Колин Маккалоу - Символ веры третьего тысячелетия

• Название: Символ веры третьего тысячелетия
• Автор: Колин Маккалоу
• Издательство: Дрофа
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 1993
• ISBN: 5-7107-0119-X

Действие происходит в ближайшем будущем.

Третье тысячелетие нашей эры. Человечество в тисках жесточайшего кризиса. Надежда на нового Мессию и спасителя, но… Спасителя губит женщина, которую он любит.

---

Но теперь, сделав крест, он обнаружил, что его негде воздвигнуть: ни одного подходящего отверстия в земле. Ни одного надежного места, где он мог бы прислонить крест к стене так, чтобы крест не зашатался под тяжестью человека. Где же, где? В тоннеле с арками, который вел к входной двери, он нашел большой железный крюк, на котором, быть может, в старые добрые времена, когда табачные короли еще процветали, люди подвешивали жаровню или сигнальный фонарь.

Он вернулся к кресту, взял топор, всунул лезвие в место соединения, между костылями. Один удар молотом, и наконечник топора вошел в щель так глубоко, что ни вес человека, ни вес бруса не сдвинул бы его.

Ножом он отрезал кусок толстой веревки, сделал петлю, продернув ее через проушину топора. Завязал ее раз, и два, и еще одним узлом, и за свободный конец веревки поволок свой крест к арке. Веревка врезалась ему в плечо, как тупое лезвие.

Стул. Он не мог делать ничего дальше без стула. В дом, через одну из черных дверей. Здесь была столовая с черным деревянным столом, похожим на стол в трапезной монастыря, вдоль каждой стороны – деревянная лавка без спинки. Слишком тяжелые и слишком длинные; ему не протащить такую через дверь, не развернуть ее в холле. Теперь, когда цель была уже близка, неистовство прошло и силы иссякали.

В пятой комнате он наконец нашел, что искал, – низкий стул без спинки, с очень большим квадратным сиденьем, но высотой всего в пятнадцать дюймов: не хватит, чтобы дотянуться до крюка. Вытащить стул наружу было тяжело, он провозился даже дольше, чем с крестом. Да, силы иссякали. Но теперь он не мог отступиться. Бормоча и шатаясь, он призвал на помощь остатки сил. Слезы катились по его щекам, смешиваясь с потом, и попадали в его судорожно распахнутый рот.

В конце концов он установил стул во входе в тоннель, вскочил на него и перебросил конец веревки через крюк.

Крест подвинулся, когда он потянул за веревку, оторвался от земли. Налегая на веревку, он завязал ее узлом, чтобы удержать крест в таком положении и спрыгнул со стула. Он упал – и поднялся, держась за крест.

– Я – человек – прорычал он.

В сарае он взял моток тонкой веревки и несколько гвоздей, и нож. Назад, к кресту! Он вбил по два гвоздя в каждый конец горизонтального бруса, сперва отмерив длину своих вытянутых рук с каждой стороны, чтобы убедиться, что гвозди сожмут с двух сторон его запястья. Гвозди он поотгибал и закрепил между ними веревку.

Еще одно, последнее дело – и все. Все, как две тысячи лет назад и почти в тот же день Гвозди не смогли удержать вес человека, его плоть и мелкие кости разорвались бы; римляне не делали таких простых физических ошибок. Может быть, они и использовали какой-нибудь гвоздь для прочности, но своих осужденных они привязывали к крестам. Вот и он привяжет себя.

Он снял свою тонкую пижаму. Он напевал без слов. Он торжествовал, потому что доказал невидимым свидетелям: человек способен сделать невозможное. Да, он показал им – Пилату и его чиновникам, высшему духовенству и синоду, всему народу. Пусть смотрят! Пусть увидят, как простой смертный, в ком божественного не больше, чем в любом другом человеке, может пойти на смерть и подготовить ее.

Стоя на земле, он закончил подъем креста. Потом взял веревку и вскочил на стул; крест действительно был пригнан так хорошо, что и подпирать не придется. Края горизонтальной перекладины не уперлись в арку, это хорошо. Он ведь даже не учел, что они могли оказаться слишком длинными. Обошлось; это хорошо. Натянув веревку, он завязал петлю палача, несколько раз обвив веревку вокруг себя, и сделал прочный узел. Но не отрезал лишние шесть футов веревки, которые свисали с конца петли, держащей крест на железном крюке.

Он переставил стул и, встав к кресту лицом, пропустил лишнюю часть веревки под левой рукой, подтянул к передней стороне креста, привязал – очень свободно – к вертикальному брусу, пропустил обратно, но под правой рукой, и завязал на несколько узлов. Теперь на кресте, ниже Т-образного соединения, повисла большая петля.

Он развернулся, прижался к кресту спиной и посмотрел через двор, затем согнул колени и продел голову в веревочную петлю, прочно подложив ее под подбородок перед тем, как затянуть. Раскинув руки, он подсунул кисти рук под бечеву на концах поперечины; петли были слишком слабыми, руки могли выскользнуть, едва он повиснет. Но он обдумал и это: он нащупал бечеву и подтягивал ее, пока она не врезалась ему в кожу, охватив запястья.

