Андрей Дрипе - Последний барьер

• Название: Последний барьер
• Автор: Андрей Дрипе
• Жанр: Русская классическая проза

---

Настала осень с яблоками и сливами. Единствен, - йая старая яблоня на их дворе стояла без плодов, поскольку росла не за оградой и ребятня еще среди лота обрывала мелкую завязь. А в садах за заборами грели на солнышке свои желтые и розовые бока сочные яблоки. Что такое забор по сравнению со страстным желанием запустить зубы в спелый плод? И почему такая несправедливость - у кого-то есть, а у него нет?

Ишь, частники, кулачье! Он слыхал подобные рассуждения от тех. у кого яблонь не было.

Во время очередной акции по справедливому перераспределению земпых благ все огольцы как-то внезапно испарились, а Коле пришлось отчаянно брыкаться в руках здоровенного детины.

- Ах ты, щенок! Это кто же тебя красть научил?

Говори, кто были остальные? Говори, не то сейчас - в милицию!

Тогда он был еще новичок в подобных передрягах и с перепугу выложил все, что знал о товарищах, а на другой день на улице его окружила ватага ребят. Лица у всех злые, кулаки сжаты.

- Сейчас мы из тебя сделаем котлету! Предатель!

Всамделишной котлеты из него не сделали, тем не менее столь основательно Колю отлупили впервые в жизни. Но не так он страдал из-за рассеченной губы и расквашенного носа, как из-за гнусного слова "предатель", презрительно процеженного сквозь зубы.

Дом и мать влекли его все меньше и меньше. Что интересного дома? Иногда по воскресеньям приходили поболтать мамины подруги с работы. Разговор бывал об одном: кто в их цехе собирается замуж, а кто разводится, которая "много о себе понимает" и которая "своя баба". Еще они листали растрепанные журналы мод; с их страниц щурились тощие девицы, нелепо растопырившие ноги, будто они лезут по склону оврага. После этого начинались нудные жалобы на то, что в магазинах не достать ничего нарядного, что у нас, мол, жалкая богадельня, а вот там... Далее следовал тяжкий вздох. Вот в Париже женщины могут одеваться, не чета нам... Если кто-то приходил в новой кофточке или платье, то остальные непременно примеряли обновку на себя. Они вертелись перед небольшим зеркалом и рассуждали, где надо бы "забрать", а где "выпустить".

Еще хуже бывало, если приходили дяди. Николаю сразу вспоминались те двое между лодок, и он удирал в свой мир, на улицу.

При виде того, как другие мальчишки отправляются с отцами на рыбалку или поджидают их на дворе и отцы хватают сыновей под мышки и, весело хохоча, подбрасывают вверх, частенько становилось грустно и одиноко. Он отворачивался и угрюмо бубнил себе под нос: "Подождите, еще и ваших пап сграбастают".

Совсем незаметно подошел тот день, когда впервые надо было пойти в школу. Мать вспомнила о нем буква чьно в последнюю минуту. Она принарядила Колю, сунула в руки новенький жесткий портфель и, проводив до дверей школы, побежала на работу.

В классе он встретил кое-кого из товарищей по проказам. Сбившись в кучу, они делились последними новостями, а один незнакомый мальчишка, с круглым одутловатым лицом, шнырял вокруг и прислушивался.

- Ты чего шпионишь, мопс несчастный! - прикрикнул на него Коля.

Как только вошла учительница, толстяк мигом поднял руку.

- Можно мне сказать, можно мне сказать? А вон тот обозвал меня мопсом, - нажаловался он на Колю.

Учительница поинтересовалась, где Коля научился таким некрасивым словам, и велела попросить прощения за грубость, а маленький ябеда стоял и торжествующе улыбался.

Коля искренне недоумевал. Что он такого сказал?

И с какой стати просить прощения? Неужели учительница взяла под защиту мордастого предателя? Остальные ребята окружили их, в том числе и Колины друзья. Они стояли и ждали, даже кое-кто из мамаш, пришедших вместе со своими чадами, подошел поближе. И чтобы он тут перед всеми унизился, чтобы товарищи потом осмеяли его и всем растрепали, как Колька струсил, испугался какой-то старой тетки, пусть даже учительницы?!

- Чего ты пристала, старая ...! - Коля, не задумываясь, произнес слово, употреблявшееся посетителями "Буфета" и дядьками на берегу озера, если речь шла о женщинах.

Учительница так и шарахнулась о г него, лицо ее вмиг покраснело, как спелый помидор, класс на мгновение оцепенел в ужасе, потом по нему пролетел шорох. Постояв некоторое время, Коля опустил голову и словно бычок бросился к двери, отпихнув локтем толстого ябеду. Так началась для него школа.

