А. Андреев - Очерки русской этнопсихологии

• Название: Очерки русской этнопсихологии
• Автор: А. Андреев
• Жанр: Эзотерика

Книга начинает серию публикаций, посвященных русской этнографии, этнопсихологии и философии. Она открывает перед читателем сказочный мир одной из ветвей народной традиции. Сохранившейся на Верхней Волге и переданной автору стариками, считавшими себя потомками офеней-скоморохов.

Написанная живым и образным языком, книга будет интересна как специалистам в области этнографии, психологии, истории, педагогики, так и широкому кругу читателей, интересующихся русской традиционной культурой.

---

Как только сумерки более или менее определились и сквозь верхушки деревьев проглянула почти полная луна, Поханя кивнул тете Кате, а потом пихнул меня в плечо:

– Ну, подите. Поучись сначала волчицей…

Мы отошли с ней на дорогу. Я с любопытством наблюдал за бабкой: вабить – это совсем не женское дело, по моим охотничьим понятиям. Она поставила меня справа от себя, чуть сзади, велела слегка подогнуть расслабленные колени и "отпустить", как они это называли, живот. Я расслабился и вошел в ее сознание.

Она немножко присела, обвисла, поднесла ладони ко рту и, словно подхватив что-то с земли, вдруг издала одновременно гудящий и воющий звук, начавшийся довольно тонко, потом погрубевший, словно расширившийся и легший на землю, а потом снова медленно и долго утоньшающийся почти до звона, и так и отпустила его протяжной длинной нотой в сторону луны. У меня всю кожу стянуло мурашками…

Она постояла, слегка покачиваясь, и раз за разом провыла волчицей еще трижды. Где-то в деревне залаяли собаки. Меня знобило.

– Пойдем, погреемся,- предложила она, улыбнувшись, и перекрестилась. Я с удовольствием сбежал к костру.

Мы посидели у костра, попили чайку. Меня отпустило, и Поханя велел мне попробовать повыть самому.

Мы ушли с тетей Катей на прежнее место, она показала мне, как стоять, как подносить руки ко рту, как пускать звук сначала по земле, а потом вскидывать его вверх к луне.

Я попробовал несколько раз и с какого-то мгновенья начал "чуять звук" – он заполнял сначала всю грудь, а потом подымался, но не в рот и не в горло, а словно бы в голову, и даже зубы звенели, когда задевали друг друга. Я даже поймал себя на мысли, что боюсь, как бы эмаль у зубов не рассыпалась.

Тетя Катя и сама еще несколько раз показывала мне вой, чтобы подправить и подстроить меня. Потом сказала:

– Хватит пока, лишку бы не было.

Меня действительно слегка мутило, и словно плыло что-то в голове. Мы вернулись к Похане.

– Ну что, Кать, натаскала нового вабильщика,- засмеялся он,- потянет на охоте?

– Да, поди, потянет,- улыбнулась она.- Волчицей. Меня почему-то слегка задело, что я оказался в какой-то

женской роли, хотя можно ли применять в том мире эти понятия?.. Пока я размышлял об этом, старики предались воспоминаниям о старых временах, и я отвлекся, хотя и решил напоследок, что обязательно научусь выть самцом. Кстати, так и не научился… Поханя прекратил свои охотничьи байки только когда меня отпустило и предложил:

– Ну, ладно, а матерого хочешь? Я просто молча поднялся.

– А силенки хватит,- спросил он, вглядываясь во что-то во мне.

– А хватит?- переспросил я, отдавая ему право самому определить это, потому что действительно не имел понятия, сколько мне потребуется сил и на что.

Он подумал, потом предложил:

– Ну, давай еще немножко поговорим. Вот ты свет держать можешь в сердце…

Я тут же вспомнил то самое "моление Световидово" и "зажег сердце". Поханя кивнул, глядя в меня:

– Ну, да. Это ты его зажигаешь… а можно гуднуть – звучать, то есть, заставить. И при пении сердечном сквозь него гудут, и при вабеньи. Ну, это, конечно, зависит от желания. Если волка подманить, можно и горлом… молодых, например. А вот если обернуться… да и просто других в пении удержать, чтобы не выпадали, тоже гудеть надо и сердцем и ярлом.

– Погоди, Поханя,- прицепился я,- ты сказал обернуться?..

– Обернуться?- он сделал вид, будто не помнит или не понимает меня.

– Обернуться, обернуться!- настаивал я.

– Ну, ладно, потом… много чего старые люди рассказывали… потом. Может и сказал. Ты сейчас голос раскрывать пришел, так вот смотри, сердцем гудишь вот так,- он загудел, но тут же прервал, указав пальцем на горло,- Я начну отсюда и поведу вниз,- он провел пальцем по срединной линии груди до солнечного сплетения,- А ты следи в своем теле.

Он загудел. Сначала я просто слышал его гудение, потом вдруг почувствовал дрожь в собственном горле. Он набрал воздуха и еще подержал гудение здесь. Затем он начал медленно опускать палец с горла на грудь, и я действительно увидел, что звук начал опускаться в его теле вместе с пальцем. И что меня поразило, дрожь в моем теле тоже стала опускаться. Неожиданно для самого себя я открыл рот и стал негромко гудеть вместе с ним. Он кивнул мне, не останавливаясь. Звук медленно опустился за грудную кость и пришел как раз в то место, которое я зажигал светом, и которую Степаныч и Дядька называли Сердцем, а мой дед Середой. И тут же пространство вспыхнуло белесым светом и поплыло вокруг меня.

Какое-то время Поханя удерживал звучание в Середке, а палец напротив этой точки, и мы гудели совместно, прерываясь лишь для того, чтобы набрать новую порцию воздуха. Затем его палец начал так же медленно опускаться ниже к солнечному сплетению. Это я уже, скорее, почувствовал внутри, чем увидел, потому что все вокруг вдруг начало меркнуть. Костер стал контрастным, словно нарисованный, а Поханя то пропадал, то появлялся снова, но совсем с другим лицом каждый раз. Я скосил глаза, посмотрел на тетю Катю и чуть не потерялся: вместо нее за мной наблюдала молодая красивая девчонка, которой я боялся, потому что почему-то посчитал ее колдуньей… Но мысли мои тут же оборвались, потому что загудело и завибрировало солнечное сплетение…

– Матерый волк должен быть ярым и лютым,- услышал я слова Похани и понял, что уже какое-то время гужу один. Я тут же напугался, что не удержу состояние, и сорвался – голос стал колебаться, как пламя свечи, и не хватило воздуха. Я перевел дыхание и остановился. Обычное видение медленно вернулось ко мне. Довольно долго я боялся, что голова будет кружиться, и я упаду, но все обошлось.

– Ну, ладно,- сказал Поханя,- наигрался?

– Да, вроде, хватит уже,- честно признался я,- Башка гудит… похоже, по завязочки.

– Тогда… – он посмотрел на тетю Катю, а потом подмигнул мне,- покажу одну вещицу… и идите домой тогда… по головешке возьмите только… чтоб темно не было в лесу-то.

– А ты?- спросил я, видя, что бабка молчит.

– Меня не ждите, я еще… поброжу… Пойдем.

Он вывел меня все на ту же дорогу и велел спуститься вниз.

Теперь луна была точно вверху над холмом, и его фигура была хорошо освещена на взгорке. Он приподнял руку и показал, чтобы я остановился. Я встал и почувствовал, что меня охватывает легкий трепет от наползающего ночного холодка. Поханя постоял немного на освещенном яркой луной взгорке меж слегка шевелящихся серебристо-черных стен деревьев и поманил меня рукой. Я медленно и спокойно пошел к нему наверх.

Он не двигался, хотя словно бы стал пониже. Ничего не происходило, только вдруг у меня задрожало ярло. Я подумал, что это ночная прохлада пробрала меня, и попытался унять эту дрожь, но тут вдруг на меня обрушилась нарастающая волна жуткого волчьего воя. Я едва удержался на ногах, Идти вперед не было никакой возможности, и я замер, позабыв себя. Поханя присел, пуская звук вниз по склону холма, а потом вой начал подыматься вверх, в небо, и у меня пришло ощущение, что я словно подымаюсь вместе с ним, а пригорок уходит из-под ног. Я хотел понять это, хотел включить пропавший разум и начал бороться с охватившим меня страхом. Но в этот миг тьма словно взорвалась там, где стоял Поханя, и он исчез. Просто пропал из глаз. А в следующий миг дорога была пуста и залита лунным светом. Кроме Похани все было по-прежнему: и холм, и деревья, и луна вверху… даже вой все еще звучал каким-то образом в пространстве! И он звучал, пока… у меня хватало воздуха. Только тогда я понял, что это мой вой! Почему-то я знал, что должен довести его до конца, удержал в этот раз колебания и из последних сил закончил, как учила тетя Катя.

Потом мы с ней еще посидели в молчании у костра, слушая, как со всех концов мира лают и воют деревенские собаки, и, так и не дождавшись Похани, побрели домой, дымя головешками. Я, честно говоря, еле волочил ноги.

По дороге до меня вдруг дошло, зачем Поханя велел нам взять головни, и я, пожалуй, даже с возмущением, спросил у нее:

– Теть Кать! Так это мы на себя, может, всех окрестных волков созвали?!

– Ну,- возмутительно спокойно ответила она.

– Как ну?!- уже почти разозлился я, догадываясь где-то внутри, что ничего страшного в действительности не происходит, а я просто нервничаю от переутомления.

Она, видимо, поняла мое состояние и своеобразно успокоила меня:

– Ну, придут. Ты же айкаешь! Отправишь обратно.

– Как, как?! Повабил – позвал, поайкал – послал?

– А что ты, не хозяин в лесу, что ли?!

Тогда меня поразила сама простота ее подхода, но впоследствии я много думал над ее словами. Мне кажется, именно с них начался настоящий перелом в моем отношении к тому, чему я учился. До этого я, несколько лет общаясь с нашими русскими знающими стариками, видел не их, а каких-то замаскированных даосских или буддийских мастеров, даже не замечая за своим восприятием этой погрешности. А тут мне вдруг стало ясно, что за всем этим угадываются следы древнейшего магического искусства, имя которому Кобь, а родина – Россия! И пропала необходимость внутренне приукрашивать старичков, приписывать им для пущей важности и собственного оправдания чуждые им образы. Мне ведь очень хотелось, когда я к ним шел, чтобы скрывающееся за ними знание было сопоставимо с Востоком. А тут вдруг стало само собой ясно, что оно и в самом деле сопоставимо, но только совсем другое! Мы так привыкли к собственной культуре, что наш глаз отказывается различать в ее обыденности следы былого величия и подлинной древности. Нам, русским, нужно стать чуточку иностранцами или научиться пристально приглядываться к самим себе. А о коби надо говорить отдельно.