Андрей Таманцев - Рука Москвы

• Название: Рука Москвы
• Автор: Андрей Таманцев
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Боевик
• Год: 2000

Всего шаг оставался до той черты, за которой Прибалтика могла превратиться в новую «горячую точку» на карте Европы.

Такую же, как Чечня.

Но бывший капитан спецназа Сергей Пастухов и его друзья оказались в нужное время и в нужном месте. Потому что они умеют не только стрелять. Они умеют думать…

---

С ноября 1995 года до апреля 1996 года находилась на территории Чечни, принимала участие в боевых действиях чеченских боевиков против России в составе женского батальона снайперов „Белые колготки“. После возвращения из Чечни предприняла попытку самоубийства на почве наркомании и была отправлена отцом в Швейцарию для стационарного лечения в клинике доктора Феллера, где и находится по настоящее время».

«Отец: начальник секретариата кабинета министров Эстонии Генрих Вайно».

Вот, значит, в чем дело. Отец нашел ей богатого жениха. Наследника эсэсовских миллионов. Но и тут ей не повезло. Поэтому она и исчезла, когда узнала, что никаких миллионов не будет. Бедная девочка. А теперь вернулась. Наверное, поняла, что не в деньгах счастье.

Томас выключил ноутбук. Без всяких «паркингов». Просто выдернул из розетки шнур. Потом вышел в холл. На ковре валялись черное лайковое пальто Риты и ее сумочка. Длинный красный шарф тянулся в приоткрытую дверь спальни. Как кровавый след.

Рита спала на необъятной кровати, свернувшись в калачик. Глаза ее были закрыты неплотно. Томас знал, почему иногда люди спят с закрытыми неплотно глазами. Он осторожно снял с нее туфли. Потом взял ее левую руку и сдвинул вверх широкий рукав черного вязаного платья. Он знал, что увидит на вене. Красную точку — след укола. Вот что он увидит. Он только не знал, сколько этих точек.

Их было две.

Томас вернулся в холл и вытряхнул на ковер содержимое сумочки Риты. Так и есть. Изящный футлярчик. А в нем шприц.

«Господи милосердный. Похоже на то, что Ты подбрасываешь мне испытание. Я не спрашиваю за что. Нет, не спрашиваю. Испытания Ты подбрасываешь человеку не за вину, а по силам его. Пусть так и будет. Воля Твоя. Другой бы спорил. А я никогда не спорю. Как скажешь. Но если Ты даешь человеку испытание, то дай же и сил, чтобы его выдержать. Дашь, да? Договорились? Тогда все в порядке».

Глава шестая

Сейфовый замок на стальной двери Мюйра пришлось вырезать автогеном. Было девять вечера. Шел дождь. Яркое синее пламя горелки и полицейская машина с включенными проблесковыми маячками в арке старого дома с лепниной и кариатидами, в котором жил Мюйр, привлекали внимание вечерних прохожих. Стоявшие возле арки белый «линкольн» и красная спортивная «мазератти» сообщали происходящему некий аристократизм и дополнительную притягательность. В арке собралась вежливая эстонская толпа, проявлявшая к происшествию вежливое эстонское любопытство. Вежливые эстонские полицейские вежливо просили толпу разойтись. Толпа не расходилась, но и за символическое ограждение из красно-белой широкой ленты не перла.

За ограждением, как почетные гости, возле невысокого крыльца стояли внук национального героя Эстонии Томас Ребане и три его телохранителя, то есть мы, два патрульных полицейских во главе с молодым степенным лейтенантом — старшим наряда, присланного дежурным по городу, и владелец дома, пожилой меланхоличный эстонец, меланхолично наблюдавший за работой сварщика. Здесь же волновалась молодая русская дворничиха, которая вела хозяйство Мюйра, в десятый раз рассказывала, как она заподозрила неладное, когда обнаружила, что старый господин не отзывается ни на звонки в дверь, ни на звонки по телефону, а в его квартире ни днем, ни ночью не гаснет свет. Она несколько раз звонила в полицию, но на ее звонки не обращали внимания. И только когда господин Ребане потребовал принять срочные меры, господин дежурный по городу прислал господ полицейских.

Как и любой нормальный полицейский, лейтенант вовсе не склонен был искать приключений на свою шею и поначалу не хотел предпринимать никаких энергичных действий. Смена его заканчивалась, а любые энергичные действия всегда имеют своими последствиями то, что приходится торчать на месте происшествия неизвестно сколько. По моему настоянию он прислушался к звукам, которые неслись из окон Мюйра, и после некоторого раздумья согласился, что да, так, это орет кот. Но, по его мнению, это была еще не причина для взлома двери. Тем более что кот орет не все время, а иногда замолкает. И лишь когда я заставил его принюхаться к запаху, который сочился из квартиры даже сквозь плотно закрытую дверь, он распорядился вызвать сварщика.

