Марина Цветаева - Рецензии на произведения Марины Цветаевой

• Название: Рецензии на произведения Марины Цветаевой
• Автор: Марина Цветаева
• Жанр: Публицистика

---

Песнь переходящая в бег, пляс, вихрь.

Но не в этом только сила поэмы.

Не в том, что каждое слово самозвонно — из материала звонко-голосового, перекличка созвучий, перекат, перехват звуков-самогудов. И не в изумительной инструментовке музыкального построения, не в знании стихии народной лирики — но в подходе к сюжету, в том вневременном, наднациональном, что является сущностью этой чисто народной и русской сказки.

Старинное, общеславянское сказание об упыре — многократно послужившее основой русских сказок, претворяется автором в поэму нечеловеческой любви-судьбы.

Воля — обреченность — рок.

Тема — любовь молодца, скрытого упыря, к девушке — Марусе. Любовь и с той и с другой стороны мгновенно вспыхнувшая, неодолимая — «пуще жизни, пуще смерти».

В упыре-молодце любовь вызывает борьбу двух начал, скрытых в нем — человеческого и потустороннего. Человеческое — любить Марусю любовью-нежностью, любовью-жалостью. И гибели Маруси не хочет. Потусторонее — подчиненное законам, нам неведомым, — требует жертв, вовлекая в круг своих чар Марусю, губит ее и всех близких ей.

Мóлодец-человек невинен, неволен в этом. Человеческой волей он сопротивляется жестокому велению судьбы. Но власть судьбы неодолима, и мóлодец-упырь не может пощадить девушку.

Упырь опознанный, в глаза своим именем названный по народным повериям в прах рассыпается.

И Мóлодец-человек умоляет Марусю сказать ему правду о том, что видела она ночью, когда тайно, по наущенью матери, шла за ним.

Все мне до самой
Капли и выложь
И разорвется
Весь наш союз —
Ветром в воротцы
Ввек не вернусь.

Он угрожает ей смертью брата и гибелью матери. Она молчит, но

Раз — другой
С колокольни бой —

Бой часов — бой рока — он слышится часто в поэме. Глагол времен — металла звон, он напоминает о судьбах, не здесь задуманных, о решениях, не здесь взвешенных. Колокольный бой и отказ с ее стороны — она

Глаза вскидывает
— Была — видела? — Нет…

Нет, ибо она уже во власти судьбы.

И угроза осуществляется — последовательно гибнут — брат, мать и сама Маруся.

Пять встреч — три гроба. Лежит Маруся, «как в церкву убрана». Глаза незрячи, хотя уже видят вневременное, живым неведомое. Прошлое и будущее, для нас разъятое, там — в одном измерении. И чудится ей одновременно и прошлое, когда еще не жила, и будущее, когда снова будет жить, — в одном сне слитыми.

А над нею Мóлодец-упырь творит заклинания, чтобы из кровинки алым цветком зацвела, из цветка свежей прежнего встала, снова бы жизнь начала, прошлое забыла.

Силой заклятья ограждает он ее и себя от неизбывной власти любви. Велит «цвести скромно», «глядеть наземь», чтобы встретив, не сглазить невольно. И еще — в искупленье пяти встреч греховных — пять годов в новой жизни прожить без обедни.

Жизнь земная пройдена, но искус не кончен. Начинается жизнь вторая на земле — полуявь, полусон.

По заклятью — в чистом поле, в снегах — распускается Маруся алым цветком. Проезжает барин «буен-барин, бубен-барин» прельщается им и, вырвав с корнем, по совету слуги, увозит под шубой домой. У барина мраморный дом.

Сугроб — белая гора,
Прадедовы мрамора.

Привозный, посаженный цветок алым огнем зажег белый мрамор. Зачарованный барин забыл прежние забавы. Он «цветиком не налюбуется». С ним «нежничает, жизнью небрежничает».

Вскоре он узнает, что по ночам цветок превращается в девушку и выслеживает ее — околдованный ее чарами.

Одна из лучших — сцена призрачного пляса: только месяц да мрамора (Как взыграет, раскалясь, лунный луч во хрусталях). Она пляшет и плачет, чьей-то воле покорная — плачет и пляшет.

И только под утренний звон возвращается к кусту, чтобы снова превратиться в цветок. Барин за нею «как припаян, как приклепан». Хватает за руки. Между ними борьба, но она —

Вьется из рук,
Бьется из рук,
Рвется из рук,
Льется из рук.

