Казимир Валишевский - Вокруг трона

• Название: Вокруг трона
• Автор: Казимир Валишевский
• Издательство: Терра – Книжный Клуб
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-275-00951-8

Историческое сочинение «Вокруг трона» польско-французского историка Казимира Валишевского (1849-1935) на сегодняшний день является одним из наиболее увлекательных рассказов о сподвижниках и фаворитах Екатерины Великой, их влиянии на жизнь императрицы и всю историю России.

Текст произведения представлен в новой редакции и в современной орфографии.

---

«Он приехал сюда, называя себя полковником испанской службы и испанцем по происхождению, давая понять, что он колдун, вызывающий духов и приказывающий им. Когда я услыхала это, я сказала: человек этот совершенно напрасно приехал сюда; нигде ему не испытать большей неудачи, чем в России. У нас не жгут колдунов, и я царствую уже двадцать лет, а случилось всего одно дело, в котором замешано было колдовство. Сенат вытребовал колдунов, и когда их привели, они оказались дураками и совершенно ни в чем не повинными. Но г. Калиостро прибыл в такое время, когда несколько франкмасонских лож, увлекшись принципами Сведенборга, желали во что бы то ни стало видеть духов; и вот они бросились к Калиостро, утверждавшему, что он знает все секреты доктора Фалька, близкого друга герцога Ришелье, однако ж заставившего его в Вене принести жертву черному козлу... Тогда г. Калиостро произвел свои чудодейственные таинственные исцеления: как будто вынул ртуть из ноги подагрика, и попался в ту минуту, когда вылил ложку ртути в воду, куда велел посадить подагрика. Потом он приготовил краски, ничего не окрасившие, и химические соединения, не произведения никакого действия... После этого открыли, что он еле-еле умеет читать и писать. Наконец, наделав массу долгов, он скрылся в погребе Елагина, где пил столько шампанского и английского пива, сколько был в силах. По-видимому, однажды он перешел за обычную меру, потому что, выходя из-за стола, вцепился в тупей домашнего секретаря Елагина. Тот отвесил ему пощечину; пошла рукопашная. Г. Елагин, которому надоела эта погребная крыса, производившая слишком большой расход вина и пива, и жалобы секретаря, вежливо предложил Калиостро отправиться в кибитке, а не по воздуху, как он угрожал, и чтоб кредиторы не задержали этот легкий экипаж, Елагин дал ему и графине в провожатые до Митавы старого инвалида. Вот история Калиостро, в которой есть все, кроме чудесного. Я не видала его ни вблизи, ни издали, и вовсе не стремилась увидать».

Княгиня Санта-Кроче, или попросту мадам Калиостро, по-видимому, ни при чем в несчастном конце этого неудачного путешествия. Мы знаем, что Екатерина всегда относилась столь снисходительно к любовным капризам самого капризного и вечно увлеченного кем-нибудь из своих фаворитов.

За несколько лет до того будущий князь Таврический вздыхал о немного уже поблекших прелестях другой гостьи, приблизительно из той же категории, и Екатерина не выказывала ни малейшей ревности. Она даже находила очаровательницу не глупой – комплимент, которым императрица награждала немногих. Эта особа была знаменитая герцогиня Кингстон, вдова герцога, носившего эту фамилию, но разведенная формально с первым мужем, который был жив и назывался более простой фамилией капитана Хервея – следовательно, двумужница, и счет потерявшая своим любовным приключениям еще в бытность свою Елизаветой Чёдлей, фрейлиной принцессы Уэльской. Герцогиня приехала в Петербург в августе 1777 г., сопровождаемая многочисленной свитой и священником, аббатом Сешан. Она была представлена императрице под фамилией и титулом, оспариваемыми у нее на родине. В России же ее считали даже родственницей королевской семьи. Приглашенная в Царское Село, она встретила там самый лестный прием. На балы, которые она давала то на своей яхте, возбуждавшей всеобщее восхищение и любопытство своей роскошной отделкой, то в доме, предоставленном в ее распоряжение императрицей, одном из самых красивых во всем городов, стекался весь Петербург. Яхта герцогини потерпела некоторые повреждения во время бури; Екатерина велела исправить ее на свой счет. Авантюристка догадалась громко заявить, что приехала исключительно чтобы иметь радость и честь видеть самую необыкновенную женщину из современных и живших когда-либо, и Семирамиде было приятно слышать это. Потемкин явно ухаживал за самозванной герцогиней, но Екатерина не препятствовала ему. Надо сказать, что этой новой сопернице было 57 лет, и она глохла, а с другой стороны явно оказывала предпочтение одному из секретарей фаворита – Гарновскому, успевшему впоследствии захватить часть ее большого состояния. Желая воспользоваться обстоятельствами, герцогиня стремилась оставаться в России, заняв официальное положение при дворе Семирамиды, и купила себе поместье в Эстляндии. Но на ее счет уже начали ходить неблагоприятные слухи, и она сочла за лучшее удалиться на некоторое время. Когда же она вернулась, в 1782 г., для нее все было кончено: на нее не хотели смотреть ни при дворе, ни в обществе: фаворит отвернулся от нее, а Гарновский, пользовавшийся таким доверием с ее стороны, употребил его во зло, – забрал эстонское имение.

