Андрей Белый - Симфонии

• Название: Симфонии
• Автор: Андрей Белый
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Поэзия
• Год: 1991

Вступительная статья, составление, подготовка текста и примечания А.В. Лаврова.

Тексты четырех «симфоний» Андрея Белого печатаются по их первым изданиям, с исправлением типографских погрешностей и в соответствии с современными нормами орфографии и пунктуации (но с сохранением специфических особенностей, отражающих индивидуальную авторскую манеру). Первые три «симфонии» были переизданы при жизни Белого, однако при этом их текст творческой авторской правке не подвергался; незначительные отличия по отношению к первым изданиям представляют собой в основном дополнительные опечатки и порчу текста. По прижизненным переизданиям первые три «симфонии» (а также и четвертая — по ее единственному изданию) напечатаны в кн.: Белый А. Старый Арбат. Повести/Подгот. текста и примеч. Вл. Б. Муравьева. М.: Моск. рабочий, 1989.

---

8. Все это были люди высшей «многострунной» культуры.

1. Вот туда-то шел Поповский ясным, весенним вечером.

2. Он проходил под забором; над забором спускались гроздья белой сирени, помахивая маленькому Поповскому, но Поповский ничего не видел, а улыбался шутливому стечению мыслей.

1. Когда Поповский скрылся в соседнем переулке, проходил тут Дрожжиковский.

2. Увидал белые гроздья ароматной сирени и нежно-голубую лазурь.

3. Увидал и звездочку, мерцавшую из-под белой ветки сирени, увидал и облачко, подернутое пурпуровым таинством.

4. Все это видел Дрожжиковский, спеша на Остоженку.

1. Довольный хозяин потирал свои белые руки, осведомляясь, все ли исправно и нет ли обстоятельств, препятствующих полноте литературного удовольствия.

2. Дело в том, что сегодня обещал сделать сообщение сам Дрожжиковский; это был модный, восходящий талант.

3. Так думал заботливый хозяин, а уже к нему текли гости из разных переулков города Москвы.

4. Вдоль одного и того же переулка семенил Поповский, а за ним поспешал сам Дрожжиковский, вспоминая белую сирень.

5. Закат был напоен грустью. Розовые персты горели на бирюзовой эмали; словно кто-то, весь седой, весь в пурпуровых ризах, протягивал над городом благословляющие руки.

6. Словно кто накадил. Теперь кадильный дым таял синевато-огненным облачком.

7. Благовестили.

1. В булочной Савостьянова всходили белые хлебы.

2. Один толстый булочник осведомился, много ли имелось дрожжей, и, узнав, что достаточно, засветил лампадку.

3. Шагая по улицам, можно было видеть в иных окнах то красненький, то зелененький огонек.

4. Это теплилась лампадка.

5. Завтра был Троицын день, и православные наливали в лампадки деревянное масло.

6. Вот теперь святые язычки робко пламенели перед Господом.

7. Не один атеист жаловался на боль желудка.

1. Уже гости собирались. Довольный хозяин приказал подавать чай.

2. В освещенной передней лежали шляпы, шапки и фуражки.

3. Но позвонили. Вошел Поповский.

4. Он снял калоши и направился в залу.

5. Едва пришел Поповский, как уже звонил сам Дрожжиковский; поглядывая на часы и протирая пенсне, он вошел, встреченный приветствиями.

6. Всем он подал свою милостивую руку. Вокруг него уже образовалась группа почитателей; сюда подошли поклонники Ницше, мистики и оргиасты.

7. Только один не подошел, а стоял у окна, закуривая папироску.

8. Он был высокий и белокурый, с черными глазами; у него было лицо аскета.

9. Его короткая, золотая борода была тщательно подстрижена, а на ввалившихся щеках играл румянец.

1. Был тут и хилый священник в серой рясе и с золотым крестом.

2. Его атласные волосы, белые как снег, были расчесаны; он разглаживал седую бороду.

3. Он больше слушал, чем говорил, но умные синие глаза обводили присутствующих… И всякий почтил про себя это старое молчание.

1. Еще не начинали общей беседы, но уже улицы пустели и фонари зажигались один за другим.

2. Заря пробивала тяжелое облако, которое сверкало в пробитых местах. Заря стояла всю ночь эти дни над Москвой, словно благая весть о лучших днях.

3. Завтра был Троицын день, и его прославляла красивая зорька, прожигая дымное облачко, посылая правым и виновным свое розовое благословение.

1. В открытое окно рвался ветерок, донося запах белой сирени.

2. Вспоминал Дрожжиковский белую сирень, как забвение болезней и печалей.

3. Он начинал свою речь среди гробового внимания присутствующих.

4. Он заговорил прерывистым голосом, часто останавливаясь, чтобы закруглять фразы.

5. Потом он уже редко останавливался, и фразы вылетали из уст его словно выточенные из слоновой кости.

6. Молчал старый священник в серой рясе, склонив белую как лунь голову, прикрыв чело и глаза рукой.

7. На него падал красноватый свет лампы. Черная тень от руки затенила бледное чело.

