А. Григоренко - Эсхатология, милленаризм, адвентизм: история и современность

• Название: Эсхатология, милленаризм, адвентизм: история и современность
• Автор: А. Григоренко
• Жанр: Религиоведение
• Год: 2003

---

Учение о конце света, или, точнее, о конечных судьбах мира и человека в научной литературе получило название эсхатологии (от греч. Eschatos – последний, конечный и… logos – учение, наука). При этом различается индивидуальная эсхатология, т. е. учение о загробной жизни единичной человеческой души, и всемирная эсхатология, т. е. учение о цели космоса и истории и их конце.

Термин «эсхатология» употребляется учеными и теологами для обозначения множества различных доктрин и верований, связанных с идеей «конца мира». В своем первоначальном значении это понятие относилось лишь к иудео-христианской традиции, связанной с библейскими представлениями о конце мира, воскрешении умерших, Страшном Суде и т.д.. Впоследствии историки религии расширили область его применения и стали употреблять его для обозначения аналогичных сюжетов в религиозных системах различных народов и эпох, включая первобытные и языческие религии древности, восточные и центрально-азиатские культы. Объяснялась эта тенденция тем соображением, что все религии по сути своей эсхатологичны, ибо вне зависимости от конкретной формы, которую они принимают, религиозные поиски в конечном итоге всегда оказывались поисками конечного состояния реальности (абсолютного бытия), высших ценностей (абсолютного блага, истины, разума и т.п.) и особых, высших качеств (трансцендентное, непостижимое разумом).109

Поэтому, хотя происхождение и буквальное значение эсхатологических настроений, ожиданий, надежд и идей связано с иудаизмом и новозаветным христианством, историю эсхатологии как всеобщей религиозной доктрины сегодня принято начинать с рассмотрения культур и религий бесписьменных народов и племен. При этом исследователи указывают, однако, на определенные различия между библейской (ветхозаветной и новозаветной) эсхатологией и формами выражения эсхатологических идей и настроений в других религиях и культурах. В последнем случае (в первую очередь в религиях первобытных и восточных народов) преобладают теогонические и космогонические представления, связанные образом извечности борьбы двух тенденций в жизни космоса – его становления и угасания. В связи с таким различием между библейской эсхатологией и эсхатологическими сюжетами в иных религиях известный религиовед М. Элиаде предложил даже ввести два названия для этих различных форм выражения эсхатологических настроений и идей: мифологические и исторические типы эсхатологий.110

Для эсхатологий мифологического толка характерно прежде всего воспроизводство начала мира в его конце, когда смерть сменяется жизнью с той лишь целью, чтобы в последующем стать новым этапом в вечном процессе становления и угасания космоса. Таков вечный закон космоса, которому подвластна не только жизнь природы, но и людей. Это поистине настоящий закон космоса, бытия. Это извечное возвращение, извечное повторение единого ритма Космоса, включающего закономерное, повторяющееся его периодическое разрушение и столь же закономерное его возникновение, точнее воссоздание в первоначальном виде. Этот закон жизни Космоса отрицает саму мысль об истории, понимаемой как движение по трем координатам: прошлое – настоящее – будущее. История здесь представляется как цикл, круговорот, повторяющийся до бесконечности (сотворение, уничтожение, новое воссоздание Космоса). Именно эту мысль, это убеждение в извечности «возвращения к началу» имеют, несут различные мифы и мистерии древности и первобытности: будущее есть возвращение к старому. Сценарии этих мифов и мистерий ежегодного обновления Космоса через воспроизводство, имитацию акта Сотворения имеют глубокое символическое содержание. Театрализованная постановка смерти и возрождения к жизни умирающих и оживающих богов, царей имеет значение магического действа. Миссия этих богов-царей – периодически возрождать весь Космос, всю Природу, все Бытие. История в результате в таком случае по существу перестает быть историей, отрицаемая идеей круговорота Времени.

Такое понимание Времени, законов жизни Космоса и людей было характерно не только для теокосмогонических мифов и обрядов народов бесписьменной культуры, но и для великих культур Древности. Как писал известный исследователь Древнего Мира А. — Ш. Пюэш, «по известному платоновскому определению, время, определяющее и измеряющее обращение небесных сфер, есть подвижный образ неподвижной Вечности, которую оно имитирует, разворачиваясь по кругу. Следовательно, становление космоса в целом, а также развитие этого мира зарождения и разложения, коим является наш мир, будут проходить по кругу или в определенной последовательности циклов, в ходе которых одна и та же реальность образуется, разрушается и создается вновь в силу каких-то неизменных чередований. При этом не только сохраняется та же сумма вещества – ничто не утрачивается, ничто не создается вновь, — но… на протяжении каждого из этих временных циклов… воспроизводятся те же ситуации, которые уже имели место в предшествующих циклах; они будут воспроизводиться и в последующих циклах, и так до бесконечности. Никакое событие не уникально, не происходит лишь единожды (например, осуждение и смерть Сократа), а проигрывается и будет проигрываться вечно: те же самые индивидуумы, что уже появлялись, появляются вновь и будут появляться в будущем с возвращением цикла «на круги своя». Космическая продолжительность – это повторение и… вечное возвращение».111

