Антон Первушин - Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор»)

• Название: Небо Атлантиды (Операция «Форс-мажор»)
• Автор: Антон Первушин
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-9717-0632-8

Госсекретарь США летит в Прибалтику для участия в секретных переговорах. Ее прибытие туда вполне может закончиться новой мировой войной, однако если она исчезнет по дороге, война станет неизбежной. Трое русских пилотов из воинской части 461-13 «бис» должны защитить госсекретаря от нападения «воздушных пиратов». Они не знают, что стали разменными пешками в сложной политической игре. А где-то на океанском дне лежат и ждут своего часа ядерные устройства, созданные для того, чтобы превратить Северную Америку в новую Атлантиду…

Роман сюжетно связан с циклом «Пираты XXI века».

---

– А как насчёт пассажиров южнокорейского «Боинга»? – спросил циничный Стуколин. – Им какой шанс выпал?

Вересов вздохнул.

– Вы так ничего и не поняли, – констатировал он. – Наверное, и не поймёте… Пассажиров, если они в «Боинге» были, использовали как заложников. Кто-то оказался нечист на руку в игре. Но от того, что за карточным столом оказался шулер, смысл покера не меняется.

– Изящное сравнение, – сказал Громов; он вдруг посерьёзнел. – Но вы не правы, подполковник. Когда за столом шулер, смысл игры меняется. Она превращается в способ выдаивания денег из доверчивых «лохов». Вы желаете быть подобным лохом?

Вересов помолчал, глядя в сторону.

– Передёргиваете, подполковник, – сказал он после паузы и с заметным облегчением, – подменяете понятия. А всё ведь очень просто: шулер нарушает некоторые правила игры, но и бывает бит. И это тоже часть известных правил.

– И вы всерьёз рассчитываете выполнить своё «предназначение»? – спросил Лукашевич. – Вы собираетесь сбить нарушителя, даже если будете точно знать, что на борту находятся гражданские лица, женщины и дети?

– Не нужно считать меня чудовищем, – отозвался Вересов. – Я уже говорил: прежде чем принять решение на сбитие, я сделаю всё возможное, чтобы посадить нарушителя. В историю нужно входить с чистыми руками и совестью. Курсанты XXI века должны изучать боевой опыт подполковника Вересова, а не его ошибки.

– И всё равно вы очень опасный человек, Михаил Андреевич. Не знаю, как других, но меня ваш настрой просто пугает.

– Да уж, если захотите нелегально пересечь границу, то не советую делать это в зоне ответственности Шестой армии – собью к чёртовой матери.

– Я покачаю крыльями, – сказал Алексей.

* * *

Всё когда-нибудь заканчивается. Закончилась и подготовка друзей-пилотов.

По истечении двух недель все трое без каких-либо проблем поднимали свои машины в воздух, совершали полёт с маневрированием и садились на неподготовленную площадку – например, на шоссе. На тренажёрах освоили они и специфические моменты полёта: стрельба из пушки, запуск ракет, противоракетные манёвры, катапультирование. За спорами выработали в конечном итоге и схему возможного противодействия «Иглу» и даже устроили так называемый «розыгрыш полёта», когда трое пилотов с деревянными моделями в руках ходили друг за дружкой, а Вересов контролировал процесс, снабжая его комментариями, многие из которых вряд ли можно было бы назвать дружелюбными или поощрительными.

По окончании процесса обучения «Яки» были погружены в трейлеры и увезены в неизвестном направлении, а командир полка устроил прощальный банкет. Он, разумеется, не знал, куда и с каким заданием уезжают трое друзей, но для него это и не имело особого значения, потому что они были русскими пилотами, героями, и он старался проявить гостеприимство, чтобы они запомнили вверенное ему подразделение с самой лучшей стороны.

Банкет удался на славу. Было произнесено много тостов: традиционных и местных. Сказал своё слово и подполковник Вересов. Его напутственная речь друзьям-пилотам прозвучала так:

– Давным-давно мой «шкраб» рассказывал такую историю. Один из его подопечных выполнял плановый полёт и потерял ориентировку. По идее он тут же должен был прекратить выполнение задания и запросить «полюс».[17] Однако он не сделал этого. Почему? Все вы знаете ответ на этот вопрос. Никто и никогда не хочет признаться в элементарной ошибке, потому что можно прослыть трусом или «фитилём»,[18] да ещё и попасть в Свод предпосылок к лётному происшествию, чтобы даже на краю света знали, что ты трус и «фитиль». И он смолчал. И стал действовать по инструкции. А точнее так, как он считал нужным действовать, не сообщив о своём положении руководителю полётов. Он занял эшелон. Снизил скорость. Встал в вираж с малым креном. И попытался определить своё местоположение по визуальным ориентирам. На запросы КДП он выдавал стандартные «квитанции»[19] и никто ничего не заподозрил бы, если бы пост радиолокационного наблюдения не доложил о беспорядочном движении одного из самолётов вне зоны пилотажа. Стали выяснять, кто это мог быть. Однако наш «герой» продолжал скрывать свои проблемы до тех пор, пока не зажёгся «окурок».[20] Вот тогда он заметался и попытался совершить вынужденную посадку на вспаханное поле. Но не справился – машина при посадке перевернулась и вспыхнула. В полку по-разному оценивали его поступок. На официальном уровне – с осуждением. Подвёл, мол, РП[21] и комполка под монастырь, статистику напрочь испортил, машину загубил. Однако на уровне курилки мнения разделились на диаметрально противоположные. Кто-то считал, что молодой пилот поступил глупо, нарушив букву инструкции. Кто-то сочувствовал и говорил, что поступил бы так же, окажись на месте погибшего: бывают ситуации, когда лучше смерть, чем позор. Мой «шкраб» сказал по этому поводу следующее. В сущности неважно, как оценивает нас суд в курилке, главное, что скажет Высший Суд – тот Суд, который нас ждёт у конца времён. А там многие из тех, кто не захотел прослыть «фитилём», будут выглядеть предателями. Боязнь признать ошибку – что же это ещё, как не предательство своих учителей? Я хотел бы поднять эту стопку за то, чтобы когда придёт время, никто из нас не испугался признать свою ошибку и не предавал своих учителей. Лучше прослыть «фитилём»!..