III

За два года до первого появления авантюристки, в казематах Петропавловской крепости разыгрался конец романического существования другой женщины, тоже много видавшей на своем веку и также окруженной тайной. Нам даже тяжело вызывать воспоминание о ней в этой главе: так много грустного, вызывающего участия и почти уважения примешивается к этой истории, несмотря на обычный, избитый, вульгарный и неприятный фон подобного рода приключений. Все тайна в этой странной личности, кажущейся как бы привидением, и даже не нуждавшейся в сказочном вымысле, потому что она с самого рождения была окружена сказкой. Так она жила, так и умерла, и очень трудно и до сих пор вне этого, охватывающего ее туманного круга более или менее воображаемых данных, установить ее историческую личность и положение.

Ее фамилия? У нее ее не было. В предании и даже в истории ее обыкновенно называют «княжной Таракановой». Однако не только эта фамилия не принадлежала ей, но она даже, по-видимому, никогда и не думала пользоваться ею иначе, как одной из многочисленных масок, которыми прикрывалась. Никогда не существовало никакой княжны Таракановой, ни действительной, ни вымышленной. Предание смешало, а история пошла по ложному следу: малороссийскую фамилию одного из племянников Разумовского, возлюбленного Елизаветы, переиначили в Таракановых, а собственно такой фамилии не носил ни один авантюрист и ни одна авантюристка. Дараганы существуют еще до сих пор в России, занимая важные должности; Таракановой же не было ни в Петропавловской крепости, ни где-либо [108] в другом месте.

Ее общественное положение? И его у нее не было. Ее считали, да еще многие считают и до сих пор, дочерью Елизаветы и Разумовского. Оттуда это смешение с Дараган? В тюрьме, под пыткой, почти в агонии, она упорно отрицала намерение присвоить себе это название. Могла ли она сделать это с некоторым правдоподобием? Были ли у Елизаветы дети от брака с певчим? Даже в этом отношении существует сомнение, и самые авторитетные мнения разделяются.

Одна только тяжелая подробность ясно и несомненно всплывала на поверхность этой пучины неясных, смущающих загадок. В 1804 г. в Петербурге, а три года спустя в Париже, привлекала толпу картина русского художника Флавицкого, изображающая ужасную смерть красивой молодой женщины в каземате Шлиссельбурга во время внезапного наводнения, вследствие разлива Невы. Тщательное расследование, вызванное именно этой картиной, установило, что наводнение, изображенное на картине, было в 1777 г. В это время так называемой княжны Таракановой уже два года не было в живых; а в казематах Шлиссельбурга она никогда не содержалась.

Кто же она, которую никто не называет и не может назвать, и над мрачной судьбой которой работало воображение художников, и терялись в догадках историки? Кем, по крайней мере, она желала быть? Какую роль она намеревалась в действительности играть? И тут все тайна и неизвестность! Ни одно слово из ее уст не помогло поднять покрывало и не позволило заглянуть в тайник ее сознания. Вообще, действовала ли она сознательно? Знала ли то, что мы желали бы знать? В числе лиц, связывавших личный интерес, вызванный страстью, с открытием тайны, мы встречаем, между прочим, владетельного герцога Лимбургского. Но единственный ответ, полученный им на его неотступные, настоятельные вопросы, очень уклончив: «Вы просите сказать вам правду? Вы бы мне не поверили, если б я ее сказал вам вполне! И, кроме того, что такое правда? Что такое ложь? Можете ли вы в этой причудливой комедии жизни, которую мы принуждены играть, и где нам не принадлежит выбор роли, отделить маску от лица, покрытого ею?

Наша судьба – предаваться иллюзиям и заставлять других поддаваться им. Все мы лжем! Только одни делают это как попало, непоследовательно, и сбиваются с пути; другим же кажется, что они знают дорогу, но они идут прямо к цели, не переставая лгать, придерживаясь определенной системы. Я хочу принадлежать к последним».

Впервые мы видим загадочную комедиантку в 1772 г. в Париже. Там в это время появилась взявшаяся неизвестно откуда некая княжна Али Эметтэ Влодомирская, со странным именем и фамилией, представлявшими смесь персидского со славянским. Она была молода, красива, а главное грациозна, с пепельными волосами, как у Елизаветы, и такими же как у нее глазами, менявшими оттенки. То голубые, то черные, они придавали особенное выражение ее физиономии – какой-то сказочный отпечаток, лежавший на всей ее личности, также как на ее судьбе. Манеры у нее были прекрасные, и она, по-видимому, получила хорошее образование. Она выдавала себя – или ее выдавали – за черкешенку, племянницу богатейшего персидского сановника. Ее сопровождала многочисленная свита, в которой на первом плане стояли два немца: барон фон Эмбс, игравший авторитетную роль родственника почтенных лет, и барон Шенк – управитель и ближайший наперсник. У принцессы, которая заняла хорошее помещение и вела широкий образ жизни, скоро составился большой круг знакомств. Вместе с несколькими французами, ее дом посещали иностранцы, которых в то время было уже много в Париже. Польская эмиграция, начавшаяся в это время, вследствие первых несчастий, постигших республику, доставила многих посетителей в салон княжны и способствовала его блеску. Князь Михаил Огинский, один из наиболее выдающихся изгнанников, числился между поклонниками красавицы-черкешенки. Но вдруг произошла катастрофа: почтенного родственника задержали за долги, и открылось, что, не имея средств заплатить по своим обязательствам, он, в то же время, не имел права и на титул, которым именовался. Эмбс вовсе не был бароном: он был блудным сыном богатого гентского купца. Весть, само собой разумеется, распространилась, и, конечно, все кредиторы явились в роскошное помещение княжны, но здесь всех ждала неожиданность: дом оказался пустым – княжна исчезла.