Левон Хачатурьянц - Здравствуй, Фобос!(Науч.-фант. хроника — «Путь к Марсу» - 3)

• Название: Здравствуй, Фобос!(Науч.-фант. хроника — «Путь к Марсу» - 3)
• Автор: Левон Хачатурьянц
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1988

В книге космонавта Евгения Хрунова и профессора Левона Хачатурьянца читатели вновь встретятся с героями предыдущих повестей «Путь к Марсу» и «На астероиде». На этот раз предстоит экспедиция на Фобос, чтобы проникнуть в загадочный объект, сооруженный инопланетянами…

---

Единственное, что омрачало детскую радость Сурена, — это глубокая обида на Майкла Донована. После той истории с роботом, улавливавшим биополе, Акопян решил самостоятельно докопаться до истины. Он позвонил в Майами — и не застал Майкла. Электронный секретарь-автоответчик доложил, что мистер Донован в отъезде, вернется к такому-то числу и просит абонента назвать свое имя, а также, если необходимо, передать информацию, для чего отведено тридцать секунд… Сурену почему-то не захотелось представляться, он повесил трубку. Задним числом удивился: почему на пленке секретаря записан не голос Майкла, а какой-то чужой, правда, хорошо поставленный?.. Уже совсем было решил не звонить, даже Татьяне объявил об этом своем намерении — и все-таки не выдержал. Едва дождавшись указанной секретарем даты, набрал длиннющий ряд цифр. Донован оказался дома — завтракал перед тем, как ехать открывать павильон. Приветствовал Сурена радушно, весело, с шуточками: справился о делах, о здоровье, о «вашем замечательном полете»… И все-таки Сурен учуял недоброе. Бог его знает, можно ли действительно почувствовать за тысячи километров вибрации чужого биополя, но то, что в голосе, в тончайших его оттенках кроются очень важные сведения о человеке, — это факт. Только надо уметь слушать… Через полминуты Сурен не сомневался, что щебечущий Донован фальшивит. Ломает какую-то подозрительную комедию. Не был он раньше таким шумно-беспечным, нарочито-беззаботным. Зато присутствовали откровенность, серьезность… Разве не рассказал бы тот, прежний Майкл уже в первых фразах, где он пропадал почти месяц? А здесь — ни одного намека, будто вчера расстались…

Слушая трескучую болтовню этого странно обновленного Майкла, его плоские вымученные остроты, Сурен вдруг понял, что так и не задаст главный вопрос. Слишком, слишком было важно: имеет ли Донован отношение к системам суперробота на «Дэниэле Буне», улавливающим биоимпульсы? И если имеет — то почему, на каких условиях отдал свое изобретение хозяевам частного планетолета? Отчего промолчал об этом? Друг называется… Нет — такого Майкла Сурен ни о чем подобном не спросит. Потому что — и это ясно заранее — собеседник в Майами заюлит, разразится потоком обтекаемых, ничего не говорящих словес; сведет все на очередную клоунскую шутку, на анекдот… «Да Майкл ли это, право?!» — усомнился на мгновение Акопян…

Но он в самом деле говорил с Майклом. Об этом свидетельствовали и голос, и смех, и любимые словечки, и целый ряд фактов, о которых знали только они двое. Значит, произошло некое страшное изменение. «Что поделаешь, если уж человек продается, то он продается до конца!» — мудро решил Сурен, окончил разговор обоймой улыбок, добрых пожеланий… и отключился.

Бортинженер долго ходил с тяжелым осадком. Но каково же было его «кавказское» негодование, когда Волновой откуда-то выкопал номер флоридской газетенки, где «известный мастер электронно-биологических чудес», «волшебник из Майами» Майкл Донован давал интервью по поводу своих автоматов! В этаком игриво-пренебрежительном тоне «волшебник» упоминал о своем знакомстве с советской делегацией: о том, как «русские, претендующие на равенство с нами в области техники», были «просто ошарашены» разноцветными игрушками павильона («вели себя, как малыши на ярмарке»), а «бедняга астронавт» Акопян ликовал, случайно выиграв кучу долларов…

Нет, подменили Майкла. Купили? Запугали? Теперь уж вряд ли когда-нибудь удастся узнать…

Но все второстепенные тревоги и заботы отступили перед напряженными буднями подготовки к полету.

…В один из коротких дневных перерывов Акопян пил крепчайший кофе под тентом летнего кафе в Звездном, рядом сидел Брэдшоу. Штурман предпочитал слабый кофе со сбитыми сливками, чем и заслужил от Сурена обвинение в «женственности».

— Э, бросьте! — хрипел Джеймс. У него были не в порядке голосовые связки, однажды при аварии космотанкера надышался испарениями химического топлива. — По-вашему, мужчина только тот, кто хлещет крепкие напитки, курит дешевые «термоядерные» сигареты и отказывается от сладкого? Вам бы родиться в Техасе…

— Шучу, — махнул рукой Сурен. — Сам люблю сладкое. И сигареты курю ароматизированные.

— Забавный вы народ — русские! — посмеиваясь в чашку, сказал Брэдшоу. — И похожи на нас, грешных, и вместе с тем какие-то особенные. Других таких в мире нет.

— Я, собственно, не русский… Я армянин.

— А, это все равно. Россией мы для удобства называем весь ваш союз наций. И в этом тоже ваше сходство с нами, американцами. Великий народ — всегда смесь из десятков и сотен малых. Рождается качественно новый сплав! И возникает национальный характер. Советский, американский. Нечто объединяющее…

— А что вы видите особенного в нашем характере? — спросил Акопян, не желая увязать в споре.

— Хм… Как бы это сформулировать? — Штурман на минуту задумался. — Прежде всего вам свойственно какое-то беспокойство… искания, что ли? Такое что-то… не очень взрослое, но трогательное и даже достойное восхищения. Фермер, шофер, рабочий — не просто работают по специальности, а выдумывают, фантазируют… Они недовольны самими собой, они хотят все делать лучше и очень обижаются, когда им мешают. Их не удовлетворяет хороший заработок. Нужно еще нечто неуловимое… таинственное!

— Это неуловимое называется — творчество! — решительно сказал Акопян.

— Возможно. Но заметьте, как часто вам не хватает других качеств: собранности, предприимчивости, дисциплины! Какой-нибудь ваш полуграмотный гений мог придумать паровой двигатель или радио, а внедряли изобретение англичане, немцы, французы… Разве не обидно?

«Нет, без спора не обойтись!» — вздохнув, решил Акопян. И сказал, быть может, с излишней категоричностью:

— Обидно, конечно. Но, знаете, в глубине души еще обиднее другое: мы этих немцев и французов прикрывали грудью от всех нашествий, давали возможность мирно жить, внедрять новые изобретения, а они на нас же еще шли войной. И, кстати, при всем при том у нас вырастали отнюдь не «полуграмотные гении», а образованнейшие люди, ученые мирового класса. И через четыре года после самой разрушительной в истории войны мы уже имели свою — начиная с самых первых расчетов, целиком свою! — атомную бомбу. А еще через восемь лет первыми на Земле вышли в космос…

— Пощадите! — поднял руки Джеймс. — Честное слово, я не хотел задеть ваши патриотические чувства! Вы, конечно, во многом правы. А я, ей-богу, просто люблю вашу страну, потому и размышляю о ней, и делаю какие-то выводы… Не скрою: вы милы мне потому, что между нами, я повторяю, есть огромное сходство. Масштабность дел, широта души, этакая здоровая бесшабашность — от щедрости! И космос мы вот уже полсотни лет ломаем вместе, и вместе приносим ему жертвы.

— Точно, — сказал повеселевший Акопян. — И поэтому следующую порцию кофе беру я. Чтобы доказать широту души. Вам опять со сливками?

Он был доволен собой и жалел, что их диалог не слышал Игорь Петрович.

Еще несколько дней Сурен часто встречался с Брэдшоу и двумя другими, только что приехавшими американскими членами экипажа — Шварцкопфом и Сегалом. Затем программа подготовки разлучила их. Акопяну предстояла новая, совершенно необычная для космонавта роль. Он становился центральной фигурой планируемого полета. И при этом, как ни странно, должен был трудиться куда меньше, чем остальные космонавты. Можно сказать, даже просто отдыхать…

Как известно, посылка на Фобос сверхчувствительного и высокоинтеллектуального робота дала нулевые результаты. Стальной паук чуял искусственные биоимпульсы из-за преграды, но либо «не понял» команды, заключенной в них, либо не сумел ее выполнить. Вероятно, сигналы устройства, запрятанного неведомыми посетителями Фобоса, рассчитаны не на кибера, пусть даже самого совершенного, а на живое разумное существо.

И все-таки, даже посылая в таинственную «пещеру» человека, следовало повысить шансы на удачу. Ведь первый визит Акопяна ничего не дал. Приглашение войти, сделанное на частоте биополя, Сурен принял, но забрел в тупик, без толку рубил стену лучом лазера, и «сезам» не открыл двери. Скептики говорили, что у Акопяна и не могло ничего получиться: то ли за стеной камеры глухая скала, то ли механизм, открывающий проход, просто одряхлел с годами… как знать — не за миллионы ли лет? Но оптимисты, а таковых было большинство, не соглашались с этим. Если был передан и принят приглашающий сигнал — значит, механизм работает. И робот с «Дэниэла Буна» ощущал другие импульсы, уже находясь во внутреннем помещении, — это зафиксировано… А тому, что Сурен во время первой экспедиции не сумел услышать и понять новые команды, могло быть много причин. Помехи, психическое состояние бортинженера, отсутствие готовности — «настройки» на биоконтакт. Но главное, вероятно, усталость. Огромная, не столько физическая, сколько нервная усталость, накопившаяся за месяцы полета.