Виктория Холт - Роковой выбор

• Название: Роковой выбор
• Автор: Виктория Холт
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1997
• ISBN: 5-251-00466-4

Английская королева Мария, внучка казненного короля Карла I и дочь лишенного короны Якова II, выросла при распутном дворе своего дяди Карла II, ее мужем стал ханжески-чопорный пуританин Вильгельм III.

Мария была рождена не для власти, она хотела любить и быть любимой.

Судьба же уготовила ей предать одного, самого близкого ей человека, ради другого и, потеряв любовь первого, получить взамен презрительное равнодушие второго.

В ее жизни были могущество и власть, но не было счастья.

---

Мария-Беатриса высоко держала голову, но я видела, что ей не по себе. Я умоляла ее рассказать мне, что скажет король, когда приедет. Я чувствовала, что ей придется нелегко, несмотря на все королевское добродушие.

Она сдержала слово и сразу после разговора с королем послала за мной. Поспешив к ней, я застала ее озадаченной.

– Я рассказала королю, что я сделала, – сказала она. – Он совсем даже не рассердился. Он как-то рассеянно улыбнулся и заговорил о другом. Я вне себя от радости. Моя девочка – католичка, даже если она и родилась в этой еретической стране.

– Не будьте слишком уверены, – сказала я. – Вокруг вас есть люди, которые еще могут навредить вам.

На следующий день мне сказали, что ребенка будут крестить в Королевской часовне по обряду англиканской церкви и церемонию совершит один из епископов.

Я была поражена. Мария-Беатриса сказала, что король, верно, не понял, что она ему сказала.

– Понял, – заверила я ее. – Он просто отметает в сторону все неприятное. Он понимает, что вы сделали. Другой бы разъярился… заточил вас в Тауэр. Но король поступает по-другому. Он просто делает вид, что ничего не случилось. Но он настоит на своем и Катарину-Лауру будут крестить по обрядам англиканской церкви.

– Но она католичка. – Мария-Беатриса чуть не плакала. Она была ошеломлена. Она не понимала обычаев нашего двора. Король так мило… с улыбкой, без всяких признаков гнева просто пренебрег ее ребяческой выходкой. Для него ее просто как бы и не было.

Вскоре я услышала, что мы с Анной будем крестными вместе с герцогом Монмутским.

Когда все закончилось, ко мне пришел отец.

– Герцогиня говорила тебе, что ребенка уже крестили по католическому обряду?

– Да, – отвечала я.

Он нахмурился, пристально глядя перед собой.

– Король говорил со мной очень серьезно, – продолжал он.

– Король вел себя с герцогиней так, как будто это не имело значения.

– Он понял ее побуждения. «Она молода, – сказал он. – Она не представляет себе значения своего поступка. Ее не приходится осуждать, но надо следить, чтобы она впредь не совершала подобных глупостей». Если бы это стало известно, Голлиса бы четвертовали. А меня и герцогиню по меньшей мере перестали бы допускать ко двору. Никто не должен знать, что такая церемония состоялась. Пожалуйста, никогда не упоминай о ней.

Я поняла. Я быстро взрослела. Я видела, какой опасности могли подвергнуться мой отец и моя мачеха.

Я бросилась к нему в объятия.

– Я обещаю, обещаю, – воскликнула я.

ЗАМУЖЕСТВО

С тех пор как нас представили ко двору, жизнь изменилась. Мы часто бывали в обществе короля. Анна и я с нетерпением дожидались таких случаев, потому что он обращался с нами ласково, без всяких церемоний, как любящий дядя.

Однако, оглядываясь теперь назад, я вижу эти отношения совсем в ином свете!

Тогда я думала, что все его ласковые слова и поступки вызваны только его любовью к нам. Он нас и любил, по-своему, но теперь мне известно, какова была его главная цель. Мы были на его попечении. Мы были в числе наследников престола, и дядя хотел, чтобы народ знал, что, несмотря на увлечение его брата католичеством, он позаботился о том, чтобы нас вырастили как истинных протестанток.

Теперь я понимаю, насколько это было важно и в какой мере это предопределило мою жизнь.

Итак, мы появлялись при дворе, и должна сказать, что нам это очень нравилось. Все относились к нам с величайшим уважением. Леди Фрэнсис всегда была почтительна. Элизабет Вилльерс была настороже и старалась сдерживать себя и Сара Дженнингс тоже. Несмотря на страсть Анны к Фрэнсис Эпсли, они были неразлучны с Сарой. Сара была alter ego1 Анны.

Я продолжала писать Фрэнсис и виделась с ней по воскресеньям и по праздникам. В то же время мы с Анной увлеклись игрой в карты. Как мы с нею наслаждались, сидя за карточным столом! Как нам не терпелось увидеть, какие карты нам сданы и каковы наши шансы на выигрыш.

Мы так пристрастились к игре, что нас даже осуждали.

Маргарет Блейг находила это занятие греховным и как все добродетельные особы поспешила высказать нам свое мнение.

– Какой кому от этого вред? – спросила я.

– Это может повредить тем, кто играет, – настаивала она, – и особенно, если они играют по воскресеньям.

