Сергей Довлатов - Марш одиноких

• Название: Марш одиноких
• Автор: Сергей Довлатов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Довлатов Сергей Марш одиноких

Сергей Довлатов

Марш одиноких

ВОЗВЫШЕНИЕ И ГИБЕЛЬ

"НОВОГО АМЕРИКАНЦА"

(Вместо предисловия)

Эти заметки напоминают речь у собственного гроба. Вы только представьте себе - ясный зимний день, разверстая могила. В изголовье белые цветы. Кругом скорбные лица друзей и родственников. В бледном декабрьском небе тают звуки похоронного марша...

И тут - поднимаетесь вы, смертельно бледный, нарядный, красивый, усыпанный лепестками гладиолусов. Заглушая испуганные крики толпы, вьг произносите:

- Одну минуточку, не расходитесь! Сейчас я поименно назову людей, которые вогнали меня в гроб!..

Велико искушение произнести обличительную речь у собственной могилы. Вот почему я решил издать этот маленький сборник.

Этот сборник - для тех, кто знал и любил "Новый американец" в период его расцвета. Кто скорбит о былом его великолепии. В ком живет ощущение потери.

Парадокс заключается в том, что "Новый американец" - жив. Он жив, как марксистско-ленинское учение. При всех очевидных чертах его деградации и упадка.

Умер-то, собственно, я. "Новый американец" всего лишь переродился.

Хотя в нем по-прежнему работают талантливые люди. Сохраняются привлекате.шше черты институтского капустника. И газета по-прежнему оформлена со вкусом.

Но главное - исчезло. То, ради чего и создавался "Новый американец". Что принесло ему какую-то известность.

"Новый американец" утратил черты демократической альтернативной газеты. Он перестал быть свободной дискуссионной трибуной.

Умирание "Нового американца" - пышно и безвозвратно. Так уходит под воду большой океанский корабль. Но мачты - видны...

Историей "Нового американца" займутся другие. Для этого я чересчур субъективен. Тем более, что многие помнят, как это все начиналось.

Кто-то помнит хорошее. Кто-то - плохое. Наша память избирательна, как урна...

Поэтому я лишь бегло коснусь исторических вех. Оставаясь в рамках скромной гражданской панихиды...

Как я теперь сознаю, газета появилась в исключительно благоприятный момент. Эмиграция достигла пика. С авторами не было проблем. (Как нет и теперь. Грамотеев хватает. Из одних докторов наук можно сколотить приличную футбольную команду.) Потребность в новой газете казалась очевидной. Существующая русская пресса не удовлетворяла читателя. "Новое русское слово" пользовалось языком, которым объяснялись лакеи у Эртеля и Златовратского...

В общем, дело пошло. Мы получили банковскую ссуду - 12 тысяч долларов. Что явилось причиной немыслимых слухов. Относительно того, что нас субсидирует КГБ.

А мы все радовались. Мы говорили:

- Это хорошо, что нас считают агентами КГБ. Это укрепляет нашу финансовую репутацию. Пусть думают, что мы богачи...

Газета стала реальностью. Ощущение чуда сменилось повседневными заботами. Мы углубились в джунгли американского бизнеса.

Идеи у нас возникали поминутно, И любая откры-вала дорогу к богатству.

Когда идей накопилось достаточно, мы обратились к знакомому американцу Гольдбергу. Гольдберг ознакомился с идеями. Затем сурово произнес:

- За эту идею вы получите год тюрьмы. За эту - два. За эту - четыре с конфискацией имущества. А за эту вас просто-напросто депортируют...

Пришлось начинать все сначала.

Одновременно вырабатывалась творческая позиция газеты. Мы провозгласили:

"Новый американец" является демократической .свободной трибуной. Он выражает различные, иногда диаметрально противоположные точки зрения. Выводы читатель делает сам...

Мы называли себя еврейской газетой. Честно говоря, я был против такой формулировки. Я считал "Новый американец" "газетой третьей эмиграции". Без ударения на еврействе.

Начались разговоры в общественных кругах. Нас обвиняли в пренебрежении к России. В местечковом шовинизме. В корыстных попытках добиться расположения богатых еврейских организаций.

Старый друг позвонил мне из Франции. Он сказал:

- Говорят, ты записался в правоверные евреи, И даже сделал обрезание... Я ответил:

- Володя! Я не стал правоверным евреем. И обрезания не делал. Я могу это доказать. Я не могу протянуть тебе свое доказательство через океан. Зато я могу предъявить его в Нью-Йорке твоему доверенному лицу...

Параллельно с еврейским шовинизмом нас обвиняли в юдофобаи. Называли антисемитами, погромщиками и черносотенцами. Поминая в этой связи Арафата, Риббентропа, Гоголя.