На улице дела шли значительно лучше. В драках с мальчишками он научился не только молча сносить боль, но и с успехом давать сдачи противнику. Все счеты он сводил без задержки и в долгу ни у кого не был. Мало-помалу боевые качества выдвинули его в вожаки. Однако положение вожака налагает и обязанности. Теперь ему приходилось сводить не только свои счеты с обидчиками, но и помогать товарищам. Все чаще его матери то в гастрономе, то прямо на улице доводилось слышать, что сынок у нее драчун, забияка да к тому же и матерщинник. Мать потом награждала его затрещинами и обзывала дикарем, из которого ничего путного не выйдет. Но все это он не раз слышал и от других.

"Отец был обормот, и сын в него, ничего удивительного".

"А много ли он видел хорошего-то? От него и ждать хорошего нечего!"

"Все они -бандиты, от таких лучше подальше".

Для них он был отбросом, подонком, ничем.

Коля, в свою очередь, держался подальше от тех, кто так говорил, ото всех, у кого были фруктовые сады, чьи родственники не сидели по тюрьмам, чьи дети приносили домой табели успеваемости с хорошими отметками. Но ему очень хотелось показать всем этим .чистоплюям, где раки зимуют!..

Однажды Коля с дружками, как всегда, стоял в воротах и наблюдал за улицей. Вот приближается мальчуган; в одной руке у него сетка, в ней молочные бутылки, другая зажата в кулачок. Все ясно - мать послала в магазин, наказала не потерять деньги. "Не вздумай, малый, удирать - не поможет!" Коля пошел с ним рядом и приказал шепотом: "Теперь дай сюда руку! Так... - И он спрятал теплый, смятый рубль себе в карман. - А дома скажешь, потерял. Понятно?"

Мимо торопливо шагают взрослые. Никому нет дела до кучки мальчишек, до того, что один из них поотстал и, роняя слезы, понуро поплелся назад, а остальные почему-то шмыгнули в ближайший двор.

Когда в кинотеатрах шли фильмы, пользовавшиеся успехом у публики, Колю по нескольку дней не видели на уроках. С самого утра он стоял в очереди и покупал билеты "для родителей" на вечерние сеансы. И всегда находились потом желающие заплатить двойную цену, если на окошке кассы висело объявление: "Все билеты проданы". Он знал, кому надо предлагать. Если в толпе появлялся молодой человек с девушкой, которая, потеряв надежду посмотреть картину, капризно морщила носик, можно было смело запрашивать втридорога.

Из шестого класса Колю Зумента исключили за драки, воровство и неуспеваемость. Вот и хорошо - школа со всем ее ребячеством опостылела ему донельзя. Потом были предупреждения, уговоры, детская-комната милиции.

Мать, конечно, ворчала, ее воркотня была привычна, как тиканье будильника и капель из испорченного крана на кухне. Какая она стала невзрачная, как постарела! Чтобы немного ее утешить, он пристроился для отвода глаз на какую-то работенку.

Деньги! Хрустящие волшебные бумажки, которые могут по твоему желанию превращаться в сигареты, шоколад, водку. А если денег много, то и в нарядный костюм, в зал ресторана, в мотоцикл и даже - в девушку. Неспроста мать вечно ныла: "Кабы денег было побольше!" Недаром взрослые ребята, посасывая сигареты, рассуждали насчет "длинного рубля" и мужики на Киш-озере говорили: "Деньгу заколотили, теперь можно дать разворот". Мир несправедливо поделен на людей денежных и таких, как Коля, у которых денег почти не было. Зарабатывал он мало, поскольку ничего не умел делать, да и труд ничуть его не прельщал. Мать работала, но ведь жила она не на одну свою зарплату. Сверточки, что приносила с фабрики и прятала в углу, и чужие дяди, которые менялись все чаще, служили тому надежным подтверждением.

Коля тем временем вырос в Николая, стал Жуком.

В сумрачных подворотнях, во дворах и подвалах домов эту кличку произносили с уважением. Там выпивали, играли в карты, учились метать ножи и говорили о деньгах. Что, если бы им в руки попал миллион? Водка потекла бы рекой, двери ресторанов раскрылись бы настежц они разъезжали бы с красивыми девочками на "Волгах". По рукам ходили зачитанные до дыр старые детективные романы и пачки порнографических фотоснимков. Ребята жадно внимали каждому слову многоопытных "вожаков", хваставших отсиженными в милиции сутками или сроком, отбытым в колонии. Они были героями, они "прошли академию". Какими болванами и простофилями выглядели в нх рассказах милиционеры и следователи, до чего глупы и нелепы законы, писанные для одних дураков!

То ли дело Америка, Чикаго, этот рай для воров и бандитов! Только там можно развернуться, только там парни с трезвым рассудком и автоматом в руках в мгновение ока становятся обладателями миллионов.