Порвала с этой языческой традицией лишь иудаистская картина мироздания, которая относится к типу исторических эсхатологий. Там Яхве побеждает саму идею цикличности Времени. В отличие от языческих богов он проявляется не в космическом времени, а во времени историческом, т. е. необратимом. Ведь любое проявление Яхве в истории привязано к какому-нибудь предшествующему проявлению. В падении Иерусалима, например, свой выход нашел гнев Яхве на свой народ, причем это был совсем не тот гнев, который Яхве обрушил на Самарию. Все деяния Яхве, таким образом, — это его личные, сугубо конкретные и уникальные, деяния в истории: все они раскрывают свой сокровенный смысл только его народу, народу, избранному самим Яхве.112

Христианство еще решительнее порывает с мифологической эсхатологией, гораздо глубже проникая в сущность исторического времени прежде всего по той причине, что в Новом Завете Бог воплотился, обрел конкретно-индивидуальное, исторически обусловленное человеческое существование. Христианство, таким образом, выступает здесь как теология истории, ибо вмешательство Бога в Историю и в первую очередь воплощение Иисуса Христа в историческую, пережившую рождение и смерть, личность имеет транс-историческое значение и цель: спасение людей. Смысл христианской эсхатологии проявляется в движении от предыстории к собственно истории, точнее к ее финальной будущей цели – к Спасению. Как хорошо сказал по этому поводу М. Элиаде, христианство по существу отрицает саму возможность обратимости циклического времени, провозглашая одновременно его необратимость, ибо все, что происходит в новозаветной версии времени, есть ряд явлений уникальных, неповторимых: ведь Христос жил, был распят и воскрес один лишь раз.113

В христианской эсхатологии большую роль играют также мессианизм и милленаризм. Мессианистские верования и чаяния верующих связаны с образом Мессии. Происхождение последнего исследователи видят в еврейском Машиах, что означает «помазанник». Первоначально мессией называли всякого, помазанного освященным елеем, скажем первосвященника в Иерусалиме, или царя. Спустя время это понятие начали использовать применительно к образу «Божественного Спасителя», «посланца Бога». Мессианистские надежды на Мессию-Спасителя, который возглавит народ Божий, проходят по всему Ветхому Завету и наиболее полно находят свое выражение в Новом Завете. Согласно им Мессия должен явиться как избавитель рода человеческого. Первоначально он царь из дома Давидова, в котором воплощена древнееврейская надежда на то, что им действительно явится в лице Мессии подлинный царь-освободитель, который освободит и возвысит еврейское царство. В Новом Завете это уже Спаситель всего человечества, который находится на стороне всех страждущих и верующих в Его приход людей и в определенный момент истории вмешается в ее течение для наказания неверных и воздаяния праведным.

Милленаризм (от лат. Mille – тысяча), или хилиазм (от греч. Chilioi – тысяча) означает надежды и чаяния верующих, связанные со Вторым пришествием Спасителя и Его тысячелетним царством. Милленаризм (хилиазм) – это учение о грядущем тысячелетнем царстве Божьем и втором приходе Спасителя – Мессии. Свое начало милленаризм (хилиазм) получил еще в языческом мире.

О дохристианском происхождении милленаризма писал еще протестантский теолог И. Шнейдер в своей нашумевшей в Западной Европе в XIX в. книге «Хилиастическая доктрина»: «Идея, легшая в основу хилиазма, по своему началу и генезису намного древнее, чем само христианство. Она может быть уведена к тем отдаленным первобытным временам, которые знаменовали собой начало человеческой истории. С психологической неизбежностью она возникает в тот самый отрезок времени, когда дух человеческий стал ощущать и томиться всеми бедствиями и тяготами жизни, которые явились в свою очередь результатом его грехопадения первых людей. Одновременно идея эта связана с присущим роду человеческому стремлением ко всему возвышенному, духовному и светлому. Она далее открывается в воспоминаниях о потерянном райском блаженстве в связи с надеждами и ожиданиями будущего искупления и примирения с Богом, как оно и было первоначально предвосхищено самим Богом в протоевангелии, данном нашим прародителям в раю. Отсюда эти образы счастливого будущего играют крайне важную и существенную роль во всех формах человеческого духа. Будут ли эти формы иметь пантеистический, дуалистический или же теистический характер – конец истории всегда изображается в них гораздо выше и прекраснее, чем ее начало и историческое начало»114