Один простодушный читатель мне так и написал:

- Вы самого Гоголя превзошли! Я ему ответил:

- Твоими бы устами...

В нашей газете публиковались дискуссионные материалы о Солженицыне. Боже, какой это вызвало шум. Нас обедняли в пособничестве советскому режиму. В прокоммунистических настроениях. Чуть ли не в терроризме.

Распространилась легенда, что я, будучи тюремным надзирателем, физически бил Солженицына. Хотя, когда Солженицына посадили, мне было три года. В охрану же я попал через двадцать лет. Когда Солженицына уже выдвинули на Ленинскую премию...

И все-таки дела шли неплохо, О нас писали все крупные американские газеты и журналы. Я получал вырезки из Франции, Швеции, Западной Германии. Был приглашен как редактор на три международных симпозиума. Вещал по радио. Пестрел на телевизионных экранах.

У нас были подписчики даже в Южной Корее...

Я мог бы привести здесь сотни документов. От писем мэра Коча до анонимки на латышском языке. Но это - лишнее. Кто читал газету, тот знает...

Годовой юбилей мы отмечали в ресторане "Сокол". По территории он равен Ватикану. В огромном зале собралось человек девятьсот. Многие специально приехали из Филадельфии, Коннектикута и даже Техаса.

Видимо, это был лучший день моей жизни...

Дальнейшие события излагаю бегло, пунктиром.

Ощущение сенсационности и триумфа не пропадало. Хотя проблем было достаточно. Во-первых, не хватало денег. Что расхолаживало при всем нашем энтузиазме.

Нужен был хороший бизнес-менеджер. Попросту говоря, администратор. Деловой человек. Да еще в какой-то степени - идеалист.

Уверен, что такие существуют. Уверен, что деньги не могут быть самоцелью. Особенно здесь, в Америке.

Сколько требуется человеку для полного благополучия? Сто, двести тысяч в год? А люди здесь ворочают миллиардами.

Видимо, деньги стали эквивалентом иньїх, более значительных по классу ценностей. Ферментом и витамином американского прогресса.

Сумма превратилась в цифру. Цифра превратилась в геральдический знак.

Не к деньгам стремится умный бизнесмен. Он стремится к полному и гармоническому тождеству усилий ц результата. Самьгм убедительным показателем которого является цифра.

Короче, нужен был администратор. Я считал, что все несчастья из-за этого.

К тому же монопольная пресса давила нещадно. Обрабатывала наших рекламодателей. Терроризировала авторов. Распускала о нас чудовищные слухи.

Со временем мне надоело оправдываться. Пускай люди думают, что именно я отравил госпожу Бовари...

Когда-нибудь Седых окажется в раю. И скажут ему апостолы:

- Всем ты хорош, дядя Яша! А вот Серегу Довлатова не оценил...

Шло время. Обстановка в редакции была замечательная. С легкой поправкой на общее безумие.

Помню, Наталья Шарьтова собиралась в типографию. Дело было вечером. Район довольно гнусный. Я сказал бородатым мужчинам Вайлю и Генису:

- Нехорошо, если Шарьтова поедет в типографию одна.

На что красивый плотный Генис мне ответил:

- Но мы-то с Петькой ездим...

Обстановка была веселая и праздничная. Хотя давно колебалась земля у меня под ногами.

Я проработал в "Новом американце" два. года. Был, пышно выражаясь, одним из его создателей. И - наемным редактором. Правда, без зарплаты. Совладельцем не был. Акций не имел.

Парадокс заключался в следующем. У газеты было три хозяина. И с десяток наемных работников. Хозяева работали бесплатно. Как и положено владельцам нового бизнеса. В расчете на грядущие барыши.

Наемные работники зарплату получали. Хорошую, но маленькую. Вернее, маленькую, но хорошую.

Итак, хозяева получали моральное удовлетворение.

Наемники - скромную зарплату.

Я же был личностью парадоксальной. Психологически - хозяином. Юридически - наемником. Хозяином без собственности. Наемником без заработной платы.

Держался соответствующим образом. Требовал у хозяев отчетности. Давал советы руководству. Изнурял Бориса Меттера соображениями дисциплины.

И меня уволили. 5ез всяких затруднений. Поскольку я был в юридическом смысле - никто.

Я ушел. Ко мне присоединился творческий состав. Мы уговорили господина Дескала из "Руссика" финансировать "Новый свет". Газета просуществовала месяца два.

Затем господин Дескал купил "Новый американец". Предложил нам вернуться. Обещал творческую свободу. И я вернулся.

Вы скажете: