Юрий Петухов - Измена, или Ты у меня одна

• Название: Измена, или Ты у меня одна
• Автор: Юрий Петухов
• Издательство: Метагалактика
• Жанр: Современная проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-265-02222-8

Роман «Измена» — это эротико-лирическое повествование о любви и верности, изменах и алчном ненасыщаемом сладострастии. Автор выводит читателя из рамок штампованного «классического» любовного треугольника, ибо жизнь сложнее и любовные переплетения имеют гораздо большее число углов.

Особое место в романе отведено историко-романтической линии — походу князя Святослава на Византию. Показан быт язычников, еще не перешедших от полигамных любовных отношений к моногамным, а также нравы клонящейся к упадку Византии.

---

— Привет. — Сам-то как?

— А чего нам сбудется? — Брат перестал улыбаться, видно, почувствовал — что-то не ладно. — Ты чего как на похоронах?

Сергей только рукой махнул — вдаваться в подробности ему не хотелось, да и ни к чему все это было сейчас.

Юрий недовольно поморщился, похлопал младшего брата по плечу.

— Ладно, давай-ка домой. Мать заждалась. Да и отец там же… — он заглянул Сергею в глаза, — ты соберись, Серега, не кисни — зачем маму зря расстраивать. Сам знаю служба не пряник, но будь мужиком, не бабьем!

— Да не в этом дело, — перебил его Сергей.

— Ну-ну, — растерянно проговорил Юрий, глядя в спину уходящему брату.

Мать хлопотала на кухне — Сергей услышал ее голос еще с лестничной площадки, вставляя ключ в замок. И от этого настроение неожиданно поднялось, задышалось легче главное, что с ней все в порядке: на ногах, а ведь последнее время почти и не вставала с постели. Свои дрязги сразу же отошли на второй план. Он шумно захлопнул дверь, чтобы предупредить, не напугать своим неожиданным появлением. Повесил фуражку на крюк покосившейся вешалки.

— Сергей?! — Из-за двери комнаты высунулась голова отца. Лицо было растерянным, чувствовалось, что он никак не может справиться с этой растерянностью. — Ты?

— Я, я, кто же еще! — ответил Сергей, проходя мимо.

Он шел на кухню, туда, откуда доносился минуту назад голос матери. Сердце в груди замерло, к горлу подкатывал сухой, шершавый комок.

— Вот и я, мам, не ждали? — нарочито весело начал было Сергей и тут же осекся. Сжало горло, слезы подступили к глазам — еще б секунда, и он разрыдался.

Но Марья Сергеевна опередила его, прижалась к груди, повторяя одно и то же: "Сереженька, Сереженька…" По спине у нее пробегали волны какой-то дрожи. Но она не плакала. Когда Сергей чуть нагнулся, чтобы поцеловать мать в щеку, он увидел на ее лице улыбку.

Отец стоял за спиной, его присутствие не только ощущалось, оно давило на Сергея, заставляло быть сдержаннее, чем ему бы этого хотелось. Постепенно где-то внутри начинало закипать раздражение, грозящее перелиться во чтото более серьезное. Но и здесь первой оказалось мать.

— Сережа, поздоровайся с отцом, — прошептала она на ухо, — я прошу тебя, ну не будь таким безжалостным, ради меня.

Сергей повернул голову, кивнул. Из полуоткрытого рта его вырвалось что-то тихое, неразборчивое. Смотреть на отца он почему-то боялся, отводил глаза в сторону.

— А ты здорово изменился — настоящий мужик!

— Да ну? — Сергей скривил губы в иронической ухмылке. — Надо же как интересно. Ты б подольше гулял, так и вообще меня уже стариком застал!

— Прекрати! — Мать дернула Сергея за рукав. — Прекрати немедленно, это ж отец твой!

Отец широко улыбнулся, от прежней растерянности на лице не оставалось и следа, он уже почувствовал себя хозяином положения и сдавать позиций не собирался.

— Злость, Серега, не лучший советчик, — тихо, но очень внятно проговорил он, — ты уж поверь мне. Давай-ка как в пословице — кто старое помянет, тому глаз вон…

— А кто забудет, — резко оборвал отца Сергей, — тому оба долой, так?!

Тот сокрушенно покачал головой, не нашелся.

— А вот я вас сейчас накормлю хорошенько — так вы у меня по-другому заговорите, — нарушила паузу Марья Сергеевна, глядя то на одного, то на другого. — Сережа, живо переодеваться, руки мыть и за стол!

Сергей мысленно поблагодарил ее за помощь. Скандала он не хотел, сдерживаться не умел, а мать всегда была тем связующим звеном, без которого давно бы уже вся семья полетела бы в тартарары, ко всем чертям. Он с нежностью заглянул ей в лицо, улыбнулся виновато, с еле заметной долей признательности. После этого пошел в свою комнату, с радостью вдыхая в себя на ходу приятные домашние запахи…

Сейчас, сидя на лавочке и вспоминая вчерашний день, Сергей все больше и больше проникался симпатией к отцу.