8. Развалились на стульях, а хозяин на цыпочках подходил то к одному, то к другому, предлагая чаю.

9. Тут же сидел поклонник петербургского мистика, колупая угреватое лицо свое.

10. Поповский приютился у печки и еще до начала сообщения заблаговременно скривил свой рот.

11. В открытое окно рвался ветерок, донося запах сиреней.

12. Вспоминал Дрожжиковский белую сирень. Говорил о забвении болезней и печалей.

1. Огромный синий купол закрыл собою закат; его края рдели и сверкали; его тень пала на Москву.

2. А Дрожжиковский упомянул о потоке времени, и, казалось, глаза его видели туманную Вечность.

3. Он воскрешал угасших великанов; он связывал их мысли; он видел движение этой мысли, указывая на повороты ее.

4. И всем казалось, что они сидят на утлом суденышке среди рева свинцовых волн, а Дрожжиковский их опытный кормчий.

5. Он говорил о залпах ракет и фейерверке мыслей и грез; он спрашивал только: «Где теперь эти ракеты?»

6. Он сравнивал мысли философов и поэтов с растаявшей пеной изумрудного моря; он спрашивал у присутствующих: «Где она?»

7. И молчал священник в серой рясе, склонив белую голову, прикрыв бледное чело и ясные очи дрожащей рукой.

1. Зарница мигнула из синего купола, закрывшего закат. На лица слушающих падали тени, преображая лица, выдвигая складки грусти и меланхолии.

2. Но это только казалось от падающих теней; а на самом деле лица их ничего не выражали; все они были довольны собой и Дрожжиковским.

3. Хотя сам Дрожжиковский не был доволен ни собой, ни умственным движением XIX столетия.

4. Он сравнивал его с мерцанием болотных огоньков: он спрашивал, стуча по столу: «Где они?»

5. А ему кивали белые сирени из окна знакомыми сердцу взмахами; это было цветочное забвение.

6. Синий купол сползал с зорьки. Из-под купола смеялась зорька задушевным, ребяческим смехом.

7. Дрожжиковский стучал по столу, а в глазах Дрожжиковского отражалась розовая зорька… И казался Дрожжиковский большим, добрым ребенком.

1. Нашла полоса грусти. Он стоял среди присутствующих, теребя черный ус, насмешливо кивая головой.

2. Это он погребал философию, а над могильным курганом ее плакал и рыдал, как ветхозаветный Иеремия.

3. Нашла полоса гнева. Он стоял среди присутствующих в гробовом молчании. Он молча грозил позитивистам.

4. Он кричал, что они вытравили небесные краски.

5. Потом он демонически захохотал, говоря о демократах, народниках и марксистах.

6. Но, должно быть, пахнул ветерок с могилы почившего демократа, потому что кто-то шепнул Дрожжиковскому: «Не смущай моего покоя», — и фразы из слоновой кости перестали слетать с пламенных уст его.

7. Молчал и священник в серой рясе, склонив свою белую голову, прикрывая бледное чело и синие очи дрожащей рукой.

8. На полу лежала его черная тень.

1. И долго, так долго молчал Дрожжиковский, и казался большим, добрым ребенком; ветер шевелил его черными волосами, а серые глаза его были устремлены в окно.

2. И невольное умиление смягчило черты Дрожжиковского, как будто он готовился сказать новую истину.

3. В ту пору в Успенском соборе пели «Свете тихий», и блистали митры архиереев.

4. Кадильный дым вознесся под купол собора.

1. И тогда все почувствовали резкое журчанье тающих ледников, и Дрожжиковский начал речь свою вещим словом: сверх-человек.

2. Поклонники Ницше задвигали стульями, а старый священник поднял свои ясные очи на Дрожжиковского,

3. которого слова вспыхивали дрожащим пламенем, и в комнате начался вихрь огня и света.

4. Словно почувствовали близость талого снега, словно горячечному дали прохладное питье.

5. Словно тонул жаровой ужас в туманном, сыром болоте, а Дрожжиковский указывал на священное значение сверх-человека.

6. Он вставлял в свою речь яшмы Священного Писания, углублялся в теологическую глубину.

7. Приводил минувшие верования, сопоставлял их с самыми жгучими вопросами современности.

8. Ждал духовного обновления, ждал возможного синтеза между теологией, мистикой и церковью, указывал на три превращения духа.

9. Пел гимны дитяте из колена Иудина.

10. Его слова вспыхивали дрожащим пламенем и огненные знаки — уносились в открытые окна.

11. Иногда он останавливался, чтобы слушать вальс «снежных хлопьев», который разыгрывали где-то вдали.

12. И тогда все видели, что над Дрожжиковским повесили цветок лотоса — милое забвение болезней и печалей.

13. Это было цветочное забвение, а из-под опаловой тучки смеялась ясная зоренька задушевным, ребяческим смехом.

14. Дрожжиковский стучал по столу, и в глазах Дрожжиковского отражалась розовая зорька… И казался Дрожжиковский большим невинным ребенком.