Георгий Бовин - Дети Земли

• Название: Дети Земли
• Автор: Георгий Бовин
• Издательство: Советская Россия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1960

Научно-фантастическая повесть, написанная до начала эпохи космических полётов, рассказывает об экспедиции советского космического корабля на Венеру.

---

То сильное, то слабое рассеянное свечение ночного неба зодиакальный свет — у неё связывалось с поясом астероидов, лежащим между орбитами Марса и Юпитера. Она живо представляла себе неисчислимый рой бесформенных скал, несущихся в круговом вихре протяжённостью в два миллиарда километров. Притяжение могучего Юпитера будоражит эту каменную мешанину, заставляя бесчисленные глыбы сталкиваться между собой. При ударах они разбиваются вдребезги. Образовавшаяся мелочь, на которую давят солнечные лучи, постепенно замедляет скорость движения. Траектории песчинок из эллиптических превращаются в спиральные. Приближаясь к центру, спираль становится всё круче и круче, и, наконец, песчинки падают на Солнце. Но упасть им не суждено: грозное светило не подпускает их к себе. Оно плавит их, испаряет и превращает в раскалённый газ. Давление лучей на молекулы газа оказывается во много раз сильнее, чем притяжение, и они в считанные часы навсегда изгоняются из пределов солнечной системы, салютуя в последний раз своей родине искорками зодиакального света.

В часы отдыха молодёжь по-прежнему любила слушать астрономические новеллы Константина Степановича, запас которых у него, казалось, не знал пределов. Каждый раз он преподносил своим слушателям новые и новые мифы о происхождении названий созвездий, рассказы об анекдотических спорах учёных прошлого, а иногда и настоящею времени и другие, подчас кажущиеся невероятными истории.

Фигуры созвездий древнегреческой звёздной сферы в его передаче приобретали особое очарование. От рассказов Константина Степановича веяло дыханием глубокой седой древности, что придавало им исключительную красочность.

Он уносил своих околдованных слушателей в ту далёкую эпоху, когда среди безмолвных звёздных ночей, затерянные в безбрежных просторах неизученных морей первые отважные мореплаватели прокладывали по звёздам пути в неведомые страны или отыскивали дорогу на свою далёкую родину.

Он переносил их на крыльях воображения в те неясные, покрытые туманом протёкших тысячелетий времена, когда первобытны? скотоводы, пасшие стада на бескрайних равнинах, пыталась изучить тайны движения небесного свода, чтобы научиться определять по звёздам и час ночи, и время перегона стад с одних пастбищ на другие — в те времена, когда ещё не имевшие календаря первые земледельцы по восходу и закату приметных групп звёзд определяли время посева или уборки урожая.

Очевидно, названия и границы созвездий, установленные первыми созерцателями неба, были совершенно случайны. Человеческий взор, движимый пробуждающимся сознанием, искал в расположении звёзд сходства с очертаниями знакомых предметов и животных или сказочных героев и чудовищ. Эти названия веками жили в народе в виде смутных легенд, постепенно теряя свой первоначальный смысл и приобретая взаимосвязь, которая в конце концов позволила использовать небо как календарь.

Жизнь античного мира была пронизана астрономией не в меньшей мере, чем жизнь современного человека пронизана техникой. О расположении звёзд писали стихи, которые были часто своеобразным расписанием полевых работ... И Константин Степанович тут же подтверждал это, цитируя Виргилия:

— «Когда Весы уравняют часы дня и ночи и разделят в мире поровну свет и мрак, тогда, земледельцы, выводите в поле своих рабочих волов».

В другой раз он привёл по памяти винодельческий рецепт, который дал другой древний поэт — Гесиод:

— «Когда цветёт репейник, когда цикада, гнездясь по деревьям, трещит свои пронзительные песни, в пору крайней жары, когда козы жиреют, вино становится столь сладостным, женщины влюбчивыми, а мужчины слабыми, потому что жгучая Каникула (Сириус) сушит им голову и тело, — в это время ищите прохлады в пещерах,» пейте библидское вино, питайтесь сыром, молоком козы, мясом молодых тёлок, обгладывающих кустарники, или маленьких козлят. Сидя в тени, вкушайте эти яства, запивая их тёмным вином».

«Так вот откуда произошло слово «каникулы», — подумала Галя. — В те времена восход Каникулы -«Пёсьей звезды»- перед рассветом совпадал с началом летней жары, значит...» Но Константин Степанович рассказывал так интересно, что Галя оборвала свою мысль.

— «Но когда Орион и его Псы дойдут до середины неба, когда розоперстая Эос — Заря — предстанет перед лицом Арктура, тогда собирайте все ваши виноградные грозди, выставляйте их на солнце в течение десяти дней и десяти ночей, а потом подержите их в тени только пять дней и пять ночей; и на шестой день почерпните их сока для возлияния богу Вакху, разливающему в мире радость. Потом, когда Плеяды и царственный Орион перестанут появляться, не забывайте, что настанет время первых полевых работ и что надо начинать новый рабочий год на земле».

