В. Редер - Пещера Лейхтвейса. Том второй

• Название: Пещера Лейхтвейса. Том второй
• Автор: В. Редер
• Издательство: Терра
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-300-00211-9

В начале XX века роман немецкого писателя был настоящим бестселлером.

Его читали буквально все — и аристократы, и интеллигенты, и простой люд.

Произведение это — настоящая энциклопедия приключений. Захватывающий сюжет, благородные герои и коварные злодеи — все это, уверены, не оставит равнодушным и современного читателя.

---

Еврей медленно подошел к столу и остановился в двух шагах от Батьяни. Он снял ермолку и как-то странно поклонился. Батьяни, взглянув на него, вздрогнул.

— Черт возьми, — заметил он, — я не в первый раз вас вижу. Неужели я ошибаюсь? Да нет, этого быть не может! Вы Илиас Финкель?

— Да, это я, Илиас Финкель из Франкфурта-на-Майне, — ответил еврей и снова поклонился, — чему же вы так удивляетесь? Положим, удивительно, что я остался еще жив и могу двигаться на своих больных ногах. Если бы все вышло так, как того хотел граф Батьяни, то я давно уже сгнил бы в могиле. Да, давно это было.

— Как вы смеете являться ко мне! — вспылил Батьяни, вскочив с кресла. — Ведь вы беглый преступник, убийца, приговоренный к смертной казни.

— Успокойтесь, ваше сиятельство, нет никакого смысла волноваться. Правда, я тот самый Илиас Финкель, который был приговорен к смертной казни через повешение, тот самый, у которого на теле еще не зажили раны от жестоких пыток, которым я был подвергнут благодаря лжеприсяге графа Батьяни, тот самый Илиас Финкель, у которого во Франкфурте была красивая, невинная дочь, которую соблазнил развратник по имени граф Батьяни. Что удивительного в том, что этот самый Илиас Финкель берет теперь на себя смелость посетить коменданта города Праги? Один беглый преступник навещает другого. Один преступник, которому посчастливилось бежать от смертной казни, пришел к другому, который тоже бежал из тюрьмы и ухитрился вовремя улизнуть от суда.

Батьяни побледнел как полотно. Глаза его гневно сверкали. Полный ненависти взгляд его был устремлен на старика еврея, который знал все его прошлое и мог превратиться в весьма опасного врага.

— Вы живете теперь в Праге? — глухим голосом спросил Батьяни.

— К сожалению, да, — жалобным тоном ответил Финкель. — Теперь удовольствия мало жить в Праге, когда люди голодают и ежедневно подвержены опасности получить пулю, которыми пруссаки осыпают город, как градом. Но делать нечего. Дел в Праге теперь никаких. Я бедствую, потому что, вследствие моего бегства, потерял все, что у меня было. Я должен был бросить на произвол судьбы все мое имущество. К счастью, мне удалось захватить с собою старый бумажник. Дай Бог здоровья моим друзьям, которые помогли мне бежать из тюрьмы. Они тайком сунули мне этот бумажник с парой тысяч талеров, которые нашли в моей кассе.

— Что вы так разболтались о каком-то бумажнике? Мне-то какое до него дело? Что в нем находилось?

— Что обыкновенно находится в старом бумажнике, ваше сиятельство? Старые бумажки и записки. Одни можно сжечь, другие надо сохранить. Когда я Покопался в своих старых бумагах, то нашел несколько векселей некоего графа Батьяни. Я уже думал, что эти векселя годятся только на то, чтобы завернуть в них кусок селедки или сыру, потому что тогда этот самый граф Батьяни сидел в висбаденской тюрьме и не было никакой надежды получить что-нибудь по его векселям. Но вдруг я узнал, что этот граф Батьяни сделался комендантом города Праги, что он занимает высокое положение и распоряжается судьбой десятков тысяч людей, что он стал богатым человеком. Я и подумал, что векселя его снова приобрели ценность, так как граф Батьяни, несомненно, поспешит выкупить свои старые обязательства. Ведь он не захочет довести дело до того, чтобы граждане Праги узнали, при каких обстоятельствах он подписал эти векселя.

Батьяни нетерпеливым жестом прервал поток слов Финкеля.

— Вот в чем дело! — воскликнул он. — Значит, вы, Илиас Финкель, явились сюда для того, чтобы получить старые долги? Неужели вы не подумали о том, что вы подвергаете себя большой опасности? Неужели вы не знаете, что мне стоит приказать, и вас под тем или иным предлогом арестуют и посадят в такую тюрьму, откуда выхода уже не будет?

— Какой вы чудак, ваше сиятельство, — усмехнулся Финкель. — Неужели я, Илиас Финкель, не подумал о том, что вы человек жестокий и злой, способный меня казнить? Обо всем этом я подумал и распорядился, чтобы в случае, если со мной случится беда или я пропаду без вести, несколько человек моих единоверцев получат запечатанное письмо, в котором изложено все то, что касается вашего сиятельства. Письмо это находится в надежном месте. Я и сам удивился, как оно у меня удачно вышло, и подумал, что напрасно я не сделался писателем.