В душе его зарождались какие-то новые, неведомые чувства к человеку, которого, по сути дела, и не знал толком. Нет, он не прощал его, да и как он мог простить то, чего не понимал до конца, просто само собой пришло чувство близости, родства. И если раньше возвращение «блудного» отца представлялось ему чем-то страшным, недопустимым, то теперь Сергею казалось, будто иначе и быть не могло. Ощущение своей неправомочности вмешательства в родительские отношения покинуло его, и на смену пришла твердая убежденность в том, что не мешать им он должен, а помочь, помочь своей добротой, пониманием.

К Любе не пускали. Сидеть здесь, на лавочке, в пустом ожидании? Ожидании чего?! Нет это тоже было невыносимо. Уйти? От себя не уйдешь, уж что-что, а это Сергей понимал прекрасно.

И когда он, окончательно отчаявшись, собирался встать и идти, из больничного окна сверху раздался слабый, но такой до боли знакомый голос. Ребров обернулся всем телом, чувствуя, как холодеют пальцы.

— Сережа! Постой.

И он увидел ее. Высунувшись наполовину из окна, Люба махала ему рукой, она звала его. Разделявшие их двадцать с лишним метров Сергей преодолел на одном дыхании. Замер, сорвав с головы фуражку, но так и не взмахнув ею в ответ. Зеленое натянутое сукно потемнело от пропитавшей его влаги. Голоса не было.

— Сергей, — Люба смотрела на него уже не теми отрешенными глазами, что вчера, — в зрачках светилась жизнь. — Сережа, я была с тобой неласкова, прости, — скороговоркой, почти без выражения заговорила Люба. — Господи, все не то. Сережа, только я прошу тебя — не вини себя ни в чем! Хорошо? Ты слышишь меня — ты не виноват, это я сама…

Он увидел выступившие на глазах девушки слезы. Стало душно, не хватало воздуха, несмотря на то что мелкий освежающий дождик нес с собой озон.

— Ну что ты… — начал было он.

Люба его оборвала. И говорила, говорила, говорила… Сергей не понимал слов. Голову словно сжало обручем, он смотрел на любимое лицо, ловил интонации, упуская при этом смысл. Пальцы до боли, грозя искрежить строгую форму, сжимали фуражку. Голова намокла, и с волос текло на лицо, за шиворот. Он разобрал только одно — Люба прощает его. И уже не помнил, что совсем недавно никак не мог решить — простить ли ее саму! Нет, он не помнил об этом. И ловил слова прощения с жадностью и самообольщением, тут же рисуя себе в горячечном воображении картины радужного будущего.

— Да ты не слушаешь меня! — почти выкрикнула Люба. — Сергей, что с тобой? Где ты?!

Опомнившись, Ребров что-то промямлил в ответ, пытаясь изобразить на лице улыбку.

— Ну зачем ты пришел сегодня, зачем еще раз? Ты же был вчера? Разве этого мало?

На него будто вылили ушат ледяной воды. Обруч на висках рассыпался, в глазах прояснилось. "О чем она? Ведь все было так хорошо…" Сергей встряхнул головой, и по сторонам разлетелись крупные брызги.

— Я хочу сама разобраться в себе. Пойми, Сережа, не надо приходить, не надо писать. Когда-нибудь потом я сама напишу или приду. Потом.

— Погоди! — Сергей взмахнул рукой, пытаясь остановить этот миг. — Люба, мне завтра в часть. Скажи хоть что-нибудь определенное. Ну пойми ты, что я уже устал ото всего, я не могу больше так.

— Вот и давай, Сережа, отдохнем друг от друга. Умные люди говорят, что такие передышки только на пользу идут Ты слышишь меня?

Но Сергей уже не слышал. Он шел в сторону больничных ворот. И Люба видела его напряженную, ссутуленную и промокшую под дождем спину.

"Может быть, это и к лучшему", — успела подумать она до того, как из-за ее плеча вынырнула волосатая полная рука медсестры, цепкие пальцы вцепились в ручку, и окно с шумом захлопнулось.

— Ты что это, девонька, всех моих больных застудить собралась?! Гляди у меня!

Люба молча прошла к своей койке. Она не чувствовала в душе покоя — даже то его подобие, что было в ней до сегодняшнего разговора, растворилось, исчезло. Вдруг очень захотелось домой. До слез, до крика. Она упала лицом в подушку и заплакала. Заплакала не от жалости к себе и не по Сергею, а просто потому, что слезы накопились и надо было дать им выход.

— Поплачь, поплачь, милая, — тяжелая рука опустилась на голову, пригладила волосы. — Так-то оно легче.

Люба дернула головой, затихла.

Через минуту от самой двери в палату до нее докатился шепот медсестры:

— Вы ее, девоньки, к окошку не подпускайте — еще сиганет вниз — греха потом не оберешься. Все они нонешние какие-то чокнутые, прости Господи!

5 Каленцев старался не замечать того, что происходило на его глазах, но еще больше он остерегался копаться внутри своей души, он боялся признаться себе, что неравнодушен к Оле, гнал эти мысли прочь. Но они возвращались. И деваться от них было некуда. "Старый дурак, — корил он себя, — ты же на восемь лет старше ее, неужели не соображаешь. Если б, к примеру, ему было сорок, а ей тридцать два — еще куда ни шло, но семнадцать и двадцать пять?…