Владимир Щербаков - Семь стихий. Научно-фантастический роман

• Название: Семь стихий. Научно-фантастический роман
• Автор: Владимир Щербаков
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1980

Семь стихий: Научно-фантастический роман. / Худ. Р. Авотин. — Москва: Молодая гвардия, 1980. — 336 с. — (Библиотека советской фантастики). — 1 р. 10 к. 100 000 экз. (п).

Журналист Глеб, оказавшись участником тихоокеанской экспедиции, неожиданно для себя встречается с инопланетной жизнью, с представителями иной цивилизации, которые интересуются освоением энергии Солнца и звезд.

Роман ставит проблемы полного раскрытия творческих возможностей человека на Земле.

---

— Жаль, — сказал я, когда купол погас, — похоже, что условия там для жизни не очень подходящие.

— Ближайшая планета мертва, — кивнул Ольмин, — мы знали это и раньше. Как жаль, что до сих пор нельзя с Земли искать спутники звезд! Если бы у нас был атлас ближайших планет, мы могли бы действовать почти наверняка. Что ни говорите, а жизнь в целом похожа на плесень: и тепла и влаги нужно в меру, да и солнышко чтоб не светило слишком ярко, иначе разные неприятности с корпускулами… И плесенью этой обрастают крохотные шарики — просто пылинки по сравнению со светилами. Их и не найдет ни один земной радиоприбор — разве что наткнется корабль. Вот почему мы боремся за скорость. Быстрее света. Еще, еще быстрее…

— И это только один из близких миров: пятнадцать планет и девятнадцать спутников. Но дайте срок — корабль перейдет подальше, к следующему затерянному миру! — добавил я.

Нетрудно было мысленно проследить путь земного посланца. Пятнадцать планет — пятнадцать станций.

На втором витке спирали корабль выполнит едва заметный маневр — от него отделится радиозонд. Жемчужное тело зонда нырнет вниз, в сумерки планеты. Корабль поднимется на двух лучах, точно на ходулях, и, возвысившись, устремится к следующей планете.

Это был короткий и потому удобный маршрут. Здесь легко отработать все системы нового корабля. Чтобы вскоре послать невиданный экипаж в настоящий поиск — к планетам Близнецов, к двойным звездам. Скорость значит больше, чем время.

* * *

Однажды после заката я заметил на горизонте черную движущуюся точку. Эль шел на предельной скорости. Снизился он на окраине Солнцеграда, на глазах вырос и нырнул почти вертикально вниз. «Лихо, — подумал я, — кто это так водит машину?..» Простое совпадение: рано утром я видел взлет. Тот же эль. Темно-вишневый. Поднялся свечой, постоял и рванул вдоль берега. Немного погодя свернул, снизился, скрылся.

Вспомнив эпизод на следующий день, я почему-то задумался: кого можно представить в этой машине? Ну, допустим, такой человек, как Энно, мог бы оказаться там? Вряд ли. Крюк ради прогулки? Никогда. Его можно отыскать с дельтапланом на Гималаях, на шлюпке у ледового антарктического барьера, на айсберге, но машину он водит по прямой. А вдруг Ольмин?.. Нет. Его вообще трудно застать сейчас в воздухе: работа, говорят, даже по ночам сидит, надо бы проверить, осторожно урезонить. Андрей Никитин, мой двойник, вот кто так небрежен с элем! Но он далеко: не повезло, корпит в редакции, бедолага. Значит, я. Вот кого можно бы застать в кабине. Меня. Но это не я. Следовательно…

Еще раза три на рассвете я видел вишневый эль. И один раз вечером; не без смущения наблюдал я умопомрачительные прыжки. Позже я понял, что владелец его, собственно, вылетал дважды. Утром, с возвращением через час-два. И вечером. Две прогулки в день.

Я подстерег его. На малой высоте полетел следом. Улыбнулся, ничего себе: следом! В воздухе ведь лыжни не остается. Шел в пределах видимости. Он перевалил сопку, заложил вираж, упал. Только его и видели. Я тоже вышел на перевал. Влево, вправо… нет эля.

Вернулся в низину и стал ждать. Через полтора часа он вернулся, прошел над головой. И опять я за ним. Дошли до Солнцеграда. Он кувыркнулся на посадку. Я прошел стороной, но приметил его убежище.

Ирина Стеклова. Это была она. Я нелюбопытен, но факт интересен. Мне оставалось пробыть в Солнцеграде не так уж много дней, потом я должен вернуться в свой город. Хотя бы на время. Работа была почти завершена, и я мог придумывать занятие по душе.

Как и большинство тех, кто приехал сюда, в Солнцеград, Ирина быстро освоилась. За один год они успели многое. Я завидовал им…

Я иногда спрашивал себя: уж не из того ли она перелетного племени, что не держится на одном месте подолгу, и не встречался ли я с ней раньше, где-нибудь на Севере, например, или в Средней Азии? Черты лица как будто знакомы, но расспросить ее я почему-то не решался. Удивительно переменчивое у нее лицо, его выражение не так-то просто разгадать. Только Ольмину она оказывала знаки внимания, и это прибавляло уважения к ней: ее, это вскоре мне стало ясно, интересовало только дело. Вспоминаю неуклюжее, наивное сравнение из раннего репортажа одного моего коллеги: «ее сердце билось в унисон с ритмом невиданной стройки…» Так вот, ее сердце действительно «билось в унисон», тут уж ничего не поделаешь.

