Макс Фрай - Русские инородные сказки 2

• Название: Русские инородные сказки 2
• Автор: Макс Фрай
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-503-1

Это вторая книга современных авторских сказок, составленная известным писателем и культуртрейгером Максом Фраем. Жанр сказки не умер, он жив и здоров, хотя и сориентирован сейчас в большей степени на взрослых, нежели на детей.

---

Не попадался нам и стоящий капитан.

Наконец, уже совершенно отчаявшись, мы обнаружили, что пьём кубинский ром (заменивший нам выпитый ямайский) на чёрной лестнице какого-то дома. Мы занимались этим напротив двери, на которой была нарисована лодка под парусом. В лодке была изображена женщина с огромной грудью и русалочьим хвостом.

Аккуратно поставив недопитую бутылку на лестницу, мы позвонили в звонок. Ответа не было. Тогда Наливайко поднял глаза к потолку и увидел позеленевший колокол. Мы снова подняли бутылку, и, опорожнив её, кинули в колокол.

Бутылка с дребезгом разбилась.

— Эх, пробили мы склянки, — зачарованно произнёс Боцман Наливайко.

Но дверь вдруг отворилась.

На пороге стоял человек, стоявший на одной ноге. Лишь спустя некоторое время мы поняли, в чем дело — у человека был всего один шлёпанец.

Его поджатая нога была босая, и человек выразительно шевелил пальцами.

— Давно вы потеряли ваш сандалий? — вежливо осведомился Кондратий Рылеев.

— В юности, — устало ответил человек. — Я ищу его давным-давно, и даже стал для этого капитаном дальнего плавания. Я искал свой тапочек на Северном полюсе и на Южном, на Западном и Восточном, в горшках с медом и в бочках из-под солярки, я ремонтировал земную ось, обнаружил смысл жизни, открыл подводные философские камни, но моего тапочка нигде нет.

Пройдёмте! То есть — проходите.

Мы прошли, и с тех пор стали неразлучны.

III

Однажды, плавая в банном бассейне, мы снова вернулись к теме дальних странствий.

— Теперь нам нужен человек, хорошо знающий южные и северные моря, — сказал Боцман Наливайко. — Я, впрочем, хорошо знаю западные, а наш капитан — восточные, но всё равно, без лоцмана нам не обойтись.

— С этим проблем не будет, — заявил Кондратий и исчез.

На следующий день он явился в окружении толпы плохо одетых людей. Все они оказались Лоцманами.

Чтобы не обидеть никого, мы выбрали человека с наколотым на лбу якорем.

— Где вы, Кондратий, их всех нашли? — осведомился капитан.

— Не было ничего проще. Я явился в портовый кабачок "Корабль Чудаков "Себастьян Брандт" и спросил присутствующих, не побоится ли кто из них отправиться на поиски Золотого Сруна.

Потом я осведомился, не знаком ли кто из этих джентльменов с гидрографией южных морей и с орографией северных. Все как один, оказались знатоками если не одного, так другого. Оставалось лишь привести их к вам.

Мы поняли, что Кондратий хватил лишку, но делать было нечего. Собственно, мы и так ничего не делали.

— Откуда будете, сэр? — вежливо спросил будущего члена команды Боцман Наливайко.

— Меня зовут Егоров, — представился тот. — Вообще-то я писатель, но море люблю с детства, и поэтому написал несколько книг: "Дети капитана Флинта" и "Жизнь и невероятные приключения Робина с кукурузой, моряка из Лиепаи".

— Вы знаете Робина с Кукурузой? — оживился капитан.

— Как свои пять пальцев.

— Берём вас лоцманом.

— А Боцманом нельзя? — наш потенциальный спутник цепко ухватился за швартовы на краю банного бассейна.

— Боцман уже есть, — сказал, помрачнев, Боцман Наливайко.

Но Егоров быстро сдал назад и отдал обратно швартовы. Он согласился быть лоцманом на всё такое.

IV

Услышав о наших намерениях, из своей деревни к нам приехал наш приятель Пасечник. Он привёз несколько бочонков мёда, полсотни обезболивающих восковых свечей и пару карманных ульев.

Мы пытались уговорить его составить нам компанию в поисках Золотого Сруна, но он отвечал, что более всего любит постоянство и не может бросить мериносов и медоносов.

Тогда мы просто вышли вместе с ним, чтобы присмотреть себе средство транспорта.

Сидя на парапете набережной и болтая ногами, мы разглядывали корабли. Пасечник, надев сетку на голову, закурил трубку с длинным мундштуком. Потом, засунув трубку в карман, он принялся окуривать там своих пчёл. Лоцман Егоров мерил глубину шельфа лыжной палкой, а мы с Кондратием Рылеевым разглядывали в бинокль суда у причала. Выбрав, наконец, понравившееся, мы решили, что за Золотым Сруном нужно отправиться именно на нём.