И только, когда слуга пришел на помощь и произнес:

Крест тебе — ключ —

она превратилась в земную женщину и становится его женой.

Пятый год к концу идет. У барыни сын. Все по слову Мулодца. Что было раньше, забыто.

Живет как во сне — качает сына — песни поет. И вдруг в завороженное бытие врывается нежить. С гиком, шумом, завистью, злобой вторгается в образе гостей — пьяных, наглых, хитрых. Играя на барской спеси и дури, гости подговаривают барина показать сына и жену, которой до срока искупления, положенного Мулодцем, осталось пять дней.

Под пьяный зык, топот и крики разгулявшихся гостей у Маруси пробуждается смутное воспоминание о прежней жизни. К извечной тоске народных колыбельных песен — предчувствие тяжкой судьбинности жизни — примешивается тоска о несбывшемся, придающая песне изумительную музыкальность горьчайших народных причитаний.

По настоянию барина, она выходит с сыном. «Хороша да некрещена», — вопят гости и подстрекают барина дать клятву свезти ее в церковь к обедне.

Еще в окнах «рассветные седи, рассветные сквози». Спит барыня

И еле — как будто бы мысли сказались —
Над барыней — шелест:
— Проснись, моя зависть!

Это он — Мóлодец, весть подает и, чуя беду над нею, хочет переломить судьбу и спасти ее от окончательной гибели — на вечность.

И слезно — как будто бы женщина плачет —
— Не езди! Не езди!
Блаженством заплатишь!

Бой меди — бой рока — звонят к обедне. Барин велит коней запрягать.

Под санный бег, под вьюжный запев Маруся в видениях метели воочию видит всю свою прежнюю жизнь: мертвого брата, мертвую мать, подружек и, наконец, себя алым цветком, на перекрестке.

У церкви вход загораживает толпа нищих, тех же, на этот раз в рубищах, «гостей».

Идет обедня. Поет хор. Голос священника и голос его — Мулодца, оттуда ей весть подающий.

Ратоборство двух голосов — спор о душе.

— Гряди!
Сердце мое — смятйся во мне!

Слова божественной службы и его слова:

Трезвенница! Девственница!
Кладезь, лишь мне — ведомый!
Дивен твой рай!
Красен твой крин!
Сына продай,
Мужа отринь.

Он над нею — знает, близок час, неотвратимое свершится — ибо судьба неодолима. Но, как и тогда, невольно вовлекая ее в круг гибели, он все-таки пытается бороться с судьбой. И там не умерла в нем любовь человеческая.

И, жалея Марусю, еще пытается предостеречь:

Оком не вскинь!
Взором не взглянь, —

в левую оконницу, куда приник он тайно и куда влечется она.

С первых строк, поднявшаяся, неоскудевающая волна напряжения, все нарастая, в последней главе достигает наивысшего, трагического пафоса.

Огла-шеннии,
Изыдите!

Грозный возглас, и голос его —

— Свет очей моих!
Недр владычица! —

и снова — Оглашеннии — Она прощается с сыном — никнет —

Голос мулодца-человека в последний раз молит:

Только глазка не вскинь:
В левой оконнице!

Грянул торжествующий хор — херувимская:

И-же хе-рувимы!

Удар — окно настежь. Никакие силы, никакие законы.

— Гляди, беспамятна!
(Ни зги — люд замертво)
— Гряду сердь рдяная!
Ма-руся!
Глянула.

В окна потоком огонь: Маруся — при звуках своего имени вспомнившая, себя нашедшая — к нему —

Та — ввысь,
Тот — вблизь:
Свились,
Взвились:
Зной — в зной,
Хлынь — в хлынь!
До-мой
В огнь-синь.

Передать содержание Мулодца — хотя оно ясно и последовательно развертывается — трудность непреодолимая. Слишком музыкально связаны между собой строфы — все строчки нерасторжимые звенья — хлынувший ливень звуков, колокольный разлив — сыгравшийся оркестр — не разъять на отдельные части — не расчленить звуков. Чтобы полностью воспринять, надо прочесть целиком — никакой пересказ не передаст ритмически-музыкального богатства.

Излагая содержание, хотелось отметить одну из сторон творчества Цветаевой — переплетение, перекличка жизни «этой» — земной и «той».

Слова, которыми заканчивается «Мóлодец», для М.Цветаевой знаменательны.

Домой — в огнь-синь.

Д. Шаховской Рец.: Ковчег: Сборник союза русских писателей в Чехословакии. Прага: Пламя, 1926