Макс Фрай - Русские инородные сказки 2

• Название: Русские инородные сказки 2
• Автор: Макс Фрай
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-503-1

Это вторая книга современных авторских сказок, составленная известным писателем и культуртрейгером Максом Фраем. Жанр сказки не умер, он жив и здоров, хотя и сориентирован сейчас в большей степени на взрослых, нежели на детей.

---

Отхлёбывая из них, мы, отдавшись на волю ветра и отсутствующих волн, продолжали мужественно исполнять наше предназначение.

Мы держали ухо востро, а язык за зубами, ноги в тепле, а голову в холоде, и, вглядываясь в ледяные поля, искали глазами пищи.

Однажды, правда, к нам залетел какой-то дурацкий голубь с бутылкой пальмового масла в клюве. Но голубь был маленький, и тем, кто зазевался, его не хватило.

На следующий денно перед нами возник гигантский Горизонт. На нём возвышался остров — мы даже не стали проверять, его название по лоции. Лоция врала нещадно, курс искривился, непротёртые оптические оси сместились. Одно слово — земля, и нам было уже неважно какая.

Всадница без Головы даже не стала делать себе укладку и макияж, прежде чем сойти на берег. Но пока никакого берега не было.

Мы искали место, а удобного места не было — хоть дни шли за днями.

Как-то, под вечер, в уют-компанию зашёл Носоглоточный и вразвалочку проследовал к своему месту.

Надо сказать, что он сдал больше прочих — таковы были его профессиональные риски. Ноблесс, так сказать и оближь.

Носоглоточный отодвинул кресло и мимоходом заметил:

— Кстати, там, в пределах прямой видимости — Сфинкс.

— Какой-такой Сфинкс?

— Обыкновенный. Ну, тот, который утром ходит на двух ногах, вечером — на трёх, а ночью на четырёх.

— И чё? — спросили все на перебой.

— А ничё. Загадки будет загадывать, — ответил за всех начитанный Кондратий Рылеев. — Неправильно ответите, сожрёт, правильно — тоже сожрёт. Но накормит перед смертью.

— Это нам подходит, — ответил за всех капитан. — Помереть, так мы все помрём, рано или поздно. А есть хочется сейчас. Рулите к берегу.

Сфинкс лежал у костра. У него был перебит нос, да и одет он был довольно странно — на Сфинксе была меховая кацавейка, очень похожая на те, что одевают на своих болонок старушки среднего достатка. Кацавейка была прожжена в нескольких местах и выглядела засаленной и грязной. Вокруг него царило мычание и блеяние — местный Сфинкс был пастухом заблудших овец. Овцы шмыгали вокруг него как тараканы. Вокруг, впрочем, виднелись райские кущи — и это привлекало нас больше всего.

Перед Сфинксом в котелке булькал рыбный супчик. Пожалуй, это была уха из демьяний — чрезвычайно редкая, эта рыба водилась тут в изобилии.

Мы начали выталкивать вперёд Кондратия Рылеева, который прочитал столько книг, что мог ответить на любой вопрос.

Кондратий, однако, не выталкивался. Очевидно, он не хотел общаться со Сфинксом

— Ну ты же наша ходячая энциклопедия? — попробовал было возмутиться Капитан.

— Так приделаёте ноги к какой-нибудь другой энциклопедии, — бурчал Кондратий и запихивался обратно.

— Ладно, я пойду. — Сказал вдруг Боцман Наливайко, — моритури те салютант и всё такое.

Всадница без Головы посмотрела в удаляющуюся спину с любовью и нежностью. Так женщины всегда смотрят на мужчин, которые не могут больше доставить им никаких забот.

"Ну и ладно", — подумал я. — "Я тоже так могу. Как Боцмана съедят, так я и пойду".

Наливайко сел перед Сфинксом и приготовился отвечать на вопросы.

— Вот слушай, что такое: утром ходит на двух ногах, потом на четырёх, а к вечеру — вовсе не ходит?

— Дурацкий вопрос, братан. Это ж я!

Сфинкс как-то скуксился.

— Ещё три головы не сносил, а всё туда же… Ну, ладно, теперь моя игра. — Наливайко вынул из кармана три алюминиевых кружки. — Вот смотри, братан: вот шальмугровое яблоко, а вот три кружки… Где яблоко? А?

Сфинкс показал и тут же пожалел об этом.

Потом Сфинкс пожалел снова и снова.

Наконец, Сфинкс сдался и, обиженно рыча, вернулся к своим баранам и погнал их прочь.

Наливайко встал и пошёл обратно. Всадница без головы смотрела на него взглядом, полным любви.

Боцман махнул рукой, и, приняв это за особый знак, мы разбрелись по райским кущам, срывая разрешённые и запретные плоды.

Морковкино заговение уже кончилось, а постные дни была за горами, куда убрался сфинкс.

Вокруг стояли ящики с колбасами, бутыли с вином и корзины с сырами.

Мы набили трофеями карманы, шляпы, подолы и кошельки.

