Карло Лукарелли - День за днем

• Название: День за днем
• Автор: Карло Лукарелли
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Триллер
• Год: 2006
• ISBN: 5-352-01864-4

Карло Лукарелли в сегодняшней Италии – автор триллеров номер один!

Блестящий стилист, ученик знаменитого Алессандро Баррико, Лукарелли возвел расследование кровавых преступлений в область искусства и, как Акунин в России, сделал для итальянцев чтение детективов модным занятием.

Среди множества бестселлеров Лукарелли особой популярностью пользуются романы о полицейском инспекторе Грации Негро – красивой и отважной женщине, которая расследует ужасающие своей жестокостью преступления серийных убийц-маньяков.

Как героиня Джоди Фостер из бессмертного «Молчания ягнят», она вступает в яростный интеллектуальный поединок с преступником. Ежечасно рискуя жизнью, балансируя на грани дозволенного, Грация Негро дразнит убийцу и выманивает его на свет, как хищного зверя. Провокационно-двусмысленные отношения между ними создают напряжение такого накала, что финала-взрыва ждешь, как глотка долгожданного воздуха…

Предупреждаем: Карло Лукарелли – мастер совершенно неожиданного финала!

---

Витторио вбежал в уборную и заперся в крайней кабинке. Мочевой пузырь буквально лопался: он пил воду не переставая с самого раннего утра, но мочиться было пока нельзя. Лучше бы отвернуться от унитаза, чтобы не впасть в искушение, но требовалось куда-то поставить ногу, и Витторио опустил стульчак и крышку. Быстро снял ботинок, скатал носок. К правой ноге двумя слоями изоляционной ленты был примотан металлический затвор «глока» 40-го калибра, а в нем – ствол и спусковой крючок. Витторио вынул из сумки швейцарский ножик и разрезал ленту, не обращая внимания на две параллельные борозды, синие и кроваво-красные, выдавленные на щиколотке пистолетом.

Подумал: вот и хорошо, не забуду, что надо хромать.

Расстегнул молнию на куртке и пуговицы на рубашке, сунул руку под мышку, под стеганую ткань, которой было обернуто все тело, и извлек недостающие детали «глока» – ложе, рукоятку и магазин, пластмассовые, невидимые для полицейского металлоискателя. Прицепил затвор к ложу, щелкнул им пару раз, опуская рычажок вниз и влево, чтобы освободить магазин, и дважды вхолостую спустил курок. Закатал брюки выше колен, обнаруживая ряд патронов, примотанных скотчем к икре. Разрезал ножиком скотч, вытащил магазин из затвора и вложил патроны, один за другим.

Подумал (быстро): фарфоровый ствол от «хеклер-энд-коха», модель слишком сложная, чтобы ее идентифицировать.

Подумал (совсем стремительно): патроны тоже фарфоровые, так еще и лучше.

Прокрутил магазин, ввел заряд в ствол. Вытянул правую руку, прищурился. Прицел: три белых кружка, четыре квадратика, по центру – крест. Раскрыв глаз, большим пальцем опустил курок. Потом поднял куртку и сунул пистолет за пояс, со спины.

Выйдя из туалета, вдруг понял, что не нужно изображать хромоту. Во-первых, мешал правый ботинок, надетый второпях, кое-как, а во-вторых, донимал мочевой пузырь. Дергало так, будто он вот-вот лопнет, приходилось выгибаться назад и передвигаться скачками. В какой-то момент Витторио даже подумал, что можно бы вернуться в уборную, немного отлить, совсем немного, но он знал, что не удержится и выплеснет все. Тогда он стиснул зубы, потому что зал клуба «Стрела» располагался далеко, за «дьюти-фри», за рубашками от Келвина Кляйна и ремнями от Гуччи.

У мужчины, который проходит по безлюдному, тихому коридору особого сектора аэропорта Мальпенса, явные проблемы с простатой. Он ковыляет еле-еле и оглядывается вокруг, будто бы что-то ищет; на лице, заметном из-за сломанного носа, страдальческое выражение. Каладзо, который сидит в крайнем из целого ряда кресел, прислоненных к бежевого цвета стене, кажется, что этот тип заблудился. В конце коридора, сбоку, есть только одна дверь, и она ведет в зал, предназначенный для членов клуба «Крылатая стрела», пассажиров экстра-класса, депутатов парламента и прочих, кто имеет на это право, а человек, бредущий по коридору, вряд ли обладает какими-то привилегиями: он скорее похож на дедушку Каладзо, крестьянина из окрестностей Лечче. Сейчас направится назад, думает Каладзо, с трудом поднимая руку, затянутую в слишком тесный пиджак: рукав трещит от мускулов, накачанных в гимнастическом зале, а из-под мышки выпирает «беретта». Одновременно он нажимает на кнопку передающего устройства, вставленного в ухо, – надо предупредить Бонетти, потому что старик не возвращается, а, наоборот, подходит ближе, вроде бы собирается заговорить.

И спрашивает, где здесь уборная.

Каладзо не знает. В другом случае он так бы и ответил, даже не стал бы ничего говорить, просто покачал бы курчавой, блестящей от геля головой, но ради этого старика наклоняется вперед и указывает в конец коридора, туда, откуда тот пришел.

Старик поворачивается, неловко, всем корпусом, и присвистывает, широко раскрыв глаза. Ах ты боже мой, опять туда. Уж не знаю, добегу ли, не то раньше обделаюсь. А это что за дверь? Наверняка там есть туалет. Посторожите мою сумку, пожалуйста, – договорились, да?