Маргарет была пуританкой. Ей бы жилось счастливее при Оливере Кромвеле. Она и игру на сцене считала грехом.

Но однажды о нашем увлечении завел речь мой наставник, доктор Лейк.

– Было замечено, что вы и леди Анна почти каждый вечер проводите за карточным столом.

– Нам это нравится, – возразила я. – Какой в этом вред? Вы считаете это грехом?

– Не то чтобы грехом, но, я думаю, вашему высочеству следует воздерживаться от карт по воскресеньям. Народу это не понравится, если об этом узнают.

Я знала, что нам постоянно приходилось остерегаться задеть чувства «народа», и понимала, что некоторым могла быть не по вкусу наша игра по воскресеньям.

– Я поговорю с сестрой, – сказала я, – и мы не будем играть по воскресеньям.

Похоже было, что доктор Лейк этим удовольствовался, а я была рада, что нас не попытались заставить отказаться от карт и в другие дни недели.

В это время случилось неприятное происшествие, и, хотя оно оказалось вызвано злым умыслом человека с дурной репутацией, оно очень всех встревожило.

Француз, по фамилии Люзанси, объявил, что его посетил духовник герцогини Йоркской. Этот Люзанси был католиком, принявшим протестантство. Посетивший его священник, утверждал он, с ножом в руках угрожал убить его, если он не вернется в лоно католической церкви.

Ничто не могло больше способствовать возбуждению в народе. Люди не забывали костры в Смитфилде в царствование королевы, прозванной Марией Кровавой. Тогда сжигали протестантов, мужчин и женщин, за их приверженность своей вере. Они слышали ужасные рассказы об испанской инквизиции. Они никогда не допустят в Англии ничего подобного.

Эта вечная тема преследовала меня с детства, и вскоре мне довелось еще острее осознать всю ее важность, как, впрочем, и многим в то время. Самое же большое влияние все эти внезапно обострившиеся антикатолические настроения оказали на жизнь моего отца.

К делу Люзанси отнеслись настолько серьезно, что этот вопрос обсуждался в палате общин, и лорд Уильям Рассел, ревностный протестант, ненавидевший французов и порицающий распущенность двора, воспользовался случаем провести новые законы против католиков, в результате чего ни один английский подданный не мог совершать службы по католическому обряду где бы то ни было.

Это был выпад не только против Марии-Беатрисы, но и против самой королевы, которая находилась под подозрением со времени ее приезда в Англию.

Даже когда объявились свидетели преступлений Люзанси, совершенных им у себя на родине во Франции и он был полностью опозорен, этот закон остался в силе.

Мне кажется, Мария-Беатриса не представляла себе, насколько она непопулярна. Она была очень молода, влюблена в своего мужа, оказавшегося таким добрым и ласковым, и очень расположена к своему деверю, королю.

Большой трагедией стала для нее смерть маленькой Катарины-Лауры в возрасте всего лишь десяти месяцев.

Мы говорили об этом с Анной Трелони. – Как странно, – сказала я. – У короля есть дети от других женщин, а королева бездетна. А у моего отца… у него только Анна и я, хотя у него есть и еще дети…

– И к тому же здоровые, – напомнила мне Анна.

– Почему это так, Анна? Может быть, это послано им в наказание?

Я видела, что Анна была согласна со мной, но боялась сказать об этом вслух.

– Потому, – продолжала я, – что они изменяли своим женам.

Как это было грустно и непонятно! Король любил королеву, но и других женщин тоже. И я была вынуждена признать, что мой отец в этом отношении походил на своего брата.

Я не хотела думать об Арабелле Черчилль и ей подобных. Но они существовали.

Мы пытались утешить бедную Марию-Беатрису в ее потере. Это было нелегко. Я слышала шепот о том, что смерть малютки была зловещим знаком. Повторялось то же, что было и с королем. Незаконные дети доставались братьям легко, а вот законных судьба их лишила.

Я была убеждена, что это было наказанием за их безнравственность. Надо же, чтобы двух самых чудесных людей, каких я знала, постигла одна и та же участь.

Период траура по Катарине-Лауре был недолог, и о ней быстро забыли.

Возможно, потому, что мой дядя решил, что теперь у его брата, как и у него самого, не будет законных наследников, он решил уделять Анне и мне больше внимания. Мы присутствовали на придворном спектакле, а потом посетили банкет у лорд-мэра и сидели рядом с королем и королевой, чтобы все могли нас видеть.

Меня конфирмовал Генри Комптон, епископ Лондонский, чтобы показать всем, что я не разделяю веру моего отца, и мне кажется, что событие было воспринято с большим удовлетворением. Толпа бурно нас приветствовала. Короля всегда приветствовали. Я слышала, что, несмотря на его распутную жизнь, в народе его любили больше, чем какого-либо другого короля после Эдуарда IV, на которого он был немного похож. Тот, судя по описаниям, был высоким, очень красивым и таким же распутным, как и Карл. Правда, моего дядю нельзя было назвать красавцем, но все недостатки с избытком возмещало его исключительное обаяние.