Можно было пить и есть, и никто не смел нам задавать дурацких вопросов об этикете и кулинарии.

Внезапно из-за леса и невысоких гор, в окружении своих баранов и овец, появился Сфинкс.

— Ну, пожалуйста, — попросил он. — Я знаю ещё хорошие загадки. Про самолёт на транспортёре, например.

Но его никто не слушал — все жевали. Внезапно оказалось, что мы жуём синхронно, и чавкаем, как солдатские сапоги на параде в сельской местности. Даже одна Заблудшая Овца паслась неподалеку и жевала в такт движению наших челюстей.

Мы набрали вдоволь еды, а что не смогли съесть или забрать с собой, то пообнюхивали.

На корабле был устроен пир, по случаю праздника откупорили даже сорок бочек арестантов.

Сыр, правда, оказался несвежим, и был выброшен нами за борт.

XXVI

Наутро, в состоянии изрядного похмелья, я сидел на палубе, привалившись к мачте. С другой стороны сидел Боцман Наливайко. Я знал старого морского кабана давно, но всё же завидовал его подвигам и успеху в глазах Всадницы без Головы. Не был я готов примириться с завистью. Он всё равно лучший, всё равно…

Боцман первым нарушил молчание.

— А ты знаешь, у меня в Питере любовь была… — Боцман вздохнул. — Там, знаешь, на улице Ракова есть гастроном, который построил зодчий из Кракова… Эх, да что и говорить. Как-то так вышло.

Я, знаешь, всегда хотел быть скрипачом

А вышло иначе, охрип и осип, даже на войне ранили. В живот.

— На какой войне? — не утерпел я.

— Между арабесками и иудами, — ответил Боцман Наливайко.

— Что за война такая? — возмутился я.

— Ты молчи, не перебивай. Я лучше тебя знаю — какая. Ты меня ещё спроси, на чьей стороне мы были.

Я, пользуясь возможностью, спросил, но он не ответил.

— Да. Я вот теперь, среди акул и альбатросов, с трубкой рассекаю, команда собакой называет, гейши валюту требуют. Пью много… А ведь сейчас стоял бы себе во фраке, пиликал бы людям на радость, в Милан позвали бы, в Париж… А тут наелся гнилого сыра и рад.

— Да нет, всё правильно. Так лучше. Скрипачам тоже не сладко… — забормотал я и понял, что чувство зависти к Боцману окончательно оставило меня.

XXVII

Веселясь и танцуя, порыгивая и попукивая, продолжали мы свой путь.

Штиль сменился лёгким ветерком, затем сильным попутным ветром.

Он усиливался и, наконец, набился нам в уши и заткнул рты. Подгоняемые этим ветром мы летели наискосок через параллели и меридианы. Какой-то полуостров без материка проскочил слева, а какие-то острова — справа.

Когда мы проплывали мимо них, ветер на секунду утих, и чей-то голос над ухом выдохнул:

— Лимбургский сыр умер.

Но что это означало, никто не понял.

Ветер крепчал и вскоре достиг сорока и более градусов. Что было делать? Мы поступили как обычно — с упованием на журнал Mariner's Magazine из судовой библиотеки и Кондратия Рылеева, который вытащил на палубу целую стопку книг классиков и начал руководить спасением корабля. Повинуясь им всем, мы убавили блинд и приготовились убрать фок-зейль. Но погода становилась хуже; осмотрев, прочно ли привязано наше зенитное орудие, мы убрали бизань. Корабль находился в открытом море, и было решено лучше идти под ветром, чем убрать все паруса и отдаться на волю волн. Мы взяли рифы от фок-зейля и поставили его, затем натянули шкот. Румпель лежал на полном ветре, точно так же как и лежала половина команды. «Алко» стоял пистолетом при полной волне. Мы закрепили спереди нирал, но парус с грохотом лопнул. Тогда мы спустили рею, сняли с неё парус и рассовали по сусекам весь такелаж.

Теперь ветер был ужасен, гадок, отвратителен и противен. Совершенно невозможно было понять даже — куда он дует. Мы натянули тали у ручки румпеля, чтобы облегчить рулевого. Рулевой облегчился, но это делу не помогло. Мы не думали спускать стеньги, но оставили всю оснастку, потому что корабль шел под ветром, а известно, что стеньги помогают управлению кораблем и увеличивают его ход, тем более что перед нами было открытое море. Когда буря стихла, поставили грот фок-зейль и легли в дрейф. Затем мы доставили к этому бизань, большой и малый марсели, а так же страсбург. «Алко» шёл на северо-восток при юго-западном ветре, хотя, может, всё было наоборот. Мы укрепили швартовы к штирборту, ослабили брасы у рей за ветром, сбрасопили под ветер и крепко притянули булини, закрепив их. Мы маневрировали бизанью, стараясь сохранить ветер и поставить столько парусов, сколько могли выдержать корабельные мачты.

Наконец, мы заебались так, что самим стало тошно.

— А может, на машинном ходу пойдём? — спросил, наконец, Кондратий Рылеев.