К кому же это Ирина наведывалась, куда, зачем? Ну нет, это не обычные прогулки, меня не проведешь. Если бы у меня было хоть малейшее подозрение, что это касалось ее лично и еще кого-то, тоже лично, я бы не тратил времени на догадки. Мне с самого начала вся эта история не понравилась. Я даже чувствовал… нет, не буду преувеличивать роль интуиции: это позже, гораздо позже я тешил себя надеждой, что смогу помочь ей.

И вот первое приключение… За спиной мой эль, впереди, в двухстах шагах — ее вишневая машина. Заметила она меня или нет? Вряд ли. Я осторожен. Справа река, я иду не по самому берегу, а там, где каменная россыпь, заливаемая во время дождей, уступает место ивняку. Нырнул в кусты — и нет тебя. В случае чего. А она впереди. Я иногда слышу, как позвякивают камешки под ее ногами.

Она остановилась. Сбросила туфли и вошла в воду. И бредет по колено в воде, течение здесь довольно спокойное, не то что выше, у порога, где перекинут мост. Здесь держится рыба: хариус, реже форель. Я сам пару раз закидывал удочку. Места хоженые, не раз бывал на этой реке и отлично знаю повадки форели. Она держится рядом с большими камнями, туда и нужно кидать крючок с червяком, мухой или икринкой. Но места для лова отведены не здесь. Гораздо выше. Ирину интересует не форель, и я никак не могу взять в толк, что именно. Место пустынное, дикое. Вот она повернула назад, я прячусь. Дальше все ясно: она возвращается в Солнцеград.

Она проходит от меня в тридцати шагах. Лицо серьезное, сосредоточенное. Делать больше нечего, я бреду к своему элю…

Потом она исчезла. И ни одна душа не знала, где она. Я прозевал момент и был бы рад даже случайной догадке… Увы… Ее исчезновение обеспокоило меня. Даже напугало.

Никто, оказывается, не знал о ее поездках к реке. Но даже я не знал, что же она там делала. И чем это могло кончиться. Излишне говорить, что я обшарил окрестность. Я был встревожен.

Ее искали… Волновались. Я вдруг понял, что поиски эти бессмысленны. Догадался. У меня начали открываться глаза.

И только для того, чтобы убедиться в этом, успокоить себя самого и других, я нашел ее дневник. Последние строки дневника подтвердили догадку…

ИЗ ДНЕВНИКА ИРИНЫ СТЕКЛОВОЙ

27 ИЮНЯ. Спросила Телегина (он сейчас замещает Ольмина): правда ли, что ракеты смогут летать без топлива? Он сказал: нет, сгорят, слишком много энергии. «В плане мечты, конечно, смогут». Солнце преобразует в излучение четыре миллиона тонн вещества ежедневно. Будет посылать ракеты в Галактику. Мы не умеем пока протянуть к нему тонкие нитки частиц, чтобы отбирать фотоны маленькими порциями.

9 ИЮЛЯ. Встречала Ольмина. Прибыли излучатели частиц, ускорители, реакторы, приборы. В бухте несколько гигантских транспортов, из-за мелководья не могут подойти к причалу, их разгружают летающими кранами.

17 ИЮЛЯ. Мы стали к нему заходить. Если он был занят — читали его книги. Вчера было человек десять. Он говорил что-то веселое, потом Блока читал, и все к месту. Читал без патетики, совсем непонятно, почему действовало, у меня бы так не получилось — чего не умею, того не умею. Он был в простецкой рубашке, у манжеты пуговицы нет, так он потихоньку булавкой заколол. Ему уже за сорок, наверное, лицо усталое, а он читал: «О, весна без конца и без краю — без конца и без краю мечта!»

29 ИЮЛЯ. Ничего-то я не понимала до сих пор. То есть знала, что к Солнцу поднимется конус и что лучи пройдут внутри, как в волноводе, и упадут на отражатель. А стенки конуса не дадут лучам разойтись. Вот и все. Это примерно уровень знаний столетней давности (причем уровень беллетристики; кажется, был такой рассказ или роман, его потом, много позже, пересказывали в прессе — оттуда в основном и мои познания, увы, обо всем, что касается «физики»). Зато как просто, Ирка, не правда ли?

12 АВГУСТА. Милый Александр Валентинович, вы такой же, как все, во всем, кроме того, что составляет в вас главное — ваше призвание. Правда, это немало.

14 АВГУСТА. Иногда я подхожу к зеркалу. А передо мной во весь рост высокая женщина с темно-карими глазами. И смотрит на меня, смотрит. Словно что-то хочет спросить — и не решается. На вид ей двадцать пять (а на самом деле больше). Она смотрит, смотрит, да вдруг и улыбнется. А я погрожу ей пальцем и отойду от зеркала.

Нет уж, пусть лучше все будет по-старому.

17 АВГУСТА. Ты считала, что твое дело — отражатель, поглотители, приемная часть. Для остального есть Ольмин, Телегин, Караханов. Ты боялась им помешать расспросами и советами? А Александр Валентинович Ольмин, решавший задачу упаковки частиц в конусе, работал на заводе из праздного любопытства? Или знакомился с конструкцией морских поглотителей из приличия? Да ты раскрой глаза, Ирка: он же знает о приемной аппаратуре больше тебя! Он проверил расчеты, твои расчеты. Но если бы я все-таки знала, зачем ему это! Ведь он не сомневается, он верит мне. Так он говорит. А он говорит только правду.