Белва Плейн - Золотая чаша

• Название: Золотая чаша
• Автор: Белва Плейн
• Издательство: ОЛМА-Пресс
• Жанр: Современные любовные романы
• Год: 1995
• ISBN: 5-87322-178-2

«Золотая чаша» Белвы Плейн – это семейная хроника трех поколений одной большой семьи эмигрантов, каждый из которых, вливаясь в бурную жизнь Америки времен I мировой войны, стремится занять в ней свое место, устроить свою судьбу в соответствии с собственными представлениями.

---

– Но он был готов пожертвовать собой. Я постоянно должен напоминать себе об этом.

Дэн всплеснул руками.

– Пожертвовать собой ради чего? Все это отвратительная сентиментальная чепуха! Речи идиота… Ты видел когда-нибудь кровь? Истекающего кровью раненого или умирающего? Мне однажды довелось близко увидеть сорвавшегося с лесов рабочего; все кишки у него вывалились наружу: скользкие серые кишки… О, Господи!

Фредди холодно ответил:

– Некоторые люди не согласились бы с тобой, хотя их никак нельзя назвать идиотами.

– Слышал я об этих дураках, которые вступили в британскую армию. Ты говорил нам о них и ты думаешь, я их уважаю? Да они не вызывают у меня ничего, кроме жалости и презрения. Бедные одураченные дети, у которых еще молоко на губах не обсохло! Дай им барабаны, медные пуговицы, несколько дурных стихов, и они с радостью ринутся вперед, тогда как… – взгляд его случайно упал на Лию, и он быстро отвел глаза, – … тогда как кучка безмозглых старых баб будет хлопать в ладоши и, вздыхая над блестящими пуговицами, смотреть, как они идут на бойню.

– С тобой невозможно разговаривать, – вздохнул Фредди. – С таким же успехом мы могли бы изъясняться на болгарском или урду. Я, пожалуй, пойду. Я все равно ничего не могу есть, и что бы я ни сказал, тебя все оскорбляет.

Тон Дэна моментально смягчился.

– Сядь, Фредди. Сядь. Ладно, я знаю, что мгновенно вскипаю. Признаю, от меня много шума. Но я принимаю все близко к сердцу, и мне, особенно в эти дни, трудно бывает держать себя в руках.

– Фредди тоже принимает все близко к сердцу, – заметила Лия. – Джеральд был его другом.

– Понимаю, – Дэн протянул руку и дотронулся до плеча сына. – Мне ужасно жаль, Фредди, что ты потерял друга. Бог свидетель, мне жаль всех молодых людей, которым еще суждено погибнуть в этой войне. Но я смотрю на все это как на трагедию, я не вижу в этом никакой славы. Особенно, когда подонки и с той, и с другой стороны наживают себе на этой трагедии целые состояния.

Хенни убрала лишнюю посуду и поставила на стол хлебный пудинг. Внутри у нее все дрожало и, чтобы как-то унять эту дрожь, она старалась все время находиться в движении, наотрез отказавшись от предложенной Лией помощи. В голове у нее был полный сумбур и она не находила себе места от терзавшего ее страха. Наступала весна; каждый год к этому времени Фредди уже находил себе работу на лето; однако сейчас он пока даже не заикался ни о какой работе. Она боялась… Почему, мелькнула у нее мысль, она боится спросить его об этом?

Он стал взрослым и отдалился от них. Так и должно было случиться, тем более что, несмотря на любовь к нему Дэна, между ними существовала еле заметная, скрытая неприязнь. Этот антагонизм между мужем и сыном был всегда непонятен Хенни и вызывал у нее боль, но в конце концов она с ним смирилась; сейчас же Фредди еще больше отдалился от отца. И от меня тоже, подумала она с горечью; и хотя, как я считаю, это ослабление его привязанности ко мне совершенно естественно, почему же тогда я – и Дэн тоже – по-прежнему понимаем Пола и можем с ним обо всем разговаривать?

В своей спальне, уже готовясь ко сну, она спросила Дэна:

– Как ты думаешь, он не отправится в Канаду или не выкинет еще какой-нибудь иной глупости?

– Ему еще год учиться. Это успокаивает.

– Да, а потом еще и аспирантура. Он копит деньги, так что он не сделает… этого, ведь правда?

Дэн не ответил.

Лия пела в своей комнате. С улыбкой Фредди отложил греческий текст, над которым работал, и вслушался. Она пела арию из «Аиды», лишь слегка фальшивя. Ему вспомнился тот чудесный день, во время рождественских каникул, когда он пригласил ее в театр на эту оперу. Она тогда была совершенно очарована. Вначале он намеревался сходить с ней куда-нибудь и в эти каникулы, но близились экзамены, и ему была дорога каждая минута.

