Дидье Ковеларт - Вне себя

• Название: Вне себя
• Автор: Дидье Ковеларт
• Издательство: «ИД «Флюид»»
• Жанр: Триллер
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-98358-184-5

Дидье ван Ковеларт (р. 1960) — один из самых читаемых в мире современных французских писателей (известный в России как «ван Ковелер»), лауреат множества литературных премий, в том числе Гонкуровской, а также драматург, сценарист и режиссер. Его романы экранизируются, переводятся на двадцать с лишним языков, и с каждой новой книгой армия его поклонников по всему миру неизменно растет.

«Погрузиться в роман этого автора — редкое удовольствие. Тонкий знаток жизни, он с легкостью превращает повседневность в волшебную сказку». Франсуаза Ксенакис

---

— Очень давно, — улыбается он.

Я предпочел бы более точный ответ, но он, похоже, деликатно обходит провалы в моей памяти — в то время как я проверяю его собственную. Что-то в нем есть ненастоящее, не могу понять, что. То же ощущение было у меня с Лиз вчера утром. А ведь я его знаю как облупленного… Почему же срабатывает рефлекс самозащиты, с чего вдруг это попятное движение?

— Вы были в посольстве?

Я отвечаю, что меня оттуда выпроводили.

— А что ваш коллега из НИАИ? Вы с ним больше не связывались?

— Нет. Он верит тому, другому.

Краем глаза я наблюдаю за его реакцией. Похоже на облегчение. Но, может, это показной оптимизм, желание подбодрить меня. Машина выезжает на круглую площадь, сворачивает налево, еще метров сто по переулку, полого уходящему вниз…

— Приехали, — говорит Родни и нажимает кнопку на пульте дистанционного управления.

Мы въезжаем в ворота, обвитые пожелтевшей глицинией. Мне бросается в глаза потрескавшийся каменный столбик с названием виллы: «Голубые листья». Ударная волна раскатывается в моей голове, это как прорыв плотины в замедленной съемке: картинка складывается воедино, цельная и ясная. Зажмурившись, я откидываюсь на подголовник, жду, чтобы все встало на свои места.

— Вам нехорошо, Мартин?

— Ничего, ничего. Слегка укачало, сейчас пройдет.

Он молчит. Я открываю глаза, узнаю посыпанную гравием аллею под липами, крыльцо с застекленной верандой, перед которым останавливается машина, мотоцикл, привязанный к стволу ивы.

— Странное название — «Голубые листья», — говорю я, непринужденно улыбаясь, как человек, попавший сюда впервые. — Откуда оно?

— Не знаю. Вероятно, раньше здесь жил писатель.

Воздух неподвижен, шумы приглушены, соседей не видно за гигантскими туями, погружающими запущенный сад в сумрак. Опавшая листва шуршит под ногами. Я поднимаюсь вслед за ним по шести ступенькам крыльца — не так давно я бежал по ним вниз, позабыв дышать. Узнаю скрип двери, осевшей на петлях и шаркающей по плитам пола, звяканье матового стекла о железные прутья. Пахнет сыростью и электрообогревателем. Потрескиванье радиаторов сквозь тиканье стенных часов.

Молодой парень в халате возится на кухне с кофеваркой. Родни знакомит нас:

— Паскаль, мой парижский друг. Профессор Мартин Харрис.

Мы здороваемся: очень приятно. Этот самый парень позавчера попросил у меня прикурить возле полицейского участка.

— Кофе, профессор?

— Спасибо, с удовольствием.

— Вы пьете крепкий?

— Да.

По радио комментируют теннисный матч. Паскаль наливает чашку, протягивает ее мне, объясняет, что сам пьет гораздо слабее.

— Если проголодались, прошу вас, — добавляет он, кивая на стол с начатым завтраком.

— Простите, я на минутку, — извиняется Родни Коул.

Он выходит в коридор, открывает дверь под лестницей. Я беру гренок, намазываю его маслом, жду, когда спустят воду, а дождавшись, приближаюсь сзади к Паскалю, который засыпает кофе в фильтр, и с восклицанием: «Как же хорошо окунуться наконец в атмосферу доверия!» — перерезаю ему горло. Продолжая говорить, рукой зажимаю ему рот, заглушая крик, усаживаю на стул у стены, подпираю дверцей холодильника. Комментатор под гром аплодисментов публики приветствует великолепный розыгрыш мяча. Я вытираю нож, прячу его под пиджак, беру чашку и покидаю кухню в тот самый момент, когда Родни выходит из туалета. Останавливаюсь в дверях. Оттуда, где он стоит, ему не виден угол с холодильником. Весь в напряжении, натужно улыбаясь, он приглашает меня подняться наверх — посмотреть собранное им досье.

Я иду следом за ним по лестнице с чашкой в руке и вспоминаю, как удирал отсюда восемь дней назад. Как бежал через сад, потом по улицам Курбевуа, вскочил в такси Мюриэль на проспекте… Все детали всплывают в памяти с фотографической точностью.

Родни Коул открывает дверь в комнату, заставленную какими-то коробками, и указывает мне на неопрятного толстяка, который сидит за столом в клубах сигарного дыма.

