Иван Драченко - На крыльях мужества

• Название: На крыльях мужества
• Автор: Иван Драченко
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Такой подарок стоит десяти "юнкерсов", - крепко дожимая руку Николаю Васильевичу, сказал комкор и здесь же вручил Макееву орден Красного Знамени.

А этот случай запомнился надолго. Отштурмовав северо-восточнее Прохоровки скопление живой силы и техники противника, потянулись домой. И вдруг на нас свалилась свора "мессершмиттов". Моментально перестроились в круг, замкнули кольцо, охраняя от ударов хвосты. Спереди же "мессеры" нас боялись, как черт ладана.

- Огонь, стрелки! - полетела в эфир команда ведущего.

Мой стрелок Смирнов, ссутулившись, дробными очередями прикрывает заднюю полусферу.

- Давай, товарищ Березин! - приговаривает Сергей, прильнув к пулемету, и от этого становится спокойно на душе. Молодцом держится!

Делаем один круг, другой, третий. Перед глазами мелькают красные, оранжевые жгуты трасс.

Руки сжимают штурвал, наливаются синевой. Сохнет во рту...

Кто-то из наших горит. Вот и "мессер", словно подпрыгнув, вывалился из боевого порядка.

Выполнив задание, снижаюсь и на бреющем полете ухожу на юго-восток в направлении своего аэродрома. И здесь-то и напоролся на пару "худых". У одного намалеван пиковый туз на борту. Они, описав крутую дугу, пристроились к моему "илу", зажав в клещи. Конец! Вот сейчас чуть отпустят, шарахнут из всех установок - и крышка!

Смотрю на фонарь левого "сто девятого". Пилот молодой, в желтом кожаном шлеме, смеется, скалит зубы. Справа несется матерый волк, угрюмый, злой. На лице видны шрамы. Он показал мне большой палец, повернул его вниз - мол, иди за нами на посадку.

Незамедлительно в ответ фашисту сконструировал комбинацию из трех пальцев и сунул в открытую форточку.

Мгновенно созрела мысль: нужно сделать какой-нибудь маневр, неожиданный, даже крайне рискованный, чтобы выйти из-под опеки незваных проводников.

Убавив газ, нырнул под молодого гитлеровца, когда он смотрел на меня. Воспользовавшись мгновенным замешательством своих поводырей, вскочил в спасительное дымное облако. Драгоценное время выиграно... Рванул машину в пике, выровнялся и пошел змейкой домой.

А с нашего аэродрома уже взлетали "яки", оставляя за собой бурунчики пыли. "Мессеры" взмыли и, набирая высоту, начали улепетывать. Даже помахали на прощание, собачьи души! Ну, думаю, отвязались. Захожу на посадку, а они тут как тут. "Земля" уже предупредила: "Фиалка", будь внимательнее, "худые" рыскают над аэродромом.

Не убирая шасси, дал полный газ, стал в вираж. Над головой пронеслись пушечные очереди. Опоздали, "тузы". Наперерез им мчались наши истребители.

Сижу на нарах в землянке, рассказываю ребятам: вот влип в историю, хуже не придумаешь.

Те стали торопливо закуривать.

- Да...

- Вот ситуация.

- Значит, пристроились к тебе немцы и ручку подают - привет, мол, Ивану...

- А ты как новорожденный. Спеленали по рукам и ногам.

- И не стреляли? - допытывался Иван Голчин. - Вели как короля на бал.

- Не стреляли... Только пальчики показали.

- Они подумали, что заблудился, и любезно предложили свои услуги, подначивали шутники.

- Все. Отдыхайте, товарищи, - тихо приказал Евсюков. - Завтра тоже будет работа.

* * *

...Я еще не успел закрыть фонарь, как кто-то из техников крикнул:

- Передайте привет Харькову! А фрицам - ни дна ни покрышки!...

Да, мы летели в район Харькова, где противник сколотил крепкий аэроузел.

Делая ставку на хваленую "Цитадель", противник, однако, ни на минуту не забывал об обороне Харькова. Опоясал город противотанковыми рвами, дотами, траншеями, обширными минными полями, в глубине сосредоточил хорошо укрытую артиллерию.

К Харькову подошли на рассвете.

Город лежал в каменном прахе. Сквозь пелену сизого тумана размыто вырисовывался Дом промышленности. Он был полуразрушен. Вот одна из красивейших площадей города - площадь Дзержинского. Кольцо зданий исковеркано, над крышами гуляют пожары. Тяжело глядеть на эту удручающую картину. Смотрю вверх - нас сопровождают истребители Сергея Луганского.

Слышу его голос в наушниках и мысленно вижу плотно сжатые губы, тугие желваки на лице, сверлящий взгляд. Таков, должно быть, Сергей в бою. А в обычной жизни - симпатичный, какой-то есенинский русоволосый парень с доброй улыбкой.

