Werewolf - Холодная Зима (Агония 2)

• Название: Холодная Зима (Агония 2)
• Автор: Werewolf
• Жанр: Детектив

Кровь Ближнего Востока и кровь Афганистана, интриги, заговоры и предательство в высших эшелонах власти СССР – вот о чем эта книга. Эта книга – о нашей беде. Обновлено 03.01.09 Произведение закончено. Третье произведение – рабочее название "Время беды" – раскрывающая обстоятельства ввода войск в Афганистан и провала плана "Молот" будет начато через пару месяцев Зима…

---

Вот за что я уважаю нашего шефа – и не только я один – так это вот за что. Есть следователи, которые выбирают удобную для себя версию и видят только те факты, которые в эту версию укладываются. Неудобные же факты, выбивающиеся из общей стройной картины, которую они успели нарисовать у себя в голове, они просто предпочитают не замечать. А то и хуже – начинают подтасовывать факты в поддержку своей версии. Александр Владимирович был не таков – он видел все факты и никогда не закрывал глаза, если шло что-то не так.

– Странно… – сказал я – Еще бы не странно… Но самое главное. Как только Беляковский узнал про результаты экспертизы, он сразу замолчал. Наглухо. И стал требовать тебя. Сказал, что у него есть информация, очень серьезная – но ни с кем кроме тебя он разговаривать вообще не будет. Вот так вот.

– Это нарушение – сказал я – я не имею права его допрашивать – Согласен – кивнул шеф – нарушение. Но ты ведь можешь просто с ним поговорить без протокола – в этом никакого нарушения нет. Впрочем, решай сам.

Когда я отказывался. Лезу во все тяжкие…

Москва

Следственный изолятор N 2

"Бутырская тюрьма" 25 августа 1978 года.

По роду своей деятельности мне часто доводится бывать в следственных изоляторах.

И каждый раз я выхожу оттуда вымотанный и эмоционально на нуле. Видимо сама атмосфера следственного изолятора, вековые биоволны беды, скопившиеся в этих стенах, действуют на всех людей, кроме тех, кто тут работает – но это видимо особенные люди.

Пока ждем пропуска, расскажу анекдот. У одной дамы – следователя восьмилетняя дочь, на уроке, где рассказывали, у кого чем родители занимаются на вопрос, а чем же занимается твоя мама выдала: а моя мама – все по судам да по тюрьмам. Все были просто в шоке.

– Оружие есть? – высунувшись в окошко, спросил замурзанный УИНовец (управление исполнения наказаний, тогда подчинялось МВД, а не Минюсту как сейчас. Охрану же осуществляют внутренние войска – прим автора) – если есть, сдавайте!

– Нету оружия – буркнул шеф – а побыстрее пропуска выписывать нельзя? Пятнадцать минут копаетесь.

– Нельзя – буркнул УИНовец, на лице которого отпечаталось навсегда выражение "не мешайте работать, суки!" – Твою мать – тихо проговорил Александр Владимирович – совсем тут распоясались, как я погляжу. При всех строгостях, чай и водяра в камерах не переводится.

Охраннички…

– Через пару минут в "кормушку" (окошко в двери. В камерах через такие передают пайку, поэтому их и называют "кормушка" – прим автора) просунули наши удостоверения и временные пропуска.

– Пошли… – как-то по блатному усмехнулся Александр Владимирович – у меня тут кум (заместитель начальника колонии по режиму – прим автора) знакомый.

Повидаемся…

Бутырка, бутырка… Для некоторых – как дом родной, для некоторых – каторга.

Место концентрации зла и боли, пропитавших эти стены настолько, что у непривычного человека здесь начинает болеть голова.

У первого пропускного пункта к нам прикрепили прапора внутренней службы, который и повел нас, подобно проводнику у Данте по кругам Бутырского ада…

Первым миновали "трюм" – огромное, отделанное кафелем помещение, с огромными дверями, которые никогда не были открыты одновременно. Здесь проходила разгрузка и первичная сортировка тех, кому не повезло угодить в СИЗО. Сейчас в этом помещении было пусто и гулкие шаги по кафелю создавали эхо, гулявшее в закрытом помещении. Миновав "трюм" мы пошли зарешеченными, перекрытыми решетчатыми дверьми во многих местах коридорами к кабинету местного "кума", майора внутренней службы Александра Васильевича Петухова.

Об этом человеке можно рассказать и подробнее, ибо жуткая его слава вовсю гуляла в криминальных и околокриминальных кругах. Бутырского абвера (оперчасть – прим автора) боялись даже самые отмороженные блатнюки.

Вообразите себе человека, ростом сто шестьдесят семь сантиметров и весом девяносто пять килограммов. Причем, в этих девяноста пяти килограммах нет ни грамма жира – только кости и тренированные мышцы. Как-то раз кум Петухов на спор с блатными загнул вокруг своей талии лом. "Ломом подпоясанный" – в среде блатных это один из высших рангов.