Каладзо следовало бы много чего предпринять, но ничего осмысленного сделать не удается. Он провожает взглядом сумку, брошенную на соседнее кресло; жмет на кнопку наушника, говорит в микрофон, торчащий у рта, вызывает Бонетти; потом – нет, минуточку, сюда вход запрещен.

В открывшейся двери появляется человек, чье присутствие здесь необъяснимо. Пока Бонетти поднимается с кожаного кресла, тяжело опираясь на мягкие подлокотники, сладко пахнущие табаком, ему в голову приходят три мысли: «Этот поганец укокошил Каладзо», «Кто это такой» и «Дедушка Густаво». Едва успев сделать шаг по ковровому покрытию, Бонетти видит, что чужому не войти, огромные лапы Каладзо хватают его за плечи, тащат за порог, встряхивают; старик раскрывает рот от изумления, потом от боли, потом от обиды. Бонетти бросается на выручку, протягивает руку, поддерживает старика за локоть, не давая ему упасть, уговаривает: «Не трогай, Кала, ради бога, не трогай его, что ты, озверел», а другой рукой останавливает Ривальту, который тоже поднялся со своего места в середине зала. Тут же отпускает локоть старика, а тот скрежещет зубами от ярости, дышит с присвистом через сломанный нос – и все-таки приходится немножко его подвинуть, почти вытолкнуть за дверь. «Тысяча извинений, инспектор Бонетти, полиция, покажите ваш билет, пожалуйста».

Дежурная по залу вышла из-за стойки черного стекла. Девушке всего двадцать три года, но здесь командует она, и ей слишком многое не нравится. Ей не нравится, что полиция практически захватила клуб, поместив тут белобрысого типа из России, который погрузился в кресло перед тележкой со съестным и скоро сожрет все тартинки, выглушит все спиртное. Ей не нравится, что костлявый, лысый инспектор без конца заставляет ее звонить и узнавать, надолго ли откладывается рейс на Санкт-Петербург. А теперь ей не нравится, как обошлись со стариком, который запросто мог бы быть ее дедом. И она решительно, быстрым шагом пересекает зал, шурша форменной юбкой, отстраняет инспектора и улыбается. Да, я вас слушаю, вам что-нибудь нужно, видите ли, это, к сожалению, закрытая зона, у вас билет экстра-класса?

Старик ничего не может ответить, он не в состоянии. Открывает рот, пытается что-то пробормотать, но только протягивает руку, показывая в конец зала, и рука тут же бессильно повисает. Там, в конце зала, туалеты, девушка это знает, она собирается уже непроизвольно повернуться в ту сторону, но замирает, увидев глаза старика. В них – смятение, растерянность, ужас. Никогда еще она не видела такого смущения во взгляде пожилого человека, и это причиняет боль, от этого сжимается сердце, даже прежде чем дежурная опускает глаза и видит, как темное пятно быстро расплывается по светлым брюкам старика.

Бонетти делает шаг назад, будто боится запачкаться. Старик прикрывает мокрые штаны рукой, поднимает голову: кажется, он вот-вот заплачет. Девушка берет его под руку и проводит в зал. Туалет вон там, пройдемте со мной, и не переживайте, мы все поправим.

Витторио позволил провести себя в конец зала, стараясь не показывать, какое он испытывает облегчение, как неожиданно проворно шагает. Дойдя до двери в туалет, сунул руку за спину и стиснул рукоятку «глока».

Подумал: сначала лысого, потом коротышку, потом бешеного.

Стремительно повернулся, свободной рукой схватил девушку за горло и толкнул ее на Ривальту, который успел снова устроиться в кресле и положить на колени журнал. Протянул руку с пистолетом и дважды выстрелил в инспектора Бонетти; тот стукнулся спиной о стену и сполз на пол. Витторио развернулся, молниеносно, несмотря на стеганую подкладку под одеждой, и всадил две пули в Ривальту, одну в грудь, другую в горло; потом развернулся снова, расставил ноги и взял пистолет обеими руками, сцепив пальцы. Очевидно, третий агент – неопытный, раз не ворвался в зал при первых же выстрелах, так что Витторио прицелился в дверь, где-то в полуметре от ручки, поскольку помнил, что полицейский высокого роста, и трижды выстрелил.

Подумал: теперь белобрысый.

Витторио передвигался стремительно, несмотря на то что ботинки ему были велики. Он дышал ртом, ощущая на языке едкий привкус пороха. В ушах звучали раскаты выстрелов, к ним присоединялось хриплое, клокочущее дыхание Ривальты, который корчился в кресле, зажимая руками горло. Доносился еще какой-то звук, пронзительный, заливистый, будто школьный звонок: должно быть, это визжала девушка. Перед тем как повернуться к двери, Витторио отметил, что она стоит на четвереньках, безобидная, в состоянии шока.

Зато белобрысый вскочил на ноги и смотрел на него. Он шевелил губами, что-то говорил, но Витторио не слышал.

Он подумал: вата в ушах показалась бы подозрительной, это уже слишком, может быть, в следующий раз.

Взял на прицел рот белобрысого, белый кружочек попал на шевелящийся язык, розовый, как карамелька. Первым выстрелом русскому напрочь снесло челюсть, и, пока он падал, опрокидывая на себя тележку с тартинками, Витторио опустил пистолет и прицелился в голову.