Показав на небе созвездие Северного Венца, Константин Степанович с самым серьёзным видом уверил всех, что это венок Ариадны, в доказательство чего прочёл из Овидия:

— «Ариадна, похищенная Тесеем и покинутая им на берегу моря, оглушила все окрестности своими воплями и рыданиями. На помощь к ней явился Вакх и, желая, чтоб она сияла вечным светом среди звёзд, снял венок с её чела и бросил его к небу. Пока венок летел в воздухе, драгоценные камни, вплетённые в него, превратились в огоньки и укрепились на небесной тверди, сохранив прежние очертания. Место его — между Человеком на коленях (Геркулесом) и Человеком, несущим Змею».

Тут же Константин Степанович добавил, что китайцы называли это созвездие Жемчужной Раковиной и что самая яркая звезда его до сих пор называется Жемчужиной (Геммой), а арабы видели в этом созвездии чашку нищего — Казат-аль-масакин.

Рассказал он однажды и о нелепой истории созвездия Рысь. Этот зверь был вознесён на небо в 1660 году астрономом Гевелием на совершенно курьёзном основании. Достав свою объёмистую записную книжку, Константин Степанович процитировал:

— «В этой части неба встречаются только мелкие звёзды, и нужно иметь рысьи глаза, чтобы их различать и распознавать. Кто недоволен моим выбором, тот может рисовать здесь что-нибудь другое, более ему нравящееся; но, во всяком случае, тут на небе оказывается слишком большая пустота, чтобы оставить её ничем не заполненной».

Кончались подобные рассказы всегда одним и тем же: Ольга Александровна смотрела на часы и разгоняла всех по постелям.

Однажды вечером путешественники разговорились о доме, о делах, которые они оставили на Земле. Стали вспоминать, какими путями тот или иной член экипажа оказался в составе экспедиции. Маша под громкий смех собравшихся рассказала непосвящённым о событиях на озере Селигер, о Галиных «лекциях» по астрономии. Наконец очередь дошла до Белова.

— Игорь Никитич, — обратился к нему кто-то. — Как могло получиться, что вы, главный конструктор головного завода, стали руководителем экспедиции? Ведь это нарушение общего порядка.

— Что верно, то верно, — ответил со вздохом Белов, — Вы не представляете себе, друзья, каких трудов мне стоило этого добиться!

— А почему? — спросила удивлённая Галя.

— Да потому, наивная моя деточка, — вмешалась вездесущая Капитанская дочка, — что главных конструкторов берегут как зеницу ока, потому, что их головы стоят больше, чем любой корабль со всем его содержимым. Понятно?

— Мария Ивановна, перестаньте! — гневно воскликнул Белов. — Все жизни стоят одинаково. А не пускают главных конструкторов в опасные полёты для того, чтобы они накапливали и обобщали опыт эксплуатации своих машин, чтобы они их совершенствовали изо дня в день...

— Так как же вы всё-таки добились разрешения лететь?

— Доказал, что смогу лучше, чем другие, обобщить опыт перелёта. А потом... Знаете, ведь это была мечта всей моей жизни... Я отдал подготовке к этому рейсу почти двадцать лет. Ну, и правительство в конце концов уважило мою просьбу. Впрочем, я не один был в таком положении. Много пришлось бороться за право участия в экспедиции и Константину Степановичу. Его тоже не хотели включать в её состав.

— Но почему? — снова не удержалась Галя.

— По старости, девочка! Увы, по старости! — добродушно усмехнулся астроном. — Мы ведь с Игорем Никитичем не такие счастливчики, нам никто не присылал приглашения на блюдечке с голубой каёмкой!

Потом разговор зашёл о родных. Иван Тимофеевич вынул из кармана, бумажник и, разложив его на столе, достал из него несколько любительских фотографий. Он с любовью рассматривал каждую из них и, передавая по кругу для всеобщего обозрения, с нежностью в голосе пояснял, от полноты чувств перейдя на украинську мову:

— Це моя стара, а то — моя доня, а от туточки мы з моим хлопцем, — говорил он, показывая групповой снимок.

«Стара» была симпатичной немолодой женщиной с гладко зачёсанными и завязанными узлом на затылке тёмными волосами, которую Галя мельком видела сквозь стёкла кабины в день отлёта. Тогда рядом с ней стояла и дочка — взрослая замужняя женщина, уже имевшая двоих детей, которая работала врачом в одной из московских поликлиник. Что же касается «хлопца», то это был коренастый крепыш, одетый в форму старшего лейтенанта танковых войск, удивительно похожий на отца. Такое же широкое упрямое ч волевое лицо, те же тёмные, с хитринкой глаза.