– В твои руки предаю я душу свою! – закричал он сильным звенящим голосом и ногой оттолкнул стул.

Тело сразу же тяжко обвисло на петлях. Не так уж и больно! Не больнее, чем при ходьбе. Не больнее, чем поцелуй Иуды Карриол. Снести это куда легче, чем бремя его призвания, долгую печаль земной жизни.

– Я – человек! – пытался он сказать, но будучи человеком не мог этого сделать: веревка перехватила его горло и едва позволяла дышать.

И тут ему показалось, что двор наполнился людьми. Здесь была его мать, такая красивая, которая, стоя на коленях, смотрела вверх на него – в мраморной печали. Джеймс и Эндрю, Мириам и Марта Мэри. Бедная, бедная Мэри Тибор Ричи и толстяк, в котором он узнал Гарольда Магнуса. Сенатор Хиллер и мэр О'Коннор. И все губернаторы. И Иуда Карриол, улыбающаяся и перебрасывающая серебряный поток наград и почестей с ладони на ладонь Ворота, на которые он смотрел, с грохотом распахнулись, и за ними стояли все мужчины, все женщины, все дети – ах, как мало осталось детей, – люди всего мира протягивали к нему руки, моля, чтобы он спас их.

– Я не могу спасти вас! – сказал он. – Никто не может спасти вас! Я лишь один из вас я – человек. Всего лишь человек. Спасите себя сами! Сделайте это, и вы выживите.

Сделайте это, и род человеческий будет жить всегда!

Последним осмысленным словом было «всегда!».

Его убила не веревка на горле, его убила тяжесть собственного тела: слабея, он так налег грудью на веревку, что легкие не могли вытолкнуть использованный и отравленный воздух. Он умер тихо, будто уснул: серый человек на сером кресте в тесном сером углу большого серого поместья.

Серо заморосил дождь и смыл кровь с его тела, и его бесцветная, серая кожа заблестела от влаги.

На острове он пробыл ровно три часа.

Глава XIII

Последний этап Марша Тысячелетия начался в пятницу, ясным майским утром. Во главе огромной процессии шли Эндрю Мириам и Джейм. Они двинулись от лагеря к шоссе под напутствие официальных лиц и военных чинов. Никого, казалось, не удивило и не встревожило отсутствие самого Джошуа Кристиана. Этому в немалой степени способствовал сенатор Дэвид Симз Хиллер, который, сверкая белозубой улыбкой, шествовал совсем один сразу за родными Кристиана и чуть впереди остальных. По пути к ним присоединялись все новые и новые толпы людей. И каждый раз то ли вздох то ли стон проносился над толпой, ибо при всей торжественности этого кульминационного момента без доктора Джошуа это было совсем не то, чего они ждали.

Потом, когда события того дня уже отошли в прошлое, Мама с гордой улыбкой утверждала, что именно она возглавила последний этап Марша века, поскольку в это время находилась в правительственном фургоне. Правда, ехал он на малой скорости впереди процессии, и из него можно было видеть только ноги полицейских из почетного оцепления.

Доктор Джудит Карриол прибыла в Белый дом ровно в восемь утра и была немедленно препровождена в Овальный кабинет. Президент Тибор Ричи сидел перед телемониторами. Ровно в полдень процессия должна была подойти к специально для этого случая сооруженному постаменту из белоснежного вермонтского мрамора, и Президент мог позволить себе не торопиться: до выезда из Белого дома оставалось еще более трех часов.

– Извините, господин Президент, я наверное, пришла слишком рано, – проговорила Джудит, отыскивая глазами Гарольда Магнуса. Но Президент был один.

– Да нет же, вы пунктуальны, как всегда, доктор. Или мне будет позволено называть вас просто Джудит?

Она вспыхнула, с хорошо разыгранным смущением – и, как ей показалось, очень грациозно – всплеснула руками, выражая свое полное согласие. Как ни странно, в ее жесте не осталось ничего похожего на зловещую грацию змеи.

– Для меня это честь, Господин Президент, – сказала она почтительно.

– Гарольд опаздывает, – заметил Ричи. – Вероятно, из-за приближающегося шествия. Мне докладывают, что на улицах такие толпы… Проехать на машине просто немыслимо. А представить себе Гарольда Магнуса, добирающегося пешком… – его лицо, обычно скорбное, как лица христианских мучеников с картин ранних прерафаэлитов озарилось озорной улыбкой.

– Да, тут я с вами вполне согласна, – с готовностью отозвалась она.

Осложнения с Кристианом сейчас отошли для нее на задний план. Джудит упивалась выпавшей ей удачей. «Спасибо судьбе, сделавшей так, что Гарольд опоздал, – думала она. – Иначе, пожалуй, побыть наедине с Президентом не удалось бы. И мне нравится этот человек, действительно нравится! Господи, отчего Джошуа лишен бесстрастности и здравого смысла, которые есть у этого человека. Ведь внешне они так похожи. Хотя что верно, то верно: людям, вроде Тибора Ричи, проживи они хоть сто лет, не дано достичь такого единения со своим народом, как это удалось Джошуа. И вообще – что тут сравнивать..»