Стальная пластина вывалилась, открывая доступ в квартиру. К этому моменту я успел намочить под водосточной трубой носовой платок, выжал его, расправил и держал наготове.

Сварщик выключил резак и потянул на себя дверь. Из щели с истошным ревом вылетел Карл Вольдемар Пятый, вскочил на голову домовладельца, оттуда на крышу полицейской машины, с нее на мокрую голую липу во дворе, а уже с липы на крышу дома.

Я сунулся было в квартиру, но лейтенант решительно отстранил меня и бесстрашно перешагнул через порог, исполняя служебный долг. И тут же выкатился по ступенькам крыльца к патрульной машине и начал судорожно блевать на багажник. Это дало мне возможность беспрепятственно проникнуть в жилье старого кагэбэшника и сделать то, из-за чего я и заставил Томаса звонить дежурному по городу и вызывать полицейских. А именно: взять из узкой хрустальной вазы, стоявшей на столе в гостиной, увядшую розу и вынуть из бутона круглую жемчужно-серую виноградину на булавке.

Это был чип, который в этой розе я переправил в жилище Мюйра после нашей прогулки по Тоомпарку. Он сделал свое дело, и его необходимо было изъять, чтобы не создавать дополнительных трудностей эстонской полиции. Если бы при осмотре места происшествия этот чип был обнаружен, это ввергло бы таллинскую полицию в ненужные размышления и отвлекло от охраны правопорядка.

Только после этого я осмотрелся, по-прежнему прижимая к лицу мокрый носовой платок и стараясь дышать как можно реже. Дух в квартире был такой, какой и должен быть там, где несколько дней пролежал разлагающийся труп. Знакомый запах. Запах войны. У войны запах не порохового дыма. У нее запах тлена и стылой гари пожарищ. Во всяком случае, у нашей войны был такой запах. И еще баранья вонь от немытых тел чеченских полевых командиров, которых мы неделями отслеживали, а потом волокли к своим. А иногда и не волокли.

Отставной генерал КГБ Матти Мюйр лежал возле крутой лестницы, ведущей в его спальню. Ноги были на ступеньках, а голова на коврике. Она была вывернута таким образом, что причина смерти не вызывала сомнений. Он свернул себе шею.

Что было причиной падения? Да что угодно: головокружение, сердечная слабость, вызванная сильным душевным волнением. Опознавать его придется по косвенным признакам. Потому что лица у него не было. Был череп в обрамлении серых жестких волос. Да под провалом носа сохранилась не объеденная его любимым котом полоска жестких седых усов. Череп с усами.

Нервных просят не смотреть.

Я вышел из квартиры. Передо мной почтительно расступились. Я выбросил платок, отдышался и приказал одному из полицейских:

— Срочно вызывайте скорую.

— Он жив? — недоверчиво спросил полицейский.

— Нет. Вызывайте скорую для лейтенанта. Пока он не выблевал свой желудок.

Я отдал чип Артисту, чтобы он присовокупил его к прочей спецтехнике, лежавшей в спортивной сумке с надписью «Puma», оставил Муху и Артиста с Томасом, которому предстояло давать объяснения полиции и участвовать в затяжных формальностях, а сам сел в «линкольн» и приказал ехать в гостиницу. Водила тронулся с места, но тут же резко затормозил, выскочил из машины, немного поблевал, а потом очень вежливо, даже заискивающе попросил меня пересесть на заднее сиденье и открыл все окна.

Поднявшись по служебному ходу в номер, я сразу же разделся догола и сложил все шмотки в полиэтиленовый мешок. Потом долго мылся под горячим душем. Натянув треники, вызвал коридорного и велел ему выбросить мешок на помойку. Отдавать одежду в стирку или химчистку не имело смысла. Этот запах все равно будет преследовать меня, даже если его не останется. А когда кажется, что одежда воняет, это все равно что она и в самом деле воняет. Поэтому я дал коридорному триста баксов и попросил сбегать в какой-нибудь магазин и купить мне джинсы, свитер и плащ, размер сорок восьмой, рост четвертый, а сдачу оставить себе. Это его вдохновило. Через час я уже был готов предстать перед секретарем российского посольства, который, как сообщил мне Томас, домогался встречи со мной весь сегодняшний день.

Еще подъезжая к особняку посольству, я обратил внимание, что в здании, несмотря на позднее время, освещены все окна. Пока помощник секретаря посольства, встретивший меня на вахте, вел меня по длинным, устланным ковровыми дорожками коридорам в кабинет шефа, навстречу быстро проходили люди с озабоченными лицами, открывались и закрывались двери кабинетов, шмыгали секретарши, прижимая к выразительным бюстам папки с бумагами. Атмосфера была такой, будто в посольстве вот-вот начнут жечь архивы.