После того, как тосты были произнесены, большинство бутылок опорожнено, а шашлык употреблён по назначению, офицеры расселись в круг и пустили по нему гитару. Под перебор струн они пели песни о военной авиации, которые уже стали классическими. Прозвучали «Смерть истребителя» и «Песня о воздушном бое» Владимира Высоцкого, «Чёрный тюльпан» и «Камикадзе» Александра Розенбаума, «Серёга Санин» и «Капитан ВВС Донцов» Юрия Визбора. Потом, следуя заведённой традиции, перешли к песням из списка «народное творчество». У командира авиаполка оказался очень неплохой баритон и он задушевно выводил:

От Курил до Ейска не отыщешь места,
Где бы не летали мы с тобой.
В «Л-двадцать-девятом» и «Л-тридцать-девятом»,
Hа «МиГ-двадцать-один» и «Су-седьмом».

Жизнь летит стрелою, не суля покоя.
Но мы скажем тем, кто не поймёт:
С наше полетайте, с наше постреляйте,
С наше повозите хоть бы год.

Скоро нас заменят бывшие курсанты.
Только будем долго помнить мы
Взлёты и посадки, зоны, перехваты,
Взрывы среди мирной тишины.

Так выпьем за пилотов, выпьем за полёты
И за тех, кто должен улетать.
За бетон, за травку, за мягкую посадку,
За весёлых молодых ребят![22]

Следующая песня хотя и была посвящена той же теме, но, благодаря задаваемому гитаристом ритму, прозвучала куда оптимистичнее, и те, кто знал её, с воодушевлением подхватили:

Кто просчитает мне мои года?
Да и считать, наверное, не надо.
И я стремлюсь туда, где облака,
А не туда, где – рай безоблачного сада

Я тороплюсь опять понять, кто прав,
Хотя неправым быть кому охота.
Но снова мне себя понять пора,
И я взбираюсь по стремянке самолета.

Ревёт турбина. На приборы беглый взгляд.
Я лётчик-ас, я прирожденный лидер.
Я долечу, я верю в свой талант.
Тот, что внутри и не всегда снаружи виден.

И яростно играют желваки.
Комбинезон мой вымокнет от пота.
От благ земных, веселья и тоски
Меня уносят крылья самолета.

Когда упала стрелка до нуля,
Та стрелка, что зависит от турбины,
Как женщина, затихла вдруг она —
Любимая и сильная машина.

– Освободите быстро полосу.
Освободите, я прошу посадку.
На голове седеющей несу
Мне заданную в воздухе загадку.

Потом придёт заслуженно почёт,
Потом дадут заслуженно награду,
Но лётчик орденам не любит счёт:
Аэродром – не место для парада.

– Освободите быстро полосу.
Освободите, я желаю взлёта.
Меня встречает на стоянке «Су»,
И я взбираюсь по стремянке самолёта.

Когда командир закончил, Стуколин тут же потребовал, чтобы ему тоже аккомпанировали. Зная, какой у друга слух, Громов попытался отговорить Алексея от этой безумной затеи, но тот упёрся рогом. Тогда Константин сам взял гитару в руки, подобрал простенький мотив на два аккорда, а Стуколин с восторженным азартом заорал во всё горло, распугивая местных собак, сбежавшихся на запах шашлыка:

Мчусь поперёк нейтральных вод.
А там авианосец прёт
Из галса в галс, пытаясь этим с толку сбить.
А справа «Ф-15» жмёт, и ниже пара их ползёт.
Как гнусом, небо ими здесь кишит.

Седьмой американский флот
Пространство милями крадёт.
Но я не тот, что много лет тому назад.
Теперь я – с опытом моряк. Мой «Су» – не то, что робкий «Як».
И я могу устроить здесь им маскарад.

Друг друга знаем голоса,
Но заливает пот глаза.
Кто скажет, что тебя сегодня ждёт.
Бескрайний океан – не сон. А вот уж рядом «Орион»
Моторами, как дряхлый дёд, трясёт.

Конечно, это не война. Но чувств такая же волна.
Красавец-крейсер наш заснят в ходу, как пить.
Пиши, доллары – на счетах, и форма будет в орденах.
Работу смогут там такую оценить.

Эх, шваркнул бы я по винтам,
Послав инструкции к чертям.
Улыбки наглые смахнул бы с этих сук.
А то летят, куда хотят, снимают всех и вся подряд.
И часто это сходит с грязных рук.

В прицеле лампа «Пуск» горит
И в сердце боя страсть кипит.
Характер дали б мне славянский проявить…
По горловины я залит и, как струна, форсаж звенит.
Не одного из них сумел бы завалить.

Когда-то снимут все табу.
Напомним всякому врагу,
Что память вражья коротка.
За бой и труд цена одна, одна страда нам всем дана.
В дозоре дальнем Родина близка.

Но время кончилось моё.
Промчалось быстро, как кино.
Я ухожу отсюда в заданный квадрат.
Придёт на смену мне мой друг.
И те, кто вяжут этот спрут,

Всё осторожней из кабин своих глядят…

Подполковник Вересов, поддавшись хмельной ностальгии, выступил поскромнее Стуколина, исполнив медленно и печально песню «Застывший МиГ»: