Марина Цветаева - Письма. Часть 1

• Название: Письма. Часть 1
• Автор: Марина Цветаева
• Жанр: Прочая документальная литература

---

Она вздыхает — и дает, иногда даже не вздыхает!

Мы видимся с ней только за едой, остальное время она занята хозяйством, т. е. собственноручно перетирает мебель, посуду, готовит и жалуется на всю эту работу. У нее 3 прислуги: 70-тилетняя старуха из „самая ужасная город — Нижний, первый забастовщик“, горничная и вечно спящий дворник, похожий на лешего. А делает она всё сама!

Дом — волшебный, поражает чистотой. Все в чехлах. Я в диком раже. Т<а>к хочется рассмотреть все эти стенные и стоячие лампы, канделябры, статуи, картины, диваны, кресла, тумбочки, столы! Но нет: все крепко зашито! В ее комнате всегда полутемно. Над диваном огромный портрет дедушки углем, по бокам фотографии: мамины детские и наши всех возрастов, на туалетном столике граненые флаконы — увы, пустые! Она не выносит духов — какие-то полированные ящички с цветами, ручные зеркальца, — всякая чудесная мелочь. Часы с вальсами Штрауса и Ланнера больше не ходят, она говорит, что это после нашего последнего приезда.

Скоро зацветут липы. Они окружают весь сад, круглые, темные, страшно густые. Перед террасой площадка, посыпанная красным песком. Раньше на клумбах росли дивные цветы, теперь же ничего нет, всё сожрали и вытоптали мои враги, предмет моего глубочайшего отвращения — куры.

Не помню, писал ли Вам Сережа о нашем особняке на Собачьей площадке? В нем 4 комнаты, потолок в парадном расписной, в Сережиной комнате камин, в моей и столовой освещение сверху (у меня, кроме того, нормальное окно) и вделанные в стену шкафы. Кухня и комната для прислуги в подвале. Если не будет собственного, хотелось бы прожить в этом доме подольше, такой не скоро найдешь!

Ну вот и всё о нас пока.

Пишите о себе, о коктебельской жизни этого лета, — прогулках, симпатиях, ненавистях (они должны быть, раз есть Толстой!) Были ли в Феодосии, видались ли с Петром Николаевичем?[226] Он на наши книги, посланные из Шварцвальда, ничего не ответил.

Купаетесь ли?

Пишите обо всем и побольше. Ася целое лето будет в Москве. Да, я забыла: мы уже обставили всю нашу квартиру, купили старинный рояль с милым, слегка разбитым звуком, прекрасную ковровую мебель для Сережиной комнаты, зеркало из красного дерева, к<а>к и рояль, гардероб и т. д.

Будет очень волшебный домик, осенью увидите.

Ну, окончательно до свидания.

мэ

<Июнь 1912 г.>

Милая Вера, Спасибо за возмутительно-неподробное письмо. Мы около 2-х недель скитаемся и мечемся по Москве в поисках „волшебного дома“.[227] Несколько дней тому назад (это для приличия, по-настоящему — вчера) наконец нашли его в тихом переулочке с садами. Что яблочный сад при нем — не верьте: просто зеленый дворик с несколькими фруктовыми деревьями и рыжим Каштаном в будке. Если хотите с Лилей жить в „волшебном доме“, — будем очень рады. Одна комната большая, другая поменьше. Ответьте. Завтра Сережа едет в Петербург к Завадскому за разрешением,[228] во вторник, по-видимому, дом будет наш. Нужно будет осенью устроить новоселье. До свидания, о подробном письме уже не прошу. Привет всем, вернее тем, кто меня любит. Другим не стоит.

Марина.

Москва, 11-го июля 1912 г.

<В Коктебель>

Милая Вера,

Я должна просить у Вас прощения: по некоторым обстоятельствам, о к<отор>ых я сразу не подумала, трудно будет устроить, чтобы Вы с Лилей жили у нас. М<ожет> б<ыть> Вы даже и не согласились бы, прошу прощения на случай согласия.

Бедный Сережа уже четвертую ночь в вагоне между Москвой и Петербургом. Мы ведь оба несовершеннолетние, папы сейчас нет, и приходится обращаться к Сережиному попечителю Завадскому. Вчера мы целый день провели у нотариусов — главного и неглавного. Оказалось, что разрешение на купчую, выданное Сереже петербургским нотариусом и подписанное попечителем, написано не по форме, и Сереже пришлось вторично ехать в Петербург. Иначе всё дело с домом пропало бы. К счастью он хорошо спит в вагоне и вид у него ничего-себе. На днях всё это кончится и мы уедем куда-н<и>б<удь> на дачу, м<ожет> б<ыть> в Удельную.[229]

Третьего дня вечером я встречала Н<ютю>. Поезд ее стоял всего 15 минут, и мы не успели рассказать друг другу всего. Она была очень оживлена, в восторге от путешествия, очень загорела и выглядит хорошо. A. B.[230] приезжает 16-го.

Прочла рецензию в Аполлоне о моем втором сборнике.[231] Интересно, что меня ругали пока только Городецкий и Гумилев, оба участники какого-то цеха.[232] Будь я в цехе, они бы не ругались, но в цехе я не буду.