- Сегодня понадежней прикрой, Сережа, - прошу так, на всякий случай, Луганского.

- А когда я тебя прикрывал ненадежно?

- Так вот и говорю: как всегда.

- Не сомневайся...

Винты режут с тонким звоном воздух. Вдруг как бы стали тише: в небе то там, то здесь вспыхнули жидкие белесые букеты разрывов. Проспали зенитчики! Но вскоре огонь стал плотнее. Вслед "ильюшиным" неслись розовые и зеленоватые бусинки, раскаленные строчки. Поздно! К тому же мы заранее знали об огневых точках обороны и обошли их. Что касается самолетов противника, то с аэродромов они подняться еще не успели.

Истребители негодуют - остались без работы, мы же потираем довольно руки - аэродромчик солидный. И "дичи" там скопилось порядком - "мессеры", "юнкерсы", "хейнкели". Истребители в одной стороне, бомбардировщики - в капонирах, под маскировочными сетками.

- Разомкнуться... Сектор газа до отказа... В атаку!

По команде ведущего штурмовики сплели своеобразный хоровод и свалились с воздушной кручи на вражеский аэродром.

В клокочущем эфире, кое-где перебиваемые панической гортанной речью немцев, звучали возбужденные голоса атакующих - хриплые басы, сочные баритоны, звонкие тенора. Воздух зашатался от толчков, рожденных залпами. Ударили в упор - даже не надо было целиться.

Аэродром разбит. Горят десятки самолетов, выведена из строя взлетная полоса. Порядок!

Сколько времени нужно, чтобы узнать человека?

Иногда очень долго. Если живешь в казарме, рядом, хватит месяца. В трудном походе - одного дня. На фронте - одного часа.

В эскадрилье, да и в полку, мы знали друг о друге все. Летчики жили одной семьей, одними интересами.

Прилетит кому-нибудь долгожданная весточка из дому - треугольничек, проштемпелеванный полевой почтой, - и его содержание становится общим достоянием. Делились друг с другом всем: и маленькими радостями, и большими, не таили в душе наболевшее.

Чувство товарищеской близости! Как оно было дорого нам, как помогало в трудную минуту...

Получил несколько писем от сестры Гали из блокадного Ленинграда, читал вслух и чувствовал горе, видел тишину призрачной смерти и грохот смерти, видел скудный рабочий паек хлеба весом в двести пятьдесят граммов, страдальческие лица детей, отблески ночных пожаров на стеклах, перечеркнутых бумажными полосами, ночные дежурства сестры в госпитале. И сердце наполнялось режущей болью так, что казалось, оно не выдержит страшной тяжести.

И все-таки, несмотря на жестокие будни, на адское напряжение, мы находили время и для писем, и для хорошей шутки.

Остывая от боя, часто собирались в самом большом домике на аэродроме. Кто лежал на нарах, кто сидел у стола, освещенного жидким пламенем коптилки, сделанной из гильзы снаряда. Говорили обо всем, потом Виктор Кудрявцев брал баян и ронял голову на потертые мехи. Его пальцы нежно давили на глуховатые, басы, и сидящие медленно раскачивались в такт напеву, будто баюкали песню. А она все больше и больше заполняла наши сердца, согревала теплом воспоминаний.

Под нас настраивал гитару Юрий Маркушин - летчик второй эскадрильи. Песня уже не вмещалась в ветхом домике, ей становилось тесно, и летела она все дальше и дальше, в ночь.

К концу июля гитлеровцев отбросили на рубеж, с которого они начинали свое наступление. Надежда немецко-фашистского командования с помощью операции "Цитадель" вернуть стратегическую инициативу рухнула навсегда.

В эти дни советское радио передало приказ Верховного Главнокомандующего: "...23 июля умелыми действиями наших войск окончательно ликвидировано немецкое наступление из районов южнее Орла и севернее Белгорода в сторону Курска.

...Немецкий план летнего наступления надо считать полностью провалившимся. Тем самым разоблачена легенда о том, что немцы в летнем наступлении всегда одерживают победы, а советские войска вынуждены будто бы находиться в отступлении".

А накануне этого памятного события произошло следующее.

Под крылом с высоты двух тысяч метров виднелись склоны долин и балок, во многих местах расчлененных густой овражной сетью. Изредка мелькали низенькие, нахохлившиеся хатки. Все вокруг выжжено, вытоптано неумолимым сапогом войны. Отчетливо виднелось кладбище битой техники: сваленные набок танки с крестами, самоходки, скелеты самолетов. Все это когда-то двигалось, летало, стреляло... Такая картина наблюдалась на всем Обояньском шоссе...

На цель нас вел штурман полка капитан Горобинский. Николай Миронович по праву считался асом. В воздухе он действовал дерзко, с ювелирностью истребителя, вражескую технику крушил как заправский бомбардир, а его штурманские расчеты поражали своей безукоризненной точностью.