Он прикрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Чтение греческих букв было все-таки весьма утомительно, что бы там ни говорили другие. И все же собственное знание этого удивительного древнего языка приводило его в восторг. Он старался проникнуть в этот древний мир, ощутить его каждой клеточкой своего существа, иногда ему казалось, что он действительно его видит, бронзовый, сверкающий, солнечный; мысленно он касался горячих камней его варварских храмов и слышал голоса его философов. И он снова улыбнулся, вспомнив на этот раз происходившие между ним и Джеральдом в Кембридже бурные дискуссии о том, что лучше, посвятить себя классике или стать специалистом по истории средних веков. Ему не хватало этих разговоров, как не хватало и самого Джеральда, о котором он вспоминал одновременно с радостью и горьким чувством невозвратимой потери. Часто, когда какая-нибудь книга, человек или событие привлекали его внимание, он спрашивал себя, а что подумал бы об этом Джеральд… Интересно, мелькнула у него мысль, что сказал бы Джеральд о его маленькой Лие, которая в своей прямолинейности и жизнерадостности была столь непохожа на англичанок?

Из ее комнаты доносился сейчас шум и стуки. Внезапно раздался ужасный грохот и вслед за тем восклицание:

– А, черт!

Фредди вскочил. Сквозь полуоткрытую дверь комнаты он увидел ее сидящей на полу рядом с перевернутым ящиком комода, содержимое которого было разбросано повсюду вокруг нее. Сама она хохотала.

– Какая же я дура! Он застрял, и я слишком сильно его дернула!

– Позволь, я помогу! – он начал собирать разбросанные на полу вещи; затем, увидев, что было у него в руке, поспешно разжал пальцы. – Может, ты лучше сама… – смущенно начал он, но его прервал новый взрыв смеха.

– Да уж, лучше я сама, если пара шелковых штанишек способна так вогнать тебя в краску! Посмотри-ка на себя!

Вместо этого он посмотрел на нее. На ней был халат, вероятно банный, решил он, но такой, какого ему еще никогда не приходилось видеть, ни на матери, ни на бабушке. Он был нежно-голубого цвета и отделан по вороту и низу такими же голубыми и необычайно красивыми перьями; когда, вставая с колен, она слегка наклонилась вперед, он распахнулся наверху и ее груди тяжело качнулись под шелком.

– На что это ты там уставился, Фредди?

– На то, что на тебе, на эти перья, – смущенно ответил он.

– Это марабу и халат ужасно дорогой. Моя хозяйка отдала его мне, так как кто-то прожег в нем на спине дырку горячим утюгом. Тебе он нравится?

– Очень красивый.

Он неотрывно следил за ней глазами, пока она, быстро двигаясь вокруг него, складывала вещи в ящик. Когда она закончила, он поднял ящик и снова вставил его в комод.

– Что ты собираешься сейчас делать? – спросила она.

– Снова заниматься, наверное.

– А, может, хватит? Ты всю неделю ничего другого и не делал, только занимался.

– Я знаю, но тут уж ничего не поделаешь. Я должен.

– Отдохни несколько минут. Выпей со мной чаю с пирогом. Мне одной ужасно скучно.

– Почему же ты тогда не отправилась вместе с отцом и матерью в театр? У них ведь был для тебя билет.

– Я лучше побуду здесь с тобой.

Он понял, что на этот раз она говорит совершенно искренне, а не поддразнивает его, как обычно. Когда она начала его поддразнивать? Невозможно было ответить на этот вопрос точно; все происходило так постепенно. Одно он знал наверняка: она была сейчас совершенно другой Лией, не той, с которой он вырос.

– Я все приготовлю и принесу на подносе в твою комнату. Так будет намного приятнее, чем на кухне.

Он ждал ее, испытывая необычайное возбуждение. А это когда началось? Ощущал ли он нечто подобное и раньше, или это чувство возникло в нем лишь сейчас, когда она позволила ему увидеть свои груди?

Она с грохотом поставила поднос на стол, взмахом руки отодвинув в сторону книги. Шумная и быстрая во всем, что бы ни делала, она его просто зачаровывала. Это потому, подумал он, что мы с ней абсолютно непохожи друг на друга; хотел бы я быть таким же решительным и уверенным в себе, как она.

Во время еды они почти не разговаривали, она – потому что была голодна, он – потому что в голове у него продолжали вертеться все те же мысли. Когда они закончили, он вдруг совершенно неожиданно для себя тяжело вздохнул.

– В чем дело, Фредди? Почему ты вздыхаешь?

– Иногда со мной бывает такое.

– Почему? Разве ты не счастлив?

– Иногда я чувствую себя счастливым, иногда – нет.

– Но это естественно, не так ли? – она облизала губы, к которым прилипли кусочки глазури, и смахнула с подола крошки. – Невозможно быть счастливым все время. Хотя, если кто и должен им быть, так это ты. У тебя есть все.

– У меня? – переспросил он удивленно.

– Да. Начать с того, что ты красив. Не маши на меня, не маши. Ты красив, и должен знать это. Ты также умен, образован и элегантен. Хотелось бы мне обладать твоей элегантностью, но к сожалению, этого никогда не будет.

Он покачал головой.

– Смешно, но я только что думал о том, что мне хотелось бы походить на тебя.