нагим телам, капала с мокрых бород мужчин и длинных распущенных волос женщин. А за их спинами, он ясно видел, все море до горизонта было усеяно человеческими головами плывущими к острову. Тысячи рук сверкали на солнце, вздымаясь и опускаясь для очередного гребка, блестела кожа резвящихся между людей дельфинов.

Многие из вышедших на берег мужчин были вооружены короткими, крепкими шипами или зазубренными, длинными костяными мечами меч-рыбы. На женщинах были ожерелья из мелких пурпурных ракушек, затмевающих яркостью подрагивающие соски, многие носили переброшенные через плечо пучки мягких водорослей, в протянутых вперед ладонях они несли горстки жемчуга, яркие веточки редких кораллов, причудливые раковины. Те, что уже были на берегу пели какой-то гимн, и звуки его все крепли и нарастали по мере того, как к поющим присоединялись выходящие из моря. Высокие женские голоса выпевали длинную мелодичную фразу, слов которой Карл не мог разобрать, мужские голоса как бы ставили за ней точку, выдыхая низкое, грозное "А-У-МММ", после чего раздавался трубный рев длинных, закрученных винтом раковин...