— Вы знакомы с доктором Нетски?

Я отвечаю «нет» и кивком головы приветствую русского перебежчика, три недели трудившегося надо мной в центре психологической обработки. Он был большой шишкой в КГБ и продался с торгов в 1992-м. На него зарился Пекин, но достался он Вашингтону.

— Уму непостижимо… — бормочет гэбист, вставая.

Он застегивает тесноватый пиджак, подходит ко мне. Мой спутник между тем достает из кармана «Маузер» и приставляет ствол с глушителем к моему виску. Я старательно изображаю ошеломление:

— Вы что, Родни, какая муха вас укусила?

Он ухмыляется. В его карьере не все шло гладко, и это всегда было связано с гипертрофированным эго: ему свойственно недооценивать противника.

— Сядь, Мартин. Впрочем, я тебя удивлю: твое имя не Мартин. А меня зовут Ральф Ченнинг. Тебе это ничего не говорит?

Я изумленно таращу глаза: пусть насладится произведенным эффектом. Ральф всегда брал псевдонимы со своими инициалами[10] — гордыня неистребима… Он толкает меня в кресло — рука у него тяжелая.

— Аккуратней! — вмешивается Нетски.

— Ладно, ладно, не сломаю я ваше творение, — фыркает Ральф и усаживается верхом на стул напротив. — Валяйте, приступайте.

Вполглаза, держа меня под прицелом, он косится на обработчика, который откладывает сигару, подходит и, устремив взгляд в мои зрачки, медленно, нараспев произносит:

— Вы расслабляетесь. На счет «четыре» вы полностью расслабитесь. Раз: вы ни о чем не думаете, вы доверились мне… На счет «восемь» вы проснетесь…

Я дергаюсь, спрашиваю, какого черта, что это за цирк.

— Два: вы полностью становитесь самим собой, и ничто вас не тревожит… Порог вашего сознания отступает и смещается, повинуясь моему голосу. Три.

Он продолжает считать, и я больше не протестую. Сижу с остановившимся взглядом и отвисшей губой — идеальный гипервосприимчивый объект, к каким он привык.

— Теперь вы полностью расслаблены, все напряжение ушло, сейчас на счет «семь» я скажу вам, кто вы, а вы ответите мне, правда ли это… Семь. Вы Мартин Харрис, ботаник, супруг Элизабет Лакарьер.

— Да.

Я произнес это, не отводя глаз, устремив неподвижный взгляд куда-то между его бровей.

— Уму непостижимо, — повторяет Нетски.

— Есть вероятность, что он симулирует?

— С какой стати? Если он сбежал отсюда, испугавшись, что его уберут, зачем бы снова сам полез к волку в пасть?

— Так что же с ним произошло? — нетерпеливо рявкает Родни.

— Побочный эффект комы. Внедренная память вытеснила подлинную.

Русский щелкает пальцами перед моим носом:

— Восемь!

Он берет сигару и, сунув ее в рот, с гордостью рассматривает меня.

— А если я вам скажу, — продолжает он, выдержав минутную паузу и только что не облизываясь от удовольствия, — что вы целиком и полностью вымышленный персонаж?

Я протестую так же искренне, как и все последние три дня, с той лишь разницей, что теперь моя искренность внушает доверие: я ее контролирую.

— И я это знаю лучше, чем кто-либо другой, потому что сам вас создал.

— Он запихал в твою башку пособие по садоводству, брошюру Диснейуорлда и справочник Йельского университета. Усек?

— Все немного сложнее, — уточняет обработчик. — Я запрограммировал личность Мартина Харриса, заложил биографию, основы характера и сведения по ботанике, чтобы вы могли сойти за специалиста…

— Стивен Лутц — тебе это что-нибудь говорит?

Я машинально качаю головой и ни о чем не спрашиваю.

— Это ты.

Мое ошарашенное молчание раздражает его, ему не терпится действовать.

— Но что поразительно, — вмешивается Нетски, пристально глядя мне в глаза, — ваше сознание, так сказать, нарастило мясо на мой костяк. Все эти воспоминания — вы придумали их сами… Когда Сабрина мне пересказала…

— Лиз, твоя жена, — поясняет Ральф. — Она же Сабрина Уэллс, твоя напарница по всем заданиям последние пять лет. Опять не вспомнил?

Я убито молчу, словно не могу поверить. Шрам у нее на лбу — от осколка очков, когда я 2 октября одним выстрелом разнес голову сенатора Джексона из окна отеля над экраном с государственным долгом. Почему мое подсознание до такой степени преобразило этот эпизод?

— …Когда Сабрина пересказала мне ваш разговор в метро, — продолжает Нетски, — интимные подробности, которых я в вас не закладывал, целые сцены, которые вы живописали, напоминая ей о несуществующей семейной жизни… я был просто потрясен. Потрясен способностью человеческого мозга выстраивать целый мир, причем вполне логичный, вокруг инородного тела, внедренного в память.

— Ну что, и это не прояснило тебе мозги? — шипит Ральф.

Я опять качаю головой, будто лишился от потрясения дара речи.