Да, нечто приятное для Вас! Вчера мы в трамвае встретили одного Вашего знакомого. Он первый подошел к нам. — „Я узнал Вас по глазам“, сказал он Сереже, — „у Вас настоящие эфроновские глаза. Скажите, пожалуйста, где теперь В<ера> Я<ковлевна> и Е<лизавета> Я<ковлевна>?“ Сережа ответил. — „А где они будут зимой? Где будет В<ера> Я<ковлевна>? К<а>к мне ее разыскать? А к<а>к Ваше отчество?“

После этого он быстро повернулся и, не дождавшись ответа,[233] ушел на площадку.

Этот знакомый — Асмол… Честное слово, всё было, к<а>к я говорю!

Пока до свидания.

Надеюсь, Вы на меня не сердитесь.

МЭ

Иваньково, 29-го июля 1912 г.

<В Коктебель>

Милая Вера,

Вот уже 5-ый день, к<а>к Сережа заболел и в постели: t° три дня стояла на 38,5 — 39,5. Был доктор, но ничего определенного не сказал: думает, что идет какой-то острый воспалительный процесс в области толстой кишки. Бедный Сережа уже пять дней почти ничего не ест: полное отсутствие аппетита и кроме того воспаление десен и нарывы по всему рту. Д<окто>р прописал строгую диэту; из лекарств — пирамидон и салол.

Мы живем на даче у артистки Художеств<енного> театра Самаровой,[234] в отдельном домике. Есть чудесная комната для Вас, с отдельной маленькой террасой и входом. К<а>к только приедете в Москву, непременно приезжайте к нам и живите до начала занятий. Лиля умоляет Вас сделать это, несмотря на сравнительную дороговизну пансиона (50 р.)

Режим и воздух здесь очень хорошие. На соседней даче живут Крандиевские, к<отор>ые предлагают Вам свое гостеприимство в случае, если цена пансиона Вам не подойдет. Мы останемся здесь до 20-го августа.

Дорога сюда следующая: на трамвае до Петровского парка, потом на извозчике до самой нашей дачи (75 коп.) Нанимайте в деревню Иваньково, извозчики уже знают.

Кроме всего остального, знакомство с Самаровой может оказать Вам пользу.

Она пожилая и очень трогательная, особенно своими заботами о Сереже.

Сейчас должен прийти доктор.

30-го июля 1912 г.

Вчера доктор выказал предположение, что это заболевание — инфекционное. Д<олжно> б<ыть> Сережа пил в Москве какую-н<и>б<удь> гадость. Сегодня t почти нормальная, но слабость очень велика. Крандиевские каждый день заходят справляться о Сережином здоровье и ведут себя очень трогательно.

Скоро напишу Вам еще.

Ответьте поскорей, хотите ли Вы поселиться у Самаровой.

До свидания.

МЭ

Адр<ес>: Покровское-Глебово-Стрешнего по Моск<овско> Виндавской ж. д. Деревня Иваньково, дача Самаровой.

Орел, 9 ч. утра 7-го сент<ября> 1913 г.

<В Москву>

Милая Вера,

Еду без паспорта — где ночевать в Севастополе? Послала телеграмму Петру Николаевичу[235] с тем же вопросом и просьбой ответить Севастополь вокзал телеграф до востребования. На вокзале, кажется, ночевать не позволяют, а в гостиницу не пустят. Вспомнила о паспорте в самый момент отхода поезда, но не успела сказать. Попросите Леню[236] сказать по телефону 198-06 в лечебницу, что паспорт дворника у него. Тогда Чичеровы[237] пришлют за ним.

Еду хорошо, „публики“ меньше.

Всего лучшего Вам… и мне!

МЭ

P. S. Узнайте, пож<алуйста>, 198-06, отнес ли Владимир Пете[238] книги и нашлась ли одна квитанция?

1913 г. <17 сентября>

Ялта, санатория Александра III

день Ваших именин

Милая Вера,

„Я не съела ни листа,

К<а>к могла я быть сыта?“

Эта Сидоровая[239] поздравляет Вас с именинами. Пишу у Лёвы во время ужина. Сегодня Лёва был у д<окто>ра, к<отор>ый советует ему делать операцию аппендицита и ехать в Москву, — ему совершенно не нужна санатория. Это слова главного врача санатории. Соколу он не сказал ничего определенного, предлагает ему лечиться туберкулином, на что С<окол>, конечно, не соглашается. Оба — и Лев и Пудель[240] — очаровательны и ведут себя великолепно. Лиля принимает углекислые ванны и целыми днями спит. Аля невероятно похудела и побледнела, но здорова, хотя очень капризна. Через 10 дней будут готовы ее карточки с Грушей, к<отор>ую — Вы еще не знаете? — мгновенно выпроводили из Ялты через день после моего приезда. Причина — паспорт. Новая няня несколько тупа, но очень старательна. Лиля безрезультатно воспитывает ее и Алю. Аля говорит: куда, туда, кукла, „ко“ (кот), мама, папа, тетя, няня, гулять. У нее невыносимый характер. Хозяйка дома в ужасе и чуть-чуть не попросила нас съехать. В Севастополе я ночевала в купальне, — было чудно: холод, шум моря, луна и солнце; утром стало хуже — полосатые дамы.