Это был кофейный клипер. Он стоял у стенки как комод, блистал иллюминаторами как сервант, и хлопал парусами, как банщик простынями. Клипер был огромен и похож на тот титановый корабль, который так часто теперь показывают в кинематографической хронике. На нём могло поместиться целых двадцать человек, а двое из них, обнявшись на носу, кажется, тренировались, кто дальше плюнет.

На нём даже было зенитное орудие — так что это был настоящий пушечный корабль.

Прежде, чем сообщить о нашем намерении сторожу, мирно спавшему на кнехте рядом со сходнями, мы задумались о том, как назвать корабль. (Пользоваться прежним названием нам не приходило в голову).

Собственно, кофейный клипер, стоявший перед нами, назывался "Победа".

— Назовем наш корабль «Марго», — предложил я.

— Это неудобно, — заявил капитан. — Тогда нас станут называть маргонафтами.

— Если мы назовем наш корабль «Садко», будет ещё неудобнее, — возразил я, и все со мной согласились.

И, хотя подумав, мы решили, что неудобно делать другие вещи — спать на потолке и совать зонтики куда не попадя, мы отвергли гордое имя «Садко», как подходящее для подводной лодки. В результате общее мнение остановилось на гордом имени "Алко".

Тогда мы хором запели отрядную песню:

Как алконавты в старину,
Спешим мы, бросив дом,
Плывем, тум-тум, тум-тум, тум-тум,
За Золотым Сруном…

После этого мы перекрасили часть корабля, вписали новое название, а сторож по случайности упал в воду. Мы были душой с ним, но он куда-то подевался.

К сожалению, у нас было недостаточно времени, чтобы выяснить, чей это корабль, и мы просто оставили записку на причале, придавив её пустой бутылкой.

V

На следующее утро мы отправились в наше путешествие. Нас провожал весь город. Голосили бабы, мужики сурово пили водку на причале. Большую часть команды мы оставили прежней, потому что не могли запомнить матросов в лицо. Ценным приобретением оказался Носоглоточный Храповицкий, по совместительству служивший зенитным стрелком. Поскольку Храповицкий проводил большую часть времени за плеванием в зенит, он так и не заметил смены руководства.

Мы погрузили в трюм несколько ящиков Земфиры и коробку из-под Маточного Молока, что вручил нам Пасечник.

Шли дни и годы. Лоцман у нас оказался неважный. Он путался в картах, сдавал не в такт, иногда передёргивал и от обиды лез в гору. Однажды он запутался в параллелях и пришлось долго его выпутывать.

Зато он знал красивое слово альмукантарант, которое он прочитал в книге итальянского монаха Томаса Компанейского "Profanus in Civitas Solis" — звучное, похожее на заклинание, слово альмукантарант.

Альмукантарарат был именем злобного гнома, что дополнял высоту градусами. Впрочем, гномы, по слухам, любят градусы безо всяких дополнений. Рылеев делал вид, что слышал о гноме раньше, пытаясь подкрепить свою учёность цитатами, тёмными для понимания. Чаще всего он ссылался на Фому Компанейского.

Мы мало что поняли из этих объяснений. Я лично не очень доверял писаниям Компанейского. "Незнайка в Солнечногорске", написанный Кампанейским давным-давно, сначала на итальянском языке, был просто учебником по астрологии.

Точно так же я несколько передёргивался от упоминаний Маразма Амстердамского, что писал о путешествии слабоумных на брандере «Себастьян». Все эти старинные повествователи только запутывали путешествие, заставляя нас отклоняться от извилистого маршрута в поисках гуингмов и прочих нецивилизованных аборигенов.

Когда лоцман Егоров рассказал нам о своих поисках забытых путевых терминов, которые он вёл всю свою жизнь, я проникся смыслом жизни этого человека. Собственно, он объяснил нам, что поиски Золотого Сруна его самого интересуют мало, а вот поискам камбузов и нактоузов он мог отдаться за так. В смысле — за умеренную плату.

Вот что говорил наш лоцман:

— Наши путешествия обрастают словами, как наши долги процентами — никто не помнит, что было на самом деле и не знает, было ли что-то на самом деле. А опыт путешественника говорит нам, что самые бредовые россказни предваряются словами "на самом деле"…

Все имена перевраны, и неизвестно, как называют селениты море Дождей. Для нас оно — море Вождей, а для них — море Дождей, для нас Большие Пески для них — Холмы Тоски…

Мы не знаем, зачем пустились в путь и даже не уверены в том, как нас зовут. Меня вот зовут…

В этот момент Егоров застеснялся и прекратил дозволенные речи.

VI

Мы даже прослезились от такого поэтичного рассказа и не заметили, как оказались в одном неловком и опасном месте.