Батьяни в сильном волнении шагал взад и вперед по комнате. Налитые кровью глаза его метали молнии на хитрого еврея, который совершенно спокойно издевался над ним самым жестоким образом.

Финкель с коварной улыбкой следил за впечатлением, которое его слова произвели на графа; впечатление это вполне удовлетворило его — Батьяни был, видимо, напуган и сильно смущен.

— Но это еще не все, — снова заговорил Финкель, поглаживая свою седую бороду. — В сущности, ведь письмо — доказательство неважное, так как бумага, говорят, все терпит. Ведь граф Батьяни, пожалуй, стал бы утверждать, что я написал одну только клевету, которую доказать не в состоянии. Но я имею возможность представить живого свидетеля, я могу воскресить покойников, которые готовы будут поклясться, что граф Батьяни — убийца и беглый преступник, преследуемый властями. Если бы вы увидели моего свидетеля, то вы потеряли бы всякую надежду обелить себя и содрогнулись бы от изумления и ужаса.

— Довольно, Илиас Финкель! — воскликнул Батьяни и подошел вплотную к своему мучителю. — Я сознаюсь, что я в ваших руках, и вам нечего меня бояться. Имеющиеся у вас векселя представляют собой крупную сумму. Я этого не отрицаю и не уклоняюсь от платежа. Но в данную минуту у меня денег нет. Я лишь недавно получил свое нынешнее положение и еще не имел случая разбогатеть. Если вы согласитесь отсрочить долг до заключения мира, то я готов заплатить вам хорошие проценты.

Финкель пожал плечами.

— Граф Батьяни, — сказал он, — вы говорите о мире и сами не надеетесь на него. Это дело еще вилами по воде писано. Война может продолжиться еще много лет и трудно сказать, будете ли вы тогда живы и останетесь ли комендантом Праги. Ваше сиятельство, мне надоело ждать. Я хочу получить свои деньги со всеми процентами, и я пущу в ход все доступные мне средства, чтобы добиться своего.

— Вы слишком жестоки, Финкель!

— Иначе не могу. Я вовсе не так жесток, как были вы жестоки в тот день, когда стояли рядом со мной в зале суда и приказывали палачу, чтобы он не щадил меня и пытал как можно сильнее. Да, ваше сиятельство, я тогда перенес страшные мучения, и по сей день я еще чувствую плети, которыми меня в тот день угощали. Но сегодня орудия пытки в моих руках, и я нажму их сильнее, чтобы вы знали, какую боль они причиняют.

Глаза старого еврея горели ненавистью, все лицо его перекосились при воспоминании о перенесенных мучениях. Он вспомнил, что в тот день, когда струилась его кровь, когда его пытали, точно бесчувственное животное, когда он сквозь пелену слез и крови, застилавшую ему глаза, видел насмешливое лицо графа Батьяни, — он поклялся в душе отомстить когда-нибудь своему мучителю, который соблазнил его дочь и так жестоко пытал его самого.

— А если я откажусь от уплаты? — хриплым от ярости голосом крикнул Батьяни. — Что вы тогда сделаете? В настоящее время в Праге суда нет, жаловаться некому. Неужели вы сами не понимаете, Финкель, что для вас же лучше будет подождать и вооружиться терпением?

— Терпением? — возразил Финкель. — Я потерял всякое терпение. Мне суда не нужно, я сам себе судья. Если я не получу денег по векселям, то я обращусь к населению Праги и открою ему глаза. Я ему объясню, что за человек их комендант. Я расскажу всему народу, что тот, кому он повинуется, вовсе не граф Батьяни. Я скажу, что вы мошенник, уличенный при дворе герцога Нассауского в измене, что вы злодей и преступник, что вы только ждете случая, чтобы грабить и красть.

— Мерзавец! Я убью тебя!

Батьяни схватил со стола испанский кинжал, которым он обыкновенно пользовался для открывания писем и разрезывания бумаг. Кинжал этот был остро отточен. Батьяни замахнулся им на еврея. Но Илиас Финкель стоял как изваяние; он не шелохнулся даже.

— Убивайте, — произнес он, — но мое письмо, которое хранится в надежном месте и о котором знает десять человек моих единоверцев, вы не можете уничтожить. Мне смерть не страшна. Человек, который испытал такие мучения, как я тогда во время пытки, не боится смерти. На пороге моего дома тогда стояли палачи, и на площади уже был возведен эшафот. Народ уже стекался со всех сторон, чтобы поглазеть на казнь ростовщика Финкеля, и лишь в последнюю минуту пришло избавление. Жизнь мне была дарована в ту минуту, когда я уже успел покончить все счеты с нею. Вот почему мне смерть не страшна, и я смело говорю вам: убивайте меня, граф Батьяни. Вы можете лишить меня жизни, но позора вашего вы уничтожить не можете.

Батьяни бессильно опустил руку и с громким проклятием швырнул кинжал в угол.