Сама по себе фамилия "Петухов" (петух – так в местах не столь отдаленных называют пассивного педераста – прим автора) могла вызвать в блатной среде массу насмешек, если мы не ужас, внушаемый синим (синие – уголовники. Название происходит от татуировок, которых на коже бывает так много, что человек и впрямь кажется синим – прим автора) обладателем этой фамилии. Одного удара кума хватало, чтобы незадачливый блатной надолго отправился на больничную койку с сотрясением мозга, а то и чем похуже.

Кабинет "кума" был обставлен просто и незатейливо – крашенные зеленой краской стены без единой картинки на них, железная дверь за которой скрывался санузел, стол, который, наверное, помнил еще сталинские времена, два больших железных шкафа. В углу – сделанные по заказу, крашенные серебрянкой две двухпудовые гири.

И, наконец, сам кум – майор внутренней службы Петухов, сидевший за столом на железном стуле, сделанном на заказ в промзоне одной из колоний.

Нас он встретил радушно, с Калининым поздоровался за руку (от моего взгляда не укрылось, как Александр Владимирович поморщился, видимо рукопожатие было крепким), мне же он только кивнул.

– За кем?

– Беляковский, по валюте – коротко ответил шеф – А, этот… – протянул Петухов, взялся за телефонную трубку, по памяти набрал нужный номер – я его в чистую хату поместил. Такие же хозяйственники, как и он, сидят. В черной хате, их бы петухами сделали (в камере, где власть у уголовников их бы изнасиловали – прим автора). Не любят синие хозяйственников. Сейчас приведут. Вам тет-а-тет нужен?

О как! Какие слова оказываются, начальники оперчастей знают. Тет-а-тет…

Александр Васильевич коротко кивнул.

– Пойду, пройдусь…

С этими словами майор Петухов, накинув на плечи подобно бурке форменный китель, вышел из кабинета.

– Кто будет допрашивать?

– Попробую я – сказал Александр Владимирович – но если он упрется – тогда работай ты.

– Я же не знаю по этому делу ничего – сказал я – Самое главное – запомни то, что он тебе скажет, с остальным потом разберемся.

Кажется, ведут…

Зиновий Ефимович Беляковский, несмотря на то, что провел несколько дней в СИЗО, сломленным совсем не казался. С сидельцами я по роду деятельности встречался часто и многие, попав в СИЗО приходили в ужас и уже на второй день готовы были взять на себя все, вплоть до покушения на Ленина. Зиновий Ефимович же, судя по всему, был слеплен совсем из другого теста…

– Наручники снимать? – поинтересовался конвоир?

– Снимайте – махнул рукой Александр Владимирович Со скрипом захлопнулась дверь. Растирая запястья, Зиновий Ефимович опустился на стул.

– Как видите, следователя Соболева я вам привел, товарищ Беляковский – официальным тоном начал Калинин – теперь очередь ваша. Что имеете сообщить следствию?

– Все что я имею сообщить, я сообщу только следователю Соболеву – твердо сказал Беляковский Мы с шефом переглянулись. Крепок… И ведь на самом деле говорить не будет – к гадалке не ходи.

– Товарищ Беляковский – сделал последнюю попытку Калинин – дело в том, что дело веду я. Сергей Владимирович вас допрашивать не имеет права, он не может быть следователем по данному делу и вам не хуже чем мне известно, почему.

– Все что я имею сообщить, я сообщу только следователю Соболеву – повторил Зиновий Ефимович – если нет, отправляйте обратно в камеру…

Мда…

– Хорошо… – Александр Владимирович тяжело поднялся со стула, прошагал к металлической двери, стукнул по ней. Дверь сразу же открылась, конвоир ждал снаружи. Кивнув мне, Калинин вышел из кабинета. Я и Зиновий Ефимович Беляковский остались в кабинете одни. Сразу повисло тяжелое молчание…

– Ты не думай…

– Что? – переспросил я – Ты не думай – тяжело сказал Беляковский – я к тебе не в претензии. Сам натворил, сам и расплачиваться должен. Хотя и выбора то у меня, по сути, не было.

Наташку жалко… Ты ведь следователь, проследи, чтобы не обижали, ладно…

– Хорошо – кивнул я – прослежу не переживайте… Зиновий Ефимович – Вот и хорошо – какой то странной улыбкой улыбнулся он – тогда мне и помирать не страшно…

– Умирать – удивился я – почему умирать?

– Потому что мне не жить – тихо и твердо проговорил Зиновий Ефимович, проговорил таким тоном, что у меня мурашки побежали по коже – не жить. Не дадут мне до суда дожить, Сережа…

– Да бросьте Зиновий Ефимович – нарочито небрежным тоном произнес я – что с вами случится. Вы в нормальной камере сидите, не с уголовниками. С чего вы так паникуете?

– Я не паникую – тем же тоном сказал Беляковский – поэтому и позвал тебя. Люди, которые меня под вас подставили, меня рано или поздно убьют. Скорее рано. Те шавки магазинные, которые на меня наговаривают – все это не просто так организовано, Сережа, понимаешь?