Макс Фрай - Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля

• Название: Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля
• Автор: Макс Фрай
• Издательство: Амфора
• Жанр: Детективная фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-367-00764-0

Артур Конан Дойл в эссе "Кое-что о Шерлоке Холмсе", датированном 1924 годом, рассказывает, в частности, следующую историю:

Я слышал об одном случае в Америке, так и оставшемся нераскрытым. Некий джентльмен безупречной репутации отправлялся со своими домочадцами на вечернюю воскресную прогулку и вдруг обнаружил, что кое-что забыл. Он вернулся в дом, дверь которого оставалась еще открытой, а его спутники остались ждать на улице. Но он исчез за этой дверью навсегда, и с того дня не нашлось ни единой зацепки, чтобы хоть как-то приблизиться к решению. Могу с уверенностью сказать, что это одна из самых таинственных историй, о которых мне когда-либо доводилось слышать.

Эта история, к слову сказать, мельком упоминается в рассказе "Загадка Торского моста"; Ватсон приводит ее в качестве примера одного из немногих дел, с которыми не удалось справиться Шерлоку Холмсу. У исчезнувшего господина появляется имя Джеймс Филимор, предмет за которым он вернулся, принимает очертания зонтика.

Меня совершенно захватила история о человеке, который на минуту вернулся в собственный дом за зонтиком и исчез навсегда. Мы прекрасно провели вечер дома, придумывая мало-мальски удовлетворительные объяснения этого происшествия, с огромным трудом изобрели четыре убедительных сюжета на двоих и с удивлением поняли, что уже очень давно так не развлекались.

По ходу стало ясно, что если втянуть в игру как можно больше участников, ее итогом может стать сборник рассказов, объединенных общим сюжетом: человек выходит из дома в сопровождении небольшой группы свидетелей, тут же возвращается в дом, объяснив это необходимостью взять некий забытый предмет, и исчезает навеки. Все остальное, начиная от декораций и заканчивая разгадкой тайны, было оставлено на усмотрение авторов.

По-моему, вышло очень здорово.

---

- Знаете что, - Арт неожиданно для самого себя решился, - Рождество есть Рождество. Давайте выпьем по рюмочке в ближайшем баре. Ну не торчать же здесь, в пустом зале...

Она на секунду замешкалась, взглянула на него с сомнением, а потом коротко кивнула.

Им повезло. В "TGI Friday's" нашелся столик. Причем у окна. Взмыленные официанты носились по залу, где-то в углу уже пели "Джингл-белл". Арт протянул Энджел (он решил называть ее так) карту вин.

- Я всегда хотела попробовать айсвайн, - она взглянула немножко робко. - Меня завораживает идея замерзшего винограда. В этом что-то есть странное. Но его так редко предлагают к обеду.

Арт вздрогнул. Узкая бутылочка айсвайн. Кто привез ее тогда, двадцать лет назад? Это вино было неоправданно дорогим, и студенты никогда его не покупали. Та Энджел попросила немного айсвайна и точно так же сказала, что это странно, когда замерзает виноград.

- Удивительно, вы тоже думаете, что у нас у всех было свое заветное Белое Рождество, - Арту хотелось выговориться, но он не знал, с чего начать.

- И что это было? Мотель в горах? В Вермонте? - она уловила его настроение. Энджел не смотрела ему в глаза с надоедливым вниманием. Ее взгляд скользил и отклонялся. Опять это ощущение, что она оставляла себе лазейку - уйти, исчезнуть, раствориться в метели.

И Арт не выдержал. Он принялся рассказывать про ту ночь в Кэтскиллских горах, двадцать лет назад. Когда снег падал бесшумно и ложился слой за слоем. И как на веранде возникла Та Энджел, трогательная, угловатая, в свитере с оленями. И, рассказывая, он опять переживал то страшное, что почувствовал, - как сжалось сердце, как захотелось посвятить ей всю жизнь. Вот так, на ровном месте.

Бекки моментально уловила перемену в нем. Попыталась дуться, танцевать с Дастином... или Дугласом? Бог его знает, как звали того, с кем танцевала Бекки, пытаясь вызвать его ревность. Арт почти ничего не замечал. Только Энджел. Она не была ни жеманной, ни кокетливой. Она была искренняя и немного колючая, как юная розочка.

А потом... потом наступило Рождество. А снег все падал...

- Посмотрите, как все затихло за окном, - вдруг сказала Энджел. И выскользнула за дверь, прямо в снегопад. Арт вышел за ней и остановился как вкопанный на веранде.

Энджел танцевала в снегу. Бесшумно, как сам снег. Тонкая, нескладная, смешная, беззащитная. Арт смотрел на нее, не в силах даже вздохнуть. Ощущение небывалого, острого до боли счастья звенело в нем, как перетянутая струна. И вдруг он понял, что больше всего на свете он боится потерять ее. Вот с этого самого мгновения и навсегда это станет для него самым главным страхом. И так это было больно, так его пронзило ощущение ее и его собственной смертности, что ему захотелось обратно. В тот мир, где он жил еще совсем недавно, когда не видел ее. Ему захотелось к Бекки, и пусть все идет как идет. Но только без этой невыносимой боли, без этого страха, от которого стынет кровь. Потерять, так уж прямо сейчас, а не когда Энджел прорастет в каждой его клеточке.

Благоразумная Бекки, конечно же, простила ему взгляды в сторону "новенькой", да там и прощать-то особо не было чего... Когда наутро они проснулись, Энджел уже исчезла, и он никогда больше о ней не слышал. То Белое Рождество он засунул на самую дальнюю полку своей памяти. Все занесло снегом.

По окончании Корнеля он получил неплохое место в Атланте, Джорджия, и перебрался туда. Через полгода к нему присоединилась верная Бекки, которая вовсе не собиралась терять Арта из виду. Еще через год они поженились. Вот уже сколько лет они живут ровно и спокойно, почти выплатили закладную за дом. Старший сын в этом году уезжает в колледж, младшая дочь о будущей профессии пока не задумывается. Но она хорошо играет на пианино и рисует.

Арт выдохся и замолчал. Ему казалось, что он прожил целую жизнь, пока рассказывал. Его новая Энджел задумчиво смотрела в темное стекло окна.

- Снегопад кончился, - осторожно, стараясь не обидеть его переменой темы, сказала она. - Скоро объявят вашу посадку.

- И вашу тоже.

Она лишь едва заметно повела плечами на эти слова.

- Знаете что, - сказал она вдруг решительно, - давайте я сделаю вам небольшой подарок на память. Вы же угостили меня?

Они выбрались из гомонящего ресторана. Народ разошелся не на шутку. Около барной стойки то ли братались, то ли собирались драться какие-то джентльмены техасского вида. В углу, в который раз уже, нестройным хором затянули "Джингл-белл". Рождество наступило, а снегопад, наоборот, кончился. Но это уже никого не волновало.

Когда Арт и Энджел подошли к дверям какой-то обычной сувенирной лавки, по радио объявили посадку на рейс в Атланту.

- Одну минутку, - сказала Энджел, - подождите меня у входа в магазин, я быстро! И вы пойдете на ваш рейс. Я очень хочу сделать вам сюрприз.

С этими словами она исчезла в магазинчике, откуда, конечно же, доносился "Щелкунчик".

Арт постоял минут пять, потом еще пять. Энджел не появлялась. Ему надо было идти на посадку в самолет. Он решительно зашел в магазинчик и удивленно обвел помещение взглядом: оно было невелико, без всяких закоулков. И оно было пусто. Пусто, если не считать кассирши-пуэрториканки, мирно дремавшей у входа.

- Merry Christmas, - обратился к ней Арт, - извините, сюда только что зашла дама... Энджел.

Пуэрториканка смотрела на него, пытаясь понять, что ему вообще нужно. Слово "Энджел", видимо, вызвало у нее в голове какую-то мысль. Она доброжелательно кивнула ему и показала на стойку:

- Merry Christmas to you too. All angels are here!

Арт остолбенело разглядывал ангелов. Вернее, одного. Фарфоровая фигурка в светлом, почти белом одеянии. Капюшон с меховой опушкой был откинут, золотистые волосы рассыпались поверх.

- Вы хотите эту фигурку? - пуэрториканка была сама любезность. - Он очень хорош.

Арт заплатил за ангела, которого положили в кокетливый пакетик, и пошел на посадку. Он пытался что-то понять, что-то додумать до конца. Но чувствовал, что с ним опять сыграло шутку Белое Рождество.

Уже в самолете он достал ангела из пакета. И долго смотрел на эти золотистые волосы, на приветливое, без жеманства и кокетства, лицо.

- Как странно, мне кажется, я знаю и теряю тебя всю жизнь... И как будто всю жизнь я провел в этом терминале.

Арт смотрел на ангела, ангел смотрел на Арта.

"Ничего невозможно изменить. Или поздно менять. Можно только превратиться в Ангела, - думал ангел. - Но теперь я всегда буду с тобой".

СВЕТЛАНА ДИЛЬДИНА

МОЖЕШЬ НИЧЕГО НЕ БОЯТЬСЯ

- Всегда знала, что ты слабак! - Она шагала целеустремленно, туфельки так и мелькали, совсем недавно лаково-блестящие, а сейчас густо покрытые пылью. Бант в волосах подпрыгивал, огромный, розовый, будто собирался взлететь и в последний миг передумывал, вновь опускаясь на макушку.

- Мы заблудимся...

- Мы уже заблудились! - возражений она не слушала.

Я плелся сзади, мечтая, чтобы она наконец устала и остановилась. Если сидеть на тропе, нас рано или поздно найдут. Лучше бы рано... Каждый раз, поглядывая на небо, я боялся увидеть его потемневшим. В тысячный раз давал себе слово быть хорошим, съедать пенки от молока и даже вернуть садовнику моток бечевки, который стянул, чтобы сделать воздушного змея.

Моя подруга и провожатая смотрела только вперед.

Так далеко в лес мы ни разу не забирались.

- Я тебя брошу, честное слово, брошу, - донеслось из-за ствола бука. Пока я оглядывался по сторонам, она уже свернула в сторону - по еле заметной тропинке, протоптанной скорее не человеком, а лесным зверьем. И остановилась, дожидаясь, глядя на мой страх с жарким презрением.

Звали ее Марта, и ей исполнилось десять лет - а мне, получается, девять.

То было лето персиков - огромные, бархатисто-оранжевые, они висели на ветках, лежали горкой на блюде в центре стола, на подоконнике и в корзине у торговки. Их сияюще-сладким соком были испачканы наши руки, губы, щеки и даже уши.

Мы жили в огромном доме посреди луга - две семьи; два крыльца с разных сторон и общий чердак. Когда-то стенка делила его на две части, но во времена наших дедушек кто-то сломал непрочную преграду, а может, дерево прогнило само. Так или иначе, теперь на чердаке лежал общий хлам, и, как утверждала Марта, жили общие привидения.

Я боялся подниматься туда: родители рассказывали, что под самой крышей сидит страшная ведьма, которая ест непослушных детей. По вечерам она выходит из дома и бродит вокруг, хватая всех зазевавшихся. А днем спит вполглаза и слышит все, что происходит вокруг.

Марту родители тоже пугали, только не ведьмой. В сознании моей подружки рассказанные взрослыми страшилки принимали причудливые формы, в которых было что-то от плодовых деревьев с зубами, что-то от хищных птиц, а еще больше неясного, вроде солнечного зайчика на стене - для слепого. Фантазии Марты внушали мне ужас куда больший, чем собственные, и я ненавидел разговоры о них. А Марта любила рассказывать, ей доставляло удовольствие видеть, что другой